Прокурор по вызову - Фридрих Незнанский

– Вперед! – позволил Турецкий. – Только на звонки женихов будешь отвечать сам. Дальше раздать снимки по отделениям нужно. Кроме того, возможно, девицы вообще не местные. Мы ведь не знаем, где снимали. А вдруг это было в том же «Архангельском» или вообще в Сочи? Тут нужно подумать, а пока давайте проверим столицу. И, пожалуй, придется объявить их в розыск, хотя и не хотелось.

– За что? – спросил Позняк.

– И почему не хотелось? – добавил Ильин.

– «За что», так вопрос не стоит – зачем? Чтобы найти. А найти мы их должны как можно скорее! – Турецкий встал из-за стола, Ильин с Позняком поднялись следом. – Кино про похожего человека посмотрите без меня, появятся соображения – докладывайте.

На встречу Турецкий все-таки опоздал, Лидочка заметно нервничала.

– Выяснили, кто они?

– Пойдем пройдемся, – предложил Турецкий.

Они добрели до ближайшей скамейки, но садиться не стали.

– Твои «темные личности» – подручные депутата Ильичева, знаешь такого?

Лидочка кивнула:

– Коммунист. Кажется лидер какой-то фракции.

– А на фирме у вас он никогда не появлялся?

– Нет. Я, во всяком случае, не знаю. Но с Фурмановым он знаком. На приеме – был какой-то театральный юбилей – я видела, как они мило беседовали. Хотя, конечно, на таких банкетах все друг друга знают.

– Что они сегодня от тебя хотели?

– Просили составить реестр договоров за последние полгода, всех, до каких смогу добраться, а они потом скажут, какие именно их интересуют. Снова говорили о деньгах, о том, что мне придется их вернуть, если сотрудничества у нас не получится, причем и свою часть, и часть Шестова, короче – всего шестьдесят тысяч. Может, осмысленно пойти к Фурманову и рассказать ему все? Пусть сам разбирается с Ильичевым.

– Может быть, но только после того, как мы разберемся с пожаром и пропажей документов.

Он давил на всю железку и все равно опаздывал.

Хмуренко обещал Ладе Рябец привезти деньги за пленку еще час назад. После этого она уже трижды звонила по мобильному. Ее знакомый нервничал, скорей всего банально испугался, что Лада и Хмуренко решили его кинуть. Впрочем, Лада тоже нервничала.

Телефон опять пронзительно запищал. Опять Лада:

– Александр Сергеевич! Он окончательно рехнулся! Кричит, что пойдет сдаваться Ильичеву, если денег не будет через пять минут!

– Не через пять минут, а через пятнадцать! Он что, с Луны свалился? Думает, я двадцать тысяч в кошельке ношу на мелкие расходы? Или по городу на вертолете передвигаюсь? Через пятнадцать минут.

– Не двадцать тысяч, а двадцать пять, – напомнила Лада, – за то, что он при следующей встрече попытается установить, кто такой Глеб Евгеньевич.

– Я же тебе говорил, что у меня тридцать на всякий случай. – Хмуренко, держа руль одной рукой, отчаянно лавировал, стремясь проскочить на желтый свет, и чуть не протаранил идущий впереди вишневый «жигуленок-копейку», – все, не звони больше.

На проспекте Мира образовалась пробка, и он, чертыхаясь, свернул во двор, следом за вишневым «жигулем», идущий сзади еще один «жигуль» – белый – тоже свернул за ними. Во дворе лужи по колено (а может, по пояс, поди разбери), поэтому приходилось ползти со скоростью старой, хромой черепахи. Хмуренко начал нервничать: может, позвонить Ладе, чтобы успокоила своего придурка? Если он закатил ей истерику из-за часовой задержки с оплатой, пожалуй, он и вправду чокнутый, того и гляди, в самом деле побежит к Ильичеву каяться.

Хмуренко оглянулся назад, машины по проспекту Мира понемногу двигались, может, не стоило сворачивать?

Пассажир на переднем сиденье в белых «Жигулях» чуть не по пояс высунулся в окно и, размахивая руками, что-то закричал, по-видимому пытаясь привлечь внимание Хмуренко. Он притормозил и еще раз оглянулся, неужели колесо проколол?! Нет вроде. Мужик продолжал кричать и размахивать руками. Выглядел он достаточно странно: лет сорок – сорок пять, худой как жердь, небритый, в камуфляже с непонятной эмблемой. Их разделяло метров пятнадцать, и слов его из-за шума двигателя Хмуренко разобрать не мог. Еще один придурок, подумал он, но на всякий случай заглушил мотор и вылез из кабины.

Пассажир «Жигулей» открыл дверцу, схватил камень и запустил в Хмуренко, он едва успел увернуться. Следующий булыжник тут же с хрустом угодил в заднее стекло. Водитель «копейки» выскочил из машины следом за пассажиром, он был грузный и немолодой, в таком же камуфляже, с монтировкой в руках.

Придурки, подумал Хмуренко. Он прыгнул за руль, судорожно повернул ключ зажигания и дал полный газ. Его «вольво» рванул с места, как раненый тигр, но тут случилось непредвиденное: идущий впереди вишневый «жигуль» угодил правым передним колесом в яму, скрытую водой, осел набок и остановился. Хмуренко, продолжая давить на газ, резко крутанул руль влево, но машина не послушалась, «вольво» понесло юзом по глубокой жирной грязи прямо на «жигуль».

Удара он не почувствовал: сработала пневматическая подушка безопасности, но лязг и скрежет стоял такой, что уши заложило напрочь, как при контузии. Двигатель заглох. Он кое-как освободился от подушки. Первым, что он увидел, были двое мужиков в камуфляже, вознамерившиеся крушить лобовое стекло. Один по-прежнему сжимал в руках монтировку, другой, тот, что швырялся булыжниками, вооружился теперь метровым обрезком водопроводной трубы.

Стекло выдержало пять ударов, после чего безвольно прогнулось внутрь кабины. Нападающие, изрыгая нечленораздельные проклятия, приложились еще несколько раз изо всех сил, и стекло провалилось внутрь целиком, прямо Хмуренко на колени.

Водитель с монтировкой, на удивление легко для такой туши – добрых сто двадцать килограммов, – запрыгнул на искореженный после столкновения капот «вольво», оставив на металле еще одну крупную вмятину.

– Ну что, ублюдок, – заорал он, просунув голову в кабину, – как тебе раскол в компартии?! – Войдя в раж, он подпрыгнул несколько раз, колотя монтировкой по крыше и издавая страшный грохот, а затем, изловчившись, ударил вжавшегося в сиденье Хмуренко по лицу.

От удара опять заложило уши и потемнело в глазах.

– Это тебе, ублюдок, пока цветочки! – продолжал бесноваться толстяк, но Хмуренко слышал его с трудом, – будут еще и ягодки! Ты понял, урод?! Поменьше мели своим дерьмовым языком!

Он на прощание еще раз саданул по крыше и спрыгнул на землю.

Хмуренко пришел в себя оттого, что кто-то тряс его за плечо. В глазах по-прежнему было темно. Первым делом он нашарил бардачок и сунул руку внутрь. Деньги вроде целы. Он осторожно покрутил головой и поморгал. Вроде все нормально, а не видно ничего потому, что кровь из разбитого лба затекает в глаза. Хмуренко вытер лицо платком, а другим зажал рану.

Попробовал завестись, ничего не получилось.