Малуша. Книга 1. За краем Окольного - Елизавета Дворецкая

Малуша не сводила глаз в его спины, хотя и предполагала, что лесная жизнь развила в нем способность спиной чувствовать взгляды. Но зрелище это ей очень нравилось. Широкие плечи, стан, сужающийся к поясу, крепкие округлые мышцы на руках… Ей показалось, что на спине у него несколько старых шрамов, но в полутьме было трудно разглядеть. От вида его красивой спины Малуша почувствовала волнение. Только сейчас она осознала, что вот уже сутки живет в этой избушке с мужчиной в расцвете лет. И что другие девы попадали в эту избушку ради известной цели, нужной для удачного замужества… Уж этот наделит их способностью рожать сыновей, «здоровых, как медведей», кто бы сомневался!

Но тут Князь-Медведь снова оделся, закрыл лицо малой кожаной личиной и повернулся к ней. Малуша к этому времени уже сидела, чинно сложив руки и задумчиво глядя в печь…

– Давай, расскажи, что там дальше было, – велел Князь-Медведь, когда она во второй раз за этот день вымыла две ложки и горшок после еды. Голос его звучал легче, чем вчера, как будто ее присутствие уже не казалось ему необычным.

– С кем было?

Весь день думая о том, что будет дальше с ней самой, Малуша и забыла, что вчера начала рассказывать о неудачном замужестве Сигне, дочери Вёльсунга.

– Ну, с князем тем, который дочку замуж выдал, а тот подлец зять его со всей дружиной перебил еще у лодок.

– А, Сиггейр! Когда убили князя Вёльсунга, в живых оставались только десять его сыновей, а у Сиггейра еще была против них рать огромная, – начала Малуша. – И вот взяли их в плен и повязали крепко…

Она рассказывала, как десятерых пленников оставили связанными в лесу, как страшная старая волчица приходила каждый день и съедала одного из них, пока Сигне не сумела хитростью избавить Сигмунда, любимого своего брата, от волчицы и освободить. Как он начал жить в лесу. Как Сигне по очереди присылала к нему двоих своих сыновей от Сиггейра, но оба они оказались слабаками и трусами – все в своего подлого родителя, – и она сама приказывала Сигмунду убить их.

Князь-Медведь слушал без единого звука и даже почти не шевелился, глядя в устье печи. Малуша, сидя по-вчерашнему на лежанке, едва различала его в полутьме, но не сомневалась, что он слушает, полностью поглощенный ее рассказом. С тем древним Сигмундом у него было много общего…

– Однажды пришла к Сигне вещая женщина, мудрая колдунья. Она умела менять людям обличья. Сигне ее попросила, чтобы они поменялись обличьями между собой, и так они и сделали. Колдунья осталась жить вместо нее с Сиггейром, и он не заметил, что вместо жены у него другая женщина. А Сигне пошла в лес, к избушке, где жил Сигмунд, и сказала ему, мол, в лесу заплутала, позволь мне переночевать у тебя…

Дойдя до этого места, Малуша вдруг смутилась: все было почти как у них вчера. Но Князь-Медведь еще не знал, что будет дальше, а она знала…

– Принял ее Князь-Ме… о, ну, Сигмунд, я хотела сказать. Сели они за стол, и он подумал, что это очень красивая и ладная женщина… – Малуша невольно понизила голос, как будто ей приходилось хвалить саму себя. – И пока они ели, он все на нее смотрел. А потом он сказал, что хотел бы, чтобы у них была одна постель на эту ночь, если она согласна. И она согласилась, и провела она у него в доме три ночи, и все между ними было так же. Потом Сигне вернулась к себе домой и опять поменялась с колдуньей обличьями. А потом у нее родился сын. Был он больше любого младенца, крепкий и сильный. Это потому что всей своей кровью он был из рода Вёльсунга, по отцу и по матери, и превосходил всех людей…

Малуша запнулась, вдруг подумав о своем ребенке. Они со Святославом были не так близки по родству, как те брат и сестра. Ее бабка, Мальфрид, по которой Малуша получила имя, приходилась родной сестрой Ингвару, Святославову отцу. То есть она Святославу двоюродная племянница. Будь каждый из них на одно поколение младше, брак между ними был бы допустим. Но этот позор содержит в себе и преимущество: ребенок от их связи будет и по отцу, и по матери происходить из рода Олегова.

Князь-Медведь поднял голову и взглянул на нее сквозь прорези, словно спрашивая: что ты замолчала?

– А что если она знала? – медленно выговорила Малуша, обращаясь не столько к нему, сколько к своим мыслям.

– Да уж конечно знала, – уверенно ответил Князь-Медведь. – Она ж поняла, что от того змея поползучего, мужа ее, доброго приплоду не будет. Вот и сделала, чтобы от доброго семени сына принести.

– Я про Эльгу. Она тоже знала, что от меня и… И такой сын будет сильнее, чем те двое… В нем кровь Олегова будет густа, как вино, а у тех двоих, сынков Прияны и вуйки моей Горяны, жидка, как вода. Но они – от вольных матерей, водимых жен… Они старшие. Она боится за них. Потому и хотела меня с белого света сжить. Чтобы у меня не родился такой сын, что тех двух во всем превзойдет.

Малуша молчала, заново потрясенная полным пониманием своего положения. Вот в чем дело. Кровь ее будущего сына – не позор. То, что они сотворили, запрещено для обычных людей, но так поступали те люди, которым сам Святослав стремится подражать. Величайшие воины древних времен. Этого ребенка, которому только через полгода настанет срок родиться, уже сейчас боится сама княгиня Эльга! Потому что он будет вдвое сильнее любого из ныне живущих отпрысков Олегова рода – и ее самой, и двух ее старших внуков. И если уж она не решилась, как бестрепетная Сигне, пролить родную кровь, то попыталась лишить этого ребенка имени. Родись он сыном какого-нибудь Нежаты Милонежича – никому он не будет страшен.

Пока не явит себя однажды, сбросив чужие шкуры… У Малфы даже дух перехватило – ей мерещился витязь, под чьей поступью содрогаются облака…

Князь-Медведь молчал, но она чувствовала, что он внимательно ее разглядывает.

– Я не вернусь к ним, – наконец сказала Малуша, тихо, но с нерушимой убежденностью. – Я останусь… я хочу остаться. – Она подалась к Князю-Медведю. – Ты позволишь мне здесь пожить, пока мой сын не родится? Прошу тебя! – Она стиснула руки в мольбе. – Здесь его никто не посмеет тронуть. Здесь он появится на свет внуком Олеговым, а не каким-нибудь…

– Здесь он родится сыном медведя… – медленно выговорил хозяин. – Сыном Нави.

– И пусть! Сигмунд с сестричем-сыном его тоже волчьи шкуры носили и в чаще людей разрывали, как звери. А потом у Сигмунда был другой сын, от новой жены, его звали Сигурд, он тоже был великим воином, и он о себе говорил: «Я зверь благородный». И говорил, что нет у него ни отца, ни матери. А он был величайшим из людей! Я хочу, чтобы мой сын тоже был величайшим из людей! Хочу, чтобы Навь его вырастила. Очистила, как земля, и силой наделила. Тогда никто не станет его попрекать и все будут почитать кровь Олега Вещего в нем!

– На легкую ли жизнь ты его обрекаешь?

В голосе Князя-Медведя Малуше послышалась насмешка, но это не могло ее смутить.

– Кто легко живет, тому славы не видать! Я соткала для себя и для него сильную судьбу. – Она показала на свой тонкий белый поясок. – Нити для него спряла на золотом веретене Зари. Нам только укрытие нужно, пока он не родится и в силу не войдет. Лет до десяти. А потом все увидят, что рожден он не на позор, а на великую честь и славу!