Лазоревый грех - Лорел Гамильтон

Я глянула на Жан-Клода. Он был по-прежнему красив, но ятеперь могла на него смотреть без желания вокруг него обвиться.

— Интересно, — произнесла я.

— Если бы ты позволила Дамиану коснуться тебя такимобразом полгода назад, мы бы узнали раньше, — сказал Жан-Клод.

Было время, и не очень давно, когда я бурно реагировала налюбое упоминание о своих недостатках и промахах, но среди моих недавно принятыхрешений было еще и не спорить обо всем подряд. Самой выбирать предметыконфликта — вот моя цель.

Жан-Клод кивнул, подошел ко мне и вытянул руку.

— Мои извинения за прежнее неблагоразумие, ma petite,но я теперь хозяин, а не пешка для того огня, что сжигает нас обоих.

Я поглядела на эту руку, такую бледную, изящную, с длиннымипальцами. Даже когда молчал ardeur, Жан-Клод манил меня как-то так, что мнетрудно это описать словами. Я взяла его за руку, все еще цепляясь за локотьДамиана. Пальцы Жан-Клода сомкнулись на моих, но сердце мое осталось спокойным.Ardeur не поднял свою мерзкую голову.

Жан-Клод поднес мою руку к лицу, слегка коснулся губами. Иничего. Он рискнул чуть провести губами по руке — у меня перехватило дыхание,но ardeur не возник.

Жан-Клод выпрямился, все еще держа меня за руку. Онулыбнулся той ослепительной улыбкой, которую я так ценила, потому что она быланастоящая — или настолько близка к настоящей, насколько это возможно. Онстолетиями тренировал лицо, чтобы каждое его движение было изящно, грациозно ине выдавало никаких эмоций. Для него было очень трудно реагироватьнепосредственно.

— Пойдем, ma petite, встретим наших гостей.

Он предложил мне руку и посмотрел на Дамиана.

— Возьми ее другую руку, mom ami, и введем ее внутрь.

Дамиан положил мою руку на гладкую мускулистую кожу своегопредплечья:

— С радостью, хозяин.

Обычно Жан-Клод не любит, когда его вампиры называют егохозяином или мастером, но сегодня следует соблюдать формальности. Мы хотимпроизвести впечатление на тех, на кого уже сотни лет никто не мог произвестивпечатление.

Ашер вышел вперед раздвинуть драпри, чтобы мы вошлиторжественно, не отбивая шторы в сторону. Есть причины, по которым портьеры удверей вышли из моды.

Единственным минусом в том, что по обе стороны от меня шликрасивые вампиры, было то, что нельзя будет быстро выхватить пистолет. Конечно,если мне придется выхватывать оружие сразу у двери, значит, ночь будетнеудачная. Настолько, что мы сможем пережить ее, но не следующую.

Мюзетт стояла у белого кирпичного камина. Это должна былабыть она, потому что она была единственной белокурой Барби в комнате, а именнотак описал ее Джейсон. У него есть много недостатков, но неумения точно описатьженщину среди них не числится.

Она действительно была миниатюрна — ниже меня на целых тридюйма. То есть всего где-то футов пять в высоту, если под длинным белым платьемнет туфель на каблуках, а если есть, то она еще миниатюрнее. Волосы падали наплечи белокурыми волнами, но брови у нее чернели точеными дугами. Либо оначто-то красила, либо была из тех редких блондинок, у которых цвет волос наголове и на теле не совпадает. Это бывает, хотя и редко. Белокурые волосы,бледная кожа, темные брови и ресницы, обрамляющие глаза, синие, как искоркинеба. Я заметила, что у нее глаза на пару оттенков синее Джейсоновых. Можетбыть, из-за темных ресниц и бровей они кажутся живее.

Она улыбнулась розовым бутоном губ, таких красных, что здесьне обошлось без помады. Заметив это, я заметила и остальную косметику. Отличноналоженную, едва заметную, но можно было увидеть те несколько штрихов, создающихэту поразительную, почти ангельскую красоту.

Ее pomme de sang стояла перед ней на коленях, как комнатнаясобачка. Длинные каштановые волосы девушки были уложены на макушке сложнойконструкцией кудрей, от которых она казалась еще моложе. Она была бледна — непо-вампирски бледна, а просто, и холодная голубизна ее длинного старомодногоплатья не придавала ей цвета. Изящная шея гладкая, нетронутая. Если Мюзеттберет у нее кровь, то откуда? А хочется ли мне это знать? Пожалуй, нет.

Между камином и широким белым диваном с золотыми исеребряными подушками стоял незнакомый мужчина. Он был противоположностьюМюзетт почти во всем. Куда выше шести футов ростом, сложен какпловец-переросток — широкие плечи, узкая талия, узкие бедра, а ноги — большемоего роста каждая. Волосы черные, такие же, как у меня — с синимпроблеском, — завязаны в косу на спине. Кожа настолько темна, насколькоможет быть кожа, несколько столетий не видавшая солнца. Я готова была ручаться,что он легко загорает, только у него не много возможностей для этого. Глаза —странно зеленоватые, аквамариновые, как воды Карибского моря. На этом темномлице они резко выделялись и должны были бы добавлять красоты и теплоты, но былихолодными. Он должен был быть красив, но не был — все портило мрачное выражениелица. Будто у него всегда плохое настроение.

Может, дело было в его одежде — он будто сошел с картиныстолетней давности. Войди я сюда в трико, я бы тоже была склонна брюзжать.

Хотя я была с двух сторон окружена мужчинами, но определенноведущим в нашей группе был Жан-Клод. Он подвел нас к двум мягким креслам,золотому и серебряному, тоже с грудой белых подушек. Остановился он перед белымдеревянным кофейным столиком с хрустальной вазой белых и желтых гвоздик. Дамианостановился одновременно с ним, застыл неподвижно под моей рукой. Джейсонграциозно плюхнулся в золотистое кресло, ближайшее к камину. Ашер остался по тусторону от серебряного кресла, насколько можно было далеко стать от Мюзетт, невыходя из комнаты.

Она что-то сказала по-французски. Жан-Клод ответил на том жеязыке, и я поняла: он ей сказал, что я по-французски не говорю. Она что-то ещесказала, что осталось для меня тайной, и перешла на английский с сильнымакцентом. У вампиров, особенно в Америке, акцент бывает редко, но у Мюзетт его былохоть лопатой греби. Такого сильного, что, если бы она заговорила быстрее, я быее не поняла.

— Дамиан, ты уже давно не радовал наш двор своимприсутствием.

— Моя прежняя госпожа была равнодушна к придворнойжизни.

— Да, она оригиналка, твоя госпожа Моровен.

Тело Дамиана среагировало на имя как на пощечину. Япогладила его по руке, как гладят встревоженного ребенка.

— Моровен достаточно сильна, чтобы претендовать накресло в Совете. Ей даже предлагали освободившееся место Колебателя Земли,причем в дар, без боя. — Мюзетт смотрела на Дамиана, изучала его лицо,тело, реакции. — Почему, как ты думаешь, отвергла она такую щедрость?

Дамиан сглотнул слюну, дыша прерывисто.

— Как я уже сказал... — он прокашлялся, чтобызакончить, — моя прежняя госпожа не из тех, кто любит придворную жизнь.Она предпочитает одиночество.