Особо дикая магия - Эллисон Сафт

– Эм-м, мисс Уэлти?..

Мэгги вздрагивает, ошеломленно хлопает глазами, уставившись на него. Голосом, который звучит как спросонья, она выговаривает:

– Пахнет алхимией.

– Что, правда?

– Да. – Она многозначительно устремляет взгляд на начертанные грязью символы на его ладонях. Он поспешно сует их в карманы, но выражение ее лица вдруг смягчает любопытство. – Так вы уже умеете пользоваться алхимией?

– Разумеется, умею, – вырывается у него более желчный ответ, чем он хотел бы дать.

– Вы говорили, что во всех прочих ученичествах потерпели неудачу.

– Никогда я такого не говорил. Вы сами пришли к такому выводу. И правильно сделали, но это к разговору не относится. – Обмякнув, он садится на колоду и стонет. – Клянусь, не такой уж я плохой алхимик. Просто… экзамены сдаю неважно.

– В таком случае, посмотрим.

– Ну-у… э-э…

Ей требуется всего секунда, чтобы выведать, что он хотел скрыть. Она наклоняется, чтобы поднять колун, и чертыхается сквозь зубы, не сумев даже сдвинуть его с места. Ее лицо кривится, на нем отражается причудливая смесь замешательства и досады.

– Он же тяжелый как наковальня. Что вы с ним сделали?

– Я пытался проявить находчивость! Просто вроде как что-то напутал с химией.

Она смотрит на него исподлобья.

– Нельзя совершать трансмутации, если не умеете. Это опасно.

– Кто сказал? У меня появилась гипотеза, я ее проверил. Это же наука.

– Нет, не наука. А порча имущества.

– Да я все исправлю, клянусь вам!

Мэгги встряхивает головой, словно разубеждает себя говорить то, что ей хочется. Потом с чопорным видом вытирает пыль с рук о юбку.

– Делайте что хотите. Желаете играть с огнем – ваше право.

В ее словах слышится такое разочарование, что Уэсу кажется, будто он провалил очередной экзамен, даже не подозревая, что сдает его. В отчаянной попытке спасти хотя бы частицу своей гордости он говорит:

– Я немного дров наколол – может, подойдет в качестве утешения.

Она переводит взгляд на жалкую кучку растопки у его ног.

– Слишком толстые щепки.

– Я могу наколоть их потоньше, – с несчастным видом предлагает он. Ладони протестующе пульсируют болью.

– Нет. Просто… оставьте, – роняет она в изнеможении, словно он – самый никчемный человек, с каким ей только выпало несчастье говорить. – Я сама разберусь с ними потом. Идите в дом, пока не простудились.

Уэс старается не думать о ее последних словах, шагая следом за ней. В доме едва ли теплее. Бедокур, свернувшийся клубком у двери, испускает протяжный, трагический вздох, когда они входят. Уэс дружески толкает его носком ботинка. Бедокур кряхтит, пытаясь перевернуться на бок, и поджимает хромую лапу. Встав рядом с ним на колени, Уэс услужливо чешет ему бок. Шорох кажется гулким в мрачном молчании из кухни. Немного погодя оттуда доносится «тук-тук-тук» ножа Мэгги.

Внезапно его поражает мысль о том, какую же тоску наводит происходящее. И это ее жизнь.

Ему невольно вспоминается, как Джейме обошелся с ней в пабе, а также слухи, которые долетали до него еще в Дануэе – что Ивлин Уэлти чудовище и отшельница. Хоть он ее и в глаза не видел, его не покидают мысли о том, есть ли хотя бы толика истины в этих слухах. Что же это за мать, если она бросила дочь одну на долгие месяцы?

Мэгги, вероятно, уже хватило общения с ним на сегодня, но он считает, что его компания наверняка лучше, чем никакой. Порой он ловит на себе ее взгляд – такой, будто она собирается о чем-то спросить его. И потом, ему нравится, как от раздражения меняется ее лицо. Когда она пытается удержаться от упреков, ее глаза блестят гораздо ярче.

– Пес говорит, что больше любит меня, – с хитрым видом заявляет Уэс.

– Это не пес, а кунхаунд.

– Ладно. Этот кунхаунд говорит, что меня любит больше.

Мэгги не удостаивает его ответом.

Уэс сникает. С несущественного замечания такого рода у него дома могла бы начаться целая война. При одной мысли о сестрах его сердце становится тяжелым, как его заряженный алхимией колун. Он вновь тоскует по дому. Хуже того, ему одиноко. Сюда никто и никогда не ходит в гости. Все уверяли его, что в глубинке Нового Альбиона уютно, как под вязаным пледом, что люди здесь душевнее, чем в большом городе, а узы между ними прочнее. Как было в Банве, до того как посевы поразила ржа, а голод выкосил селян. Никто из тех, от кого он это слышал, явно не бывал в Уикдоне.

На протяжении нескольких недель после смерти отца квартира их семьи постоянно принимала гостей. Сколько крепких объятий он вынес! Сколько обедов домашнего приготовления они с трудом втискивали в свой ледник! Сколько траурных песен сыграли! Порой от этого становилось душновато, но теперь он ничего не жаждал так, как этих проявлений любви. Знает ли Мэгги вообще, чего лишается?

Уэс старается не поддаваться сочувствию к ней. Она не проявила интереса ни к одному белому флагу дружбы, выброшенному им, и он вряд ли забудет, какими были ее глаза, когда она рявкнула «Мне пора» в ответ на его вопрос, не плохо ли ей. Хрупкое чувство товарищества, возникшее между ними вчера, разрушилось, и Уэсу опять так же одиноко, как в первый день, проведенный здесь.

– Слушайте, – говорит он неожиданно угрюмо, – а телефон у вас есть?

– Телефонная будка в городе.

Ну само собой, до ближайшего телефона пять миль. Он уже совсем не удивляется.

Не ответив, он встает и свистом зовет собаку. И не может не заметить, каким кислым становится лицо Мэгги, когда Бедокур потягивается, встряхивает ушами и послушно трусит за ним. Возможно, не только ему, Уэсу, захотелось глотнуть свежего воздуха.

– Возьмите его на поводок, – советует она ему вслед. – Иначе за границы усадьбы он не выйдет.

Он слышит в ее голосе невысказанное предостережение: «Я вам не доверяю. Вдруг вы его потеряете».

– Да-да, – Уэс хватает поводок с крючка на вешалке и пристегивает его к ошейнику Бедокура.

Пока они идут вниз по горной дороге, Уэс пытается убедить себя, что поступает правильно, оставаясь здесь. Всю его жизнь Мад и учителя называли его лентяем, бездельником, канительщиком. Из тех парней, которые выезжают за счет поверхностного обаяния. Все это больно ранит, но ведь он же не давал им оснований считать иначе. Он не виноват в том, что родился дружелюбным, однако именно он превратил это свойство в щит против собственного отчаяния. Какая разница, если бы Мад узнала, что груз неудач раздавил бы его, если бы он позволил? Относиться к нему лучше она бы не стала. И вот он здесь, прикидывается дровосеком и попусту растрачивает жизнь. Наверное, ее презрение он заслужил.

Господи, ему просто необходимо поговорить с мамой, пока угрызения совести не доконали его.