Женщина-Кошка. Похитительница душ - Сара Маас

Эти деньги могут помочь тем, кто здесь прозябает. Перевернуть их жизнь. Спасти.

Позже.

Все это случится, но позже.

Игра только начинается, и нужно сделать еще очень многое.

Но все равно Селина постояла на краю Ист-Энда еще немного.

На следующее утро отец Люка взял трубку на втором гудке.

Сегодня пятница, а значит, Люциус Фокс сейчас сидит за своим сияющим столом исполнительного директора, в сияющем кабинете исполнительного директора и готовится к встрече совета директоров в понедельник, а потом уйдет с работы пораньше, чтобы немного поиграть в гольф.

– Люк, – поздоровался отец.

Люк улыбнулся, шагая по подземной парковке. Он всегда улыбался и, наверное, всегда будет улыбаться, слыша хрипловатый голос своего отца.

– Доброе утро, пап.

Он почти слышал, как отец потягивает свой зеленый смузи. Он выпивал по одному каждый день: «Еда для мозга», – на этом настаивала мама. Она и Люка пыталась заставить и даже купила ему соковыжималку. Но у него не хватало смелости (и наглости) сказать ей, что он даже не распаковал подарок.

Отец поинтересовался:

– В офисе сегодня будешь?

– Уже еду.

Люк нажал кнопку на брелке, снимая сигнализацию с серебристого «порше-911». Прежде чем продолжить, он расположился в роскошном салоне и закрыл дверь машины.

– Я хотел узнать, найдется ли у тебя час-другой, прежде чем ты с головой уйдешь в работу?

– Новый эксперимент?

Люк снова почти увидел, как его отец выпрямился в кожаном кресле. Брюс оказал Люциусу большую (и весьма заслуженную) честь, назначив его исполнительным директором, но отец особенно не скрывал, что его истинная страсть – это отделение прикладной науки.

Люк положил телефон в пустой держатель для стакана и переключил разговор на громкую связь.

– Жаль тебя расстраивать, но нет.

Смиренный вздох. Люк ухмыльнулся, нажал на газ и стал сдавать назад.

– Мне нужно исследовать одну пулю. Оборудование еще там?

– Может, чуть-чуть запылилось, но должно быть.

– Хорошо. А ты не мог бы…

– Уже пишу в службу эксплуатации, чтобы они отправили ее на седьмой.

Что видели сотрудники «Уэйн Индастриз» на седьмом уровне… Люк знал, что его отец хорошо им платил. Но еще он знал, что в этом городе преданность продавалась и покупалась, и именно поэтому седьмой уровень чаще всего оказывался пустым бетонным залом. Пока несколько кнопок все не изменят.

– Спасибо, пап, – сказал Люк, поднимаясь на автомобильном лифте и встраиваясь в утренний поток машин. Три километра до работы наверняка придется ехать вечность. Он ждал, что отец станет расспрашивать его о пуле, поэтому следующий вопрос застал его врасплох.

– Ты в воскресенье на вечеринку придешь?

– Какую вечеринку?

– В честь Дня труда.[7] Фейерверков не будет, – негромко добавил отец. – Даже у соседей. Я добился, чтобы в городе приняли закон о тишине, защищающий от шума местную фауну.

Люк не мог описать словами, как много для него значило, что его отец сам решил этот вопрос за него и столько сделал, чтобы удостовериться, что ему будет комфортно. Он чувствовал, как в нем растет чувство вины, когда ему пришлось ответить:

– Я не могу. Работаю.

Его отец знал, что он имеет в виду.

– Даже на один вечер?

– Тебя мама специально попросила вызвать у меня чувство вины?

Люк подавил желание посигналить водителю, который прохлаждался на полосе для поворота налево, пока зеленый свет зажигался и потухал. Даже носитель фамилии Фокс сталкивался с определенными трудностями. Например, недавно два копа приказали ему съехать на обочину, хотя он не превышал.

У него перед глазами до сих пор стояли те двое полицейских, которые обступили его «порше» с обеих сторон. Он все еще чувствовал, как швы обшивки врезаются ему в кожу: он держал руки на виду и сжимал руль, пытаясь противостоять закипающей злобе. Все еще чувствовал яростную пульсацию в теле, пока он разговаривал так четко, как только мог, сдерживая свой пыл. Медленно, очень медленно он достал кошелек и права.

Но стоило копам увидеть его имя и адрес, как их глаза округлились. Полицейский, который стоял со стороны водителя, стал красным, как рак, а губы у него побледнели прежде, чем он смог выдавить извинения, будто слова у него во рту были, как прокисшее молоко.

У Люка несколько часов ушло на то, чтобы избавиться от дрожи и бурлящего гнева – так сильно у него тряслись руки. Он и сейчас злился. И не только на себя.

– Я не пытаюсь вызвать у тебя чувство вины, – сухо сказал его отец. – Но я хорошо представляю, что будет с мамой, когда я скажу ей, что ты не приедешь. И пытаюсь этого избежать.

– Я бы очень хотел приехать, – вздохнул Люк. – Но пока Брюса нет в городе… Я не могу.

– Брюс в прошлом году на вечеринке был. И ты тоже. Кто тогда охранял Готэм? Альфред?

Люк сжал руль:

– Зачем я вам там так нужен?

Длинная пауза.

– Ну-у-у, возможно, мы пригласили несколько девушек, которым…

Люк взревел:

– Господи, пап. Правда? Опять?

Он любил своих родителей больше всего на свете, знал, что ему с ними очень повезло, но… они пытались свести его с кем-нибудь с той самой минуты, когда он ступил на взлетно-посадочную полосу. И когда им было нужно, они забывали, что он вообще не ходит на свидания.

Отец откашлялся. Люк нахмурился.

– Произошла целая серия профессиональных ограблений. День труда – идеальные выходные, чтобы нанести новый удар. Полгорода разъедется по пляжам, особенно богатые.

– Да?

– Что-то ты не очень взволнован.

Его отец хмыкнул:

– Меня скорее пугает перспектива освобождения из «Лечебницы Аркхэм» определенных лиц. Кто-то кого-то обокрал? Я, пожалуй, соглашусь на это, чем на все остальное.

Люк тоже так считал. Пока он был за океаном, в Готэме творилось черт-те что. Он не представлял, как Брюс с этим управлялся один.

– Я найду, чем загладить свою вину перед тобой. И мамой.

– Походом на бал Музея Готэма на следующей неделе.

Люк снова застонал:

– Ты уже все заранее продумал?

Его отец рассмеялся:

– Ну, меня же не просто так исполнительным директором назначили.