Черное облако души - Татьяна Бочарова

Все время, что шёл обыск, Никита Кузьмич находился в прострации. Так же в полубессознательном состоянии он беседовал по телефону с Петровской. Внезапная смерть жены стала для него сокрушительным ударом. Но ещё более страшным и неожиданным ударом было предательство человека, который успел стать ему ближе всех на свете. Влада, его гордость, красавица и умница, оказалась обманщицей и аферисткой. Мало того – убийцей!! Теперь, после вчерашней ночи, Никита Кузьмич не сомневался, что Петровская права: Влада имеет прямое отношение к смерти несчастной Нади. Что-то произошло между ними, о чем та, умирая, пыталась сказать ему. Но что? Владе нужны были деньги, и она их получила. Неужели этого ей показалось мало? Она нагрянула в квартиру неожиданно, полагая, что Никиты нет дома – ведь он сам сказал ей, что уйдет по делам. Хотела найти ещё деньги? Или надежно припрятанные драгоценности? Конечно, старики почти все время дома, при них по шкафам особо не пошаришь. Очевидно, Надежда Сергеевна что-то заметила, заподозрила ее, и тогда Влада хладнокровно столкнула ее со стремянки. А после ей ничего не оставалось как поспешно скрыться с места преступления. Обокрасть их она так и не успела – из квартиры ничего не пропало.

Никита умом понимал, что должен сдать Владу полиции со всеми потрохами, рассказать про Машу, про свою командировку в М. Возможно, как-то удастся выйти на след преступницы, вычислить, где она прячется. Однако сердце его отказывалось верить в то, что Влада – злодейка, и он продолжал упорно молчать. Слава богу, Петровская ни в чем его не заподозрила, сочтя обычным старым маразматиком, которого проще простого обвести вокруг пальца. И то верно – сколько вокруг таких доверчивых стариков, с готовностью сообщающих мошенникам пин-код от пенсионной карты, впускающих в дом воров под видом соцработников и газовщиков, охотно верящих в то, что стали счастливым обладателем выигрыша в очередном лохотроне. Обо всем этом поведал Никите Кузьмичу разговорчивый помощник Петровской, парень по имени Андрей.

Организацией похорон занялся Куролесов, он же обзвонил родных и друзей. Из Берлина прилетела Алла, одна, без мужа и без Рудольфа. Николай не приехал – сказал по телефону, что накануне сломал ногу на горнолыжном курорте и лежит в гипсе в местной больнице. На кладбище пришла пара соседей, две подруги Надежды Сергеевны, племянница Майя, дочь ее рано умершей сестры, и коллеги Никиты Кузьмича с завода. Майя горько и безутешно рыдала, подруги тихо перешептывались и крестились. Хромов вытирал мокрую физиономию и хмурил густые кустистые брови. Остальные маячили молчаливыми тенями, подходили к Никите с соболезнованиями, подносили цветы к гробу.

На поминках все быстро напились, и даже Куролесов – он за эти дни умотался так, что на ногах не стоял. Только Майя, которая на ушко призналась Никите, что в положении, ничего не пила, оставалась трезвой и продолжала лить слезы по умершей тетке…

Пролетела предновогодняя неделя. Новый год Никита Кузьмич и Шоколад встретили вдвоём. Ёлка, которую так и не распаковали, тихо и печально осыпала в углу свою пахучую хвою. Никита сидел перед портретом Надежды Сергеевны и пил коньяк, закусывая подаренной осетриной, а Шоколад смачно глодал косточку под столом.

Пробили куранты. Никита Кузьмич смахнул набежавшие на глаза слёзы, кряхтя, поднялся из-за стола и, пройдя по коридору, остановился у двери в кабинет. Он постоял немного, кусая губы, затем вошёл. Раскладушка, на которой спала Влада, так и стояла напротив письменного стола. Постель была сбита – оперативники перерыли все, что могло иметь хоть какое-то отношение к подозреваемой. Никита вспомнил, как Влада застилала ее каждое утро, перед тем как уйти в колледж, аккуратно, без единой морщинки и складочки. Он горько усмехнулся: в колледж. Это он, старый дурак, так думал. А куда на самом деле уходила эта подлая обманщица, одному богу известно…

Никита тяжело вздохнул, расправил матрас и одеяло, взбил подушку и покрыл постель покрывалом. Посидел немного, оглядываясь по сторонам… Глупо. Ничего ему здесь не найти – все вещи Влады забрала полиция. Никита втянул носом воздух и почувствовал едва уловимый аромат сирени – так всегда пахли Владины духи. И тут же ему стало невыносимо горько и больно. О чем он думает? Надя мертва, его Надя, женщина, с которой он прожил полвека, которая вырвала его из лап смерти. А он сожалеет о какой-то девке, к тому же причастной к ее гибели! Никита резко поднялся с кровати и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

«Зима – это худшее, что может случиться в моей жизни. Все вокруг умерло. Я смотрю в окно на белые неподвижные сугробы. Мне кажется, время остановилось. В квартире холод собачий, батареи едва тёплые. Я с утра сижу в пальто, ноги в шерстяных носках. Пью горячий чай, чашку за чашкой, и жду Галку. Она приходит к обеду, и не одна – с ней подружка. Ее зовут Алиса. Они познакомились прошлым летом, Алисина семья недавно переехала в наш городок. Отец у неё военный врач. Я пару раз видела его во дворе – высокий, статный мужчина с седыми висками и чеканным, загорелым лицом. Однажды он подошёл ко мне и спросил, что со мной случилось, почему я не могу ходить. Узнав причину моей инвалидности, сказал, что я, возможно, смогла бы встать на ноги, но нужна операция. Сложная, дорогая операция, ее делают только в Москве. Я только усмехнулась в ответ. Откуда у меня деньги? Моя жалкая пенсия по инвалидности позволяет еле-еле сводить концы с концами. Ну ещё копейки, которые я получаю от своего вязания, но они не в счёт.

Алиса очень милая и добрая девочка. Вообще они с Галкой обе славные, но Алиса нравится мне больше. Во-первых – она очень красивая. Густые, каштановые волосы до плеч, огромные серые глаза в густой щеточке чёрных ресниц. Она ровесница Галки, но кажется намного взрослей и серьезней. Девчонки заходят в квартиру и садятся пить чай. Галка принесла от бабушки изумительные пирожки с капустой. Мы едим пирожки, вишневое варенье и славно болтаем. Галка и Алиса рассказывают мне о школе. О том, как много задают, как Васька Палочкин на химии поджег калий и чуть не взорвал школу. Как директриса Клара Михайловна купила себе новую шубу, а математичку, Софью Федоровну, бросил муж и ещё многое другое. Я внимательно слушаю. Моя тоска отступила на второй план, я даже немного согрелась, так, что отважилась снять пальто и остаться в свитере и спортивных штанах. Галка весело хохочет, кудряшки над её лбом смешно подпрыгивают, кажется, что и веснушки на носу ее тоже. А вот Алиса выглядит грустной.

– Что-то случилось? – спрашиваю я ее.

Она поспешно мотает головой.

– Нет, ничего.

Я смотрю на ее правильное, строгое лицо, упрямо сжатые губы, и меня настойчиво преследует одна мысль. Что, если бы мой ребёнок, моя девочка, смогла бы родиться? Возможно, она стала бы похожа на Алису. Да, она была бы такая же – серьезная, красивая, сероглазая…

Моя девочка, моя малышка. Грудь пронзает острая боль. Я с трудом сдерживаю слёзы, чтобы не испугать девчонок. Мой ребеночек так и не увидел солнца. Он погиб в тот страшный момент, когда мое тело сотряс мощный удар. Кости скрежетали и ломались на мелкие осколки, а моя несчастная малышка задыхалась у меня внутри. Я не помню, как ее вынимали из меня. Все вокруг превратилось в сплошную черноту. А когда наконец забрезжил свет – ее уже со мной не было. Врачи сказали: