Конвейер смерти - Сергей Самаров

Это могла быть и простая примитивнейшая проверка – владею ли я информацией. Если я серьезная подстава, то информацией обязан владеть. И это однозначно предполагало бы, что меня следует сегодня встретить автоматной очередью. Или же расстрелять прямо около станции метро. Думаю, Наби в состоянии пустить мне в спину пулю. Глаза в глаза он ничего против меня предпринять не решится, но выстрелить в спину может.

Завершив разговор с Гогой, я позвонил со своей трубки генералу Кабакову, доложил, ожидая каких-то возражений. У генерала, судя по предыдущему разговору, настроение было не самое лучшее, но что-то его, видимо, за несколько прошедших минут улучшило.

– Понятно. Деньги за реализацию – Аркане, и следующая партия «синего льна» – на реализацию Гоге. Значит, наша информация подтверждается…

– Какая информация, товарищ генерал?

– Информация о том, что Гога является крупным оптивиком-дилером, мечтающим отобрать у Аркани весь его криминальный бизнес. У нас есть информация, что еще несколько дилеров сунулись в «зоны», но были вскоре расстреляны, предположительно людьми Гоги. Хотя есть вероятность, что расстрел проводили сотрудники ФСИН, которые сотрудничают с Гогой. Они опасались, что кто-то наладит поставки, минуя их, то есть используя младших чинов. А Гога работает исключительно через ответственных должностных лиц. Но сам ты как думаешь, это не слишком опасная поездка? Если считаешь ее опасной, я не буду возражать против твоего отказа. Скажем, приступ аппендицита у тебя на выходе из дома случился, увезли на «Скорой помощи». Или даже перитонит. Это же боль невыносимая… Косметическую операцию по наложению операционного шва мы организовать сможем. И шов будет соответствующий. Решай сам…

– Боль, товарищ генерал, при перитоните в самом деле сильная, но выносимая. У меня знакомый летчик во время приступа перитонита самолет сажал, потому что некому больше было, с ним только неопытный стажер летел[2]. А в самолете пассажиры. Но справился, сознание потерял только после посадки. А в моем варианте упускать такую возможность никак нельзя. Я сразу выйду туда, куда и стремлюсь. Если получится, попробую пойти дальше, минуя Гогу. Не получится, подтолкну Гогу к скоропалительным действиям.

– Ну-ну… – вздохнул Сергей Павлович. – Мне просто руководство только что напомнило про гибель двух наших сотрудников, и я подумал о том, имею ли я право еще и твоей жизнью распоряжаться. Как сам решишь, так и действуй. Ты же не мой подчиненный.

– Я уже решил, товарищ генерал.

– Ты хоть отдаешь себе отчет, насколько это опасно?

– Естественно. У меня служба такая.

– Тогда, как я уже сказал, решай сам. Нужно что-то дополнительно? Какая-то поддержка? Может, «радиомаяк» установить? Куда-нибудь к штанине его прикрепи изнутри, и все.

– А если проверка будет? Простым сканером… Сейчас такой сканер можно на радиобазаре купить. Я уж лучше сам по себе. Если только впечатление на Гогу и на Арканю произвести…

– Чем?

– Индикатор оптической активности нужен. Круговой, на триста шестьдесят градусов. Желательно не армейский. Они есть в магазинах для охранников.

– Понял. Есть у нас такой. Сейчас Виктор Васильевич привезет. Хотя снайпера Арканя еще не подобрал. Нашел одного, но в цене не сошлись.

– Ну, может, бинокли будут. Кстати, одноглазый Арчи должен был уже приехать…

– Да, он приехал. Но материалы на него мне еще не переслали. Я помню, что обещал тебе. Как пришлют, прочитаю и перешлю. Ну, поскольку ты на мои предложения не реагируешь, просто пожелаю тебе ни пуха…

– Это нечестно, товарищ генерал, – ответил я шуткой на шутливый тон генерала. – Я всегда с уважением относился к субординации. А она не позволяет мне послать генерала к черту…

– Разрешаю.

– Тогда идите вы к черту, Сергей Павлович!..

Подготовка не заняла у меня много времени. Большую его часть я потратил на работу перед зеркалом, изменяя свою внешность. Приклеивал усы, наносил на лицо лак, образующий и фиксирующий морщины, потом надел на нос свои круглые древние очки в роговой оправе и сам удивился результату своих стараний – я стал старше как минимум на двадцать пять – тридцать лет. А кто-то мог бы вообще в старики меня записать, в пенсионеры. Не удержавшись, я сделал селфи, чтобы сохранить этот образ. После чего оделся в цивильный костюм, некоторое время провозился с галстуком, по армейской привычке добиваясь, чтобы узел получился ровным, и как раз в это время приехал Виктор Васильевич. Он открыл дверь своим ключом, поставил у порога индикатор оптической активности на треноге и заглянул в комнату. При виде моей изменившейся внешности удивленно поднял брови:

– Одобряю… Я дальше полетел. Не буду мешать…

И ушел. А я продолжил свое преображение.

Нож из рукава гражданского пиджака доставать было не слишком удобно. Но после нескольких попыток я сумел приспособиться. А пистолет пристроил в недавно купленной подмышечной кобуре, которая не сильно стягивала плечо. Бывает, попадается такая кобура, что левое плечо невольно опускается ниже, и со стороны заметен провал от ремня в самом плече. Особенно тяжело подобрать кобуру людям высокого роста – длины фиксирующего ремня не хватает. У меня же рост средний, так что все оказалось впору.

Потом я долго стоял перед дверью, прислушиваясь к звукам в тамбуре – соседей вроде не слышно, скорее всего они были на работе, хотя я и не знал, где они работают, по какому графику и когда отдыхают, после чего, слегка прихрамывая и подволакивая ногу, вышел из подъезда и направился в сторону метро.

Смена имиджа, да еще и легкое приволакивание ноги создали совсем другой образ, в результате при входе на станцию метро два постовых мента меня полностью проигнорировали. Точно так же два других мента на выходе со станции «Проспект Вернадского» бросили в мою сторону лишь по короткому взгляду. Я же сразу обратил внимание на наклеенный рядом с дверью фоторобот из серии «Их разыскивает полиция». Там я значился серийным убийцей и террористом, вооруженным и очень опасным при задержании. Но на портрете я сам себя узнать не смог. Фоторобот, скорее всего, делался с помощью раненного в ногу инспектора ДПС, у которого, видимо после ранения совершенно отшибло память.

Не узнал меня сразу и Наби. Он прогуливался перед входом и больше смотрел на прохожих, чем в сторону станции, почему-то решив, что я приду пешком. Подойдя к нему со спины, я остановился рядом.

– Привет, Наби! Давно ждешь?

Он резко и даже испуганно обернулся:

– Н-нет. Т-только приехали. А что с тобой?

– Специально внешность изменил, чтобы ты меня не узнал. Если ты не узнаешь, то не узнают и другие.

– А я п-подумал, что от алиментов п-прячешься. П-портрет свой на стене видел? – кивнул он в сторону фоторобота, продолжая заикаться.