Сакральный знак Маты Хари - Мария Спасская

Продолжая сидеть среди разбросанной посуды, блогер смотрел злыми глазами, как компания из трех мужчин и одной девушки, весело смеясь, направляется в дом. Подошедшая сзади Нина Федоровна тронула внука за плечо и как ни в чем не бывало деловито осведомилась:

– Максим, ты идешь? Или так и будешь сидеть на холодной земле, пока не простудишься?

Парень поднялся и, бормоча под нос невнятные проклятия и угрозы, медленно поплелся в дом. По дороге в свою комнату он зашел на кухню, взял бутылку виски и, завалившись на кровать прямо в ботинках, высосал мутное пойло из горла, без стакана и закуски. Анестезия помогла. Не чувствуя тела и не имея мыслей в голове, незаметно для самого себя обманутый жених провалился в мертвый сон, как будто он был робот и кто-то вынул из него батарейки. И снилось ему, что он мясник и должен зарезать корову.

Макс держал в руке большой тесак и старательно примерялся к шее животного. Но когда понял, что не сможет хладнокровно перерезать коровье горло, от отчаяния вцепился в него зубами. Теплая кровь потекла по лицу, и Максим вынырнул из мутной пучины сна так же внезапно, как и провалился в нее. Сначала не понял, где раздаются эти страшные крики, в его вязком тягучем сне или в действительности. Сознание понемногу возвращалось, и вместе с ощущением реальности усиливался крик. Странное дело, он лежал на кровати в одних трусах, а одежда валялась тут же, на полу, большой неопрятной кучей.

Превозмогая слабость в негнущихся ногах и стараясь не обращать внимания на головную боль, блогер поднялся с кровати, сдернул с матраца простыню, замотался в нее, перешагнул через наваленное посреди комнаты тряпье и, чувствуя себя сомнамбулой, побрел туда, где кричали. Вышел в коридор и увидел Наталью. Держа в руках поднос с завтраком, повариха стояла над обезглавленным телом. Тело было в роскошном красном платье, слившемся по цвету с кровавой лужей, вытекавшей из обрубка шеи. Сомнений быть не могло – тело принадлежало Викусе. Глаза поварихи были безумны, женщина делала свободной от подноса рукой знаки, указывая в глубину комнаты.

Максим шагнул вперед и, придерживаясь за дверь, чтобы не наступить босой ногой в растекшуюся лужу крови, заглянул в кабинет. Опрокинутый ящик черного лака валялся в центре комнаты, а высушенного временем садху, посаженного еще вчера на крышку ящика, нигде не было видно. Как не было видно и головы покойной. Индийский йогин пропал, а вместе с ним исчезли не только голова Викуси и золотой медальон с ее шеи на витом шнуре, но и вся коллекция Константина Маслова. Вся. Целиком. Без остатка. О чем свидетельствовала распахнутая дверца абсолютно пустого сейфа.

Малайзия, о. Суматра, 190… год

Небольшой городок Медан раскинулся в северной части Суматры, почти на самом берегу Малаккского пролива. Впрочем, городком эту разросшуюся деревушку, с одной стороны обрамленную непроходимыми джунглями, можно было назвать лишь с очень большой натяжкой. Помимо хижин аборигенов здесь имелись европейские деревянные постройки с просмоленными крышами, в которых жили поселенцы и размещались военнослужащие голландской армии по той простой причине, что острова Малайского архипелага являлись Нидерландской колонией.

Самым примечательным зданием Медана был гарнизонный клуб, где на еженедельных танцевальных вечерах неизменно блистала молодая жена коменданта города Маргарета МакЛеод. Майора МакЛеода перевели на Суматру с острова Ява в качестве поощрения, но честный вояка, прослуживший в армии без малого тридцать лет, вовсе не радовался повышению. Теперь, когда он стал самым высокопоставленным нидерландским офицером в городе, положение обязывало давать приемы и, соответственно, немало денег тратить на наряды жены. Маргарета МакЛеод, урожденная Зелле, слыла в гарнизоне дамой изысканной и капризной. Довольно высокая, с простоватым лицом, она обладала недурной фигурой и неуемным желанием быть в центре всеобщего внимания. В окружении толпы поклонников из офицеров и поселенцев жена майора частенько рассказывала о себе, что отец ее был барон из Леувардена и выросла она в замке Камингхастете, где стояла ее аристократическая колыбель.

Слушая эти фантазии, майор невероятно злился, ибо имел честь познакомиться с отцом жены, застав его в крайне плачевном состоянии – тесть проживал в одном из беднейших районов Амстердама, с трудом сводя концы с концами. Хотя, справедливости ради, стоит заметить, что некогда Адам Зелле и в самом деле был преуспевающим торговцем модными шляпами, и за чрезмерное пристрастие к роскоши в родном Леувардене его насмешливо именовали «бароном». Как-то целый месяц в городке только и разговоров было о том, что на шестилетие Адам подарил своей дочурке Маргарете прекрасную дорогую четырехместную тележку, которую тянули две роскошно украшенных козы.

А в каких вызывающих платьях Маргарета ходила в школу! Подруги одновременно завидовали и краснели при взгляде на эти откровенные наряды. Когда отец разорился – что было вполне закономерным финалом, если учесть тягу Адама Зелле к показной роскоши и стремлению к неуемной трате денег, – Маргарета переехала к дяде в Амстердам, где и закончила школу, собираясь стать учительницей. Но скоропалительное замужество спутало все ее планы. Маргарета еще не достигла совершеннолетия, когда на глаза ей попалось газетное объявление сорокалетнего майора, желавшего перед отъездом в Малайзию обзавестись женой, и начинающая учительница, обожающая авантюры, тут же на него откликнулась. При знакомстве Маргарета объявила себя сиротой, и встреча с будущим тестем состоялось только потому, что потребовалось родительское согласие на бракосочетание с несовершеннолетней.

Но не только склонность жены выдавать желаемое за действительное сердила майора. Гораздо сильнее злило нежелание Грит – МакЛеод называл жену по-военному коротко – заниматься домом и детьми. Все мысли молодой женщины были устремлены в одном направлении – наряды и развлечения. Грит требовала, чтобы платья ей заказывали непременно в Париже, и заказы эти пробивали существенные бреши и в без того скудном бюджете семьи. Детей воспитывала няня из местных, смышленая расторопная Васанта. Однако майор, души не чаявший в трехлетнем сынишке Норманне и двухлетней малышке Жанне-Луизе, по-домашнему Нон[9], настаивал, чтобы детьми занималась мать.

В тот день за завтраком между супругами разгорелась очередная ссора. Сидя за столом на террасе и раскуривая утреннюю сигару, майор строго взглянул на жену и голосом, не терпящим возражений, заявил:

– Да пойми ты, Грит, в этих местах просто опасно жить, если не соблюдать абсолютной чистоты! Не мыть постоянно пол, не сдвигать горшки с цветами, вытирая под ними скопившуюся грязь, не смолить крышу! Если всего этого не делать, тут заведется множество насекомых. Я не доверяю туземной няньке, она все делает кое-как, поэтому ты будешь лично проверять все помещения, сама мыть пол, если грязный, чистить кровати детей, ты меня поняла? Бери в руки тряпку и принимайся за дело!

– Но, дорогой, не стоит излишне драматизировать, Васанта превосходно справляется с уборкой. Я тоже без дела не сижу. Мне необходимо готовиться к вечернему приему.