Когда ты станешь моей - Лиза Хигдон

– Ну уж это мое дело. Я не намерен пускаться в долгие объяснения. В конце концов, я ведь предлагаю вам сделку, а не руку и сердце.

– Ясно, – вздохнула она, хотя решительно ничего не могла понять. – Выходит, я должна буду играть роль вашей любовницы, в действительности таковой не являясь. Заманчивое предложение, ничего не скажешь.

Бархатные, отливающие золотом глаза лорда Локвуда сверкнули недобрым огнем.

– Когда я впервые вас увидел, вы готовы были дорого продать свою девичью честь, мисс Ланкастер. Стоит ли теперь разыгрывать передо мной оскорбленную невинность? Ведь я предлагаю вам не только высокую цену, но и сохранение вашей добродетели в полной неприкосновенности. Когда наше сотрудничество прекратится, вы сможете ее продать, кому пожелаете.

Грубая прямота его высказывания, издевка, звучавшая в словах, произнесенных ровным, бесстрастным голосом, задели Лауру за живое, но ей нечего было возразить. Она действительно собиралась продать себя, чтобы вернуться домой. Иного способа добыть денег на билет у нее не было. Так зачем же отказываться от столь выгодного предложения? Ее чести ничто не угрожает, а дурная репутация, когда она возвратится в Америку, останется здесь, в Лондоне.

И все же принимать решение сгоряча не следовало. Как знать, вдруг его светлость готовит ей какой-то подвох? Вдруг у него на уме дурное? Ведь приняв условия сделки, она окажется в его руках, в полном его распоряжении. От этих мыслей, от дыма, клубившегося в зале, у нее разболелась голова.

– Позвольте мне обдумать ваше предложение, прежде чем я дам ответ.

Джулиан кивнул.

«Боже, помоги мне!» – мысленно взмолилась она.

– Остановите здесь, Франклин.

Повинуясь приказанию Джулиана, возница остановил карету. Они находились в одном из самых мрачных и опасных районов Лондона. Приди им на ум проехать чуть дальше, в лабиринт кривых зловонных переулков, и они непременно встретили бы на своем пути разбойника, вора или проститутку.

Лаура Ланкастер обитала в ветхом обшарпанном доме, фасад которого заметно наклонился в сторону узкой улицы. Казалось, у старого здания больше не было сил стоять прямо. Над сточными канавами, проложенными по краям тротуара, поднимались зловонные испарения, а из соседних переулков доносились какие-то странные шорохи, приглушенные голоса. Севен-Дайалс жил своей жизнью – тяжелой, мрачной, беспросветной. Локвуд вызвался ее проводить «ради собственного спокойствия», как он выразился, заслужив ее недоверчивый взгляд. Она нехотя согласилась.

Лакей торопливо распахнул перед Лаурой дверцу кареты. Она оттолкнула носком туфли разогретый кирпич и не без труда заставила себя подняться с мягкой как пух подушки. Ее разморило от сытного ужина, от теплой кареты. До чего же неуютно было снаружи. Каким неприглядным показался ей Севен-Дайалс и этот ужасный обшарпанный дом!

Она сделала несколько шагов и очутилась у порога своего жилища. На ступеньках крыльца стояли ее саквояж и дорожный мешок.

– Что это значит? – сердито спросила она у толстяка, который переминался с ноги на ногу на площадке у входной двери, скрестив руки на животе. – Зачем это вы вынесли мои вещи на улицу?

– Вы просрочили с уплатой за комнату, мисс. Я вас поэтому выселил. Ступайте куда хотите.

Джулиан, стоя у кареты, внимательно наблюдал за этой сценой.

– Да как же вам не стыдно лгать мне в глаза?! – возмутилась Лаура. – Я заплатила за неделю вперед, бессовестный вы человек!

– Ошибаетесь, мисс. Вы со мной расплатились только за прошлую неделю. Я немного обождал, конечно, но теперь все. Извольте искать себе другое жилье.

– Вы не хуже меня знаете, я ничего вам не задолжала! – Голос Лауры зазвенел от отчаяния. Она плохо представляла себе, как ей теперь быть, как отстоять свое право на убогое жилище, которого этот негодяй ее лишал.

Если у Джулиана, когда он сочинял сценарий этого одноактного спектакля, и возникали сомнения в собственной правоте, то они без следа развеялись, стоило ему только увидеть, в каких ужасных условиях обитает эта загадочная девушка. Женщины не должны так жить. Ни одно живое существо не должно так жить, никогда! У него в Шедоухерсте коровы находятся в куда лучших условиях, чем постояльцы этого мерзкого толстяка! Он продолжал прислушиваться к диалогу последнего и Лауры, чтобы вовремя вмешаться. Квартирный хозяин был на высоте и с лихвой отработал деньги, полученные нынешним утром из рук Джулиана.

– Нет уж, мисс. Одеяла, так и быть, забирайте, а саквояж я покуда попридержу. Сперва уплатите мне, что задолжали. Так-то!

Джулиан неторопливо подошел к спорящим.

– Я пожалуюсь на вас в магистрат! – вскипела Лаура. – Вы наглый мошенник!

– Не расстраивайтесь, мисс Ланкастер, – участливо произнес он, – я заплачу за вашу комнату и еще немного прибавлю, лишь бы этот господин впустил вас в дом.

Толстяк согласно уговору развел руками:

– Ничего не выйдет, сэр. Я уже поселил другую постоялицу на ее место.

Резко повернувшись к Локвуду, Лаура процедила сквозь зубы:

– Не смейте давать ему деньги! Он бессовестный обманщик. Я ведь внесла плату за неделю вперед! Не знаю, какую подлость он затеял, но это ему с рук не сойдет! Понятно вам, Макфин?! Ведь если бы я и в самом деле не заплатила за нынешнюю неделю, вы еще в понедельник выставили бы меня вон!

Но Макфин лишь упрямо мотал головой, так что Джулиан в конце концов примирительно произнес:

– Успокойтесь, мисс Ланкастер. Раз уж ваша кровать занята, то и обсуждать больше нечего. Пустая трата времени. На свете есть куда более подходящие места для ночлега.

– Еще бы, – сердито кивнула она. – Только мне ни одно из них не по карману.

– Мы это обсудим в карете, – невозмутимо заявил он и кивнул лакею: – Чарлтон, займитесь багажом мисс Ланкастер, а я пока улажу недоразумение с домовладельцем.

Лаура в оцепенении наблюдала, как лакей внес ее вещи в карету, как Джулиан сунул несколько монет в широкую ладонь Макфина, который тотчас же исчез за дверью, словно опасался, что щедрый господин передумает и отнимет у него деньги.

– Уже поздно, мисс Ланкастер, – произнес Джулиан, беря ее под руку и увлекая к карете. – Едемте ко мне. Там и решим, как вам быть дальше.

Лаура не отвечала. Он взял ее за плечи и повернул лицом к себе. На щеках ее блестели слезы. В этот миг он почти поверил словам ушлой мадам Деверо, что мисс Ланкастер девственница. Это было невозможно, невероятно, но он желал как можно дольше находиться во власти этой иллюзии. Во всяком случае, глядя сейчас на эту несчастную полуголодную девушку, расплакавшуюся от отчаяния, он почувствовал: если и есть на свете одушевленное воплощение непорочности, чистоты, добродетели, то оно сейчас перед ним.

– Выходит, вы все же добились чего желали, милорд.

Он невозмутимо пожал плечами: