Охота на Джека-потрошителя - Керри Манискалко

Я ахнула.

– Вы бы посмели высказывать такие непристойности, если бы здесь был мой дядя?

– А, вот он, – сказал Томас, подбирая с полу журнал и игнорируя мой последний вопрос. Я подняла свой стул и стала снова читать записи дяди.

По крайней мере я сделала вид, будто читаю. Я смотрела на Томаса до тех пор, пока у меня глаза не скосились к переносице, и пыталась найти какую-нибудь подсказку, чтобы узнать что-то о нем или о его семье. Единственный вывод, который я смогла сделать, заключался в том, что он смел и не испытывает никакого смущения, а его замечания граничат с непристойностью.

Не поднимая головы от своего журнала, он сказал:

– Значит, вам не удалось меня разгадать? Не волнуйтесь, у вас получится, когда потренируетесь. И да, – он насмешливо усмехнулся, не отрывая глаз от заметок, – завтра я по-прежнему буду вам нравиться, как бы вам сильно ни хотелось обратного. Я непредсказуем, а вы это обожаете. Точно так же, как я не в состоянии построить в своем могучем уме уравнение, где вы являетесь переменной, но все равно я от этого в восторге.

Все резкие ответы, которые я придумала, вылетели у меня из головы. Словно ощутив перемену настроения в комнате, он поднял взгляд. Если я ожидала, что Томас устыдится своей прямоты, я снова жестоко ошибалась. Он с вызовом смотрел на меня, высоко подняв брови.

Я была не из тех девушек, которые отступают, поэтому смотрела ему прямо в глаза. И сама бросала ему вызов. Для его игры во флирт нужны двое.

– Значит, вы совсем отказались от роли детектива? – в конце концов спросил он, указывая на запись в журнале дяди, сделанную почти за четыре месяца до первого убийства. – Мне кажется, я нашел тут нечто такое, что заслуживает пристального внимания.

От его близости у меня покалывало кожу, но я не отстранилась, а наклонилась и прочла:

«Жертва, Эмма Элизабет Смит, подверглась нападению двух, а возможно, и трех человек, если верить ее показаниям, в ранние утренние часы 3 апреля 1888 года. Она или не видела, или намеренно отказалась опознать преступника (преступников), ответственных за ужасную рану, которую они ей нанесли. Предмет (воткнутый в ее тело) стал причиной ее смерти днем позже, так как он проткнул ее брюшину».

Я быстро проглотила горькую желчь, которая поднялась к моему горлу. Третье апреля было днем рождения моей матери. Как ужасно, что нечто настолько отвратительное могло произойти в такой радостный день.

Брюшина, если память меня не подводит, – это стенка живота. Я понятия не имела, почему Томас решил, что это имеет какое-то отношение к нынешним убийствам, ведь явно то преступление совершил какой-то другой дикарь, бродивший по улицам Лондона. То убийство случилось в апреле, а наш Кожаный фартук начал свои жестокие нападения в августе.

Не успела я дать ему достойную отповедь, как он указал мне на самую чудовищную подробность из всех.

– Да, меня это сильно выбило из колеи в первый раз, Кресуэлл. Нет необходимости опять обсуждать весь этот ужас, если только вы не получаете извращенное удовольствие, глядя, как меня чуть ли не выворачивает, – я не смогла сдержаться и не подпустить яду в свой тон.

– Уберите из уравнения свои эмоции, Уодсворт. Если вас будут отвлекать такие пустяки, это вам не поможет в расследовании, – мягко произнес Томас, потом наклонился через разделяющее нас небольшое расстояние, словно ему хотелось прикоснуться к моим рукам, но тут же опомнился. – Считайте это просто деталью головоломки уникальной – хотя и отвратительной – формы.

Я хотела возразить, что эмоции – вовсе не пустяки, но его отстраненность во время расследования разжигала во мне любопытство. Если его метод работает, то может стать полезным переключателем, дающим возможность включать и выключать в себе эмоции по мере надобности.

Я снова прочла журнал, на этот раз стараясь сосредоточиться на отвратительных подробностях. Возможно, Томас и безумец, но он – гениальный безумец.

На поверхностный взгляд это преступление не походило ни на убийство мисс Николс, ни на убийство мисс Чапмен. Временна́я линия не совпадала. Эта женщина была еще жива, когда ее нашли. Ее органы не вырезали, и она не была брюнеткой.

Тем не менее оно вписывалось в нашу гипотезу о человеке, которого подстегивало желание избавить Ист-Энд от греха. Они была всего лишь жалкой проституткой, разносящей болезни, и не заслуживала права на жизнь.

Если бы я и так уже не превратила себя в неподвижную глыбу льда, уверена, что холод вонзил бы свои когти в мою спину.

Полицейские детективы ошибались. Мисс Николс не была первой жертвой нашего убийцы.

Первой была мисс Эмма Элизабет Смит.

Я гоняла картофель с приправой из трав по тарелке до тех пор, пока не выложила из него знак вопроса.

Прошло два дня с тех пор, как моего отца отправили за город и мы с Томасом открыли настоящую первую жертву нашего убийцы. С тех пор мы не слишком далеко продвинулись. Теперь ночные часы, когда меня раньше преследовали призраки, не поддающиеся моему контролю, заполняли вопросы, на которые я не могла ответить. Клянусь, я ела их на завтрак, обед и ужин. Когда я считала, что уже наелась, мне подавали на серебряной тарелке новое блюдо, в котором было полно новых вопросов.

Натаниэль наблюдал за мной поверх края своего бокала с вином, на его лице читались тревога и раздражение. Наша тетушка и кузина должны были приехать на этой неделе, поэтому мне нужно было к тому времени привести себя в порядок. Я не годилась на роль веселой хозяйки дома, а терпение брата быстро испарялось. Дядя взял с меня клятву хранить тайну; и даже если бы я хотела поделиться своими мыслями с Натаниэлем, я не могла этого сделать.

Не говоря уже о том, что интересующая меня тема едва ли подходит для обсуждения за обеденным столом. Обсуждать пропавшие яичники и одновременно просить передать соль – это у любого вызвало бы отвращение, а не только у девушки моего положения.

Я откусила маленький кусочек и изо всех сил постаралась его проглотить. Марта исключительно вкусно приготовила жареную индейку, тушеную морковку и картофель с розмарином, но ароматный запах и застывающая темно-коричневая подливка вызывали у меня тошноту. Оставив все попытки делать вид, что я ем овощи, я гоняла кусок индейки по белоснежной тарелке.

Натаниэль поставил свой бокал на стол с такой силой, что мой бокал задребезжал.

– С меня довольно! Ты за последние два дня и двух кусочков не проглотила. Я не позволю тебе продолжать помогать этому сумасшедшему, если причина в этом.

Я уставилась на него, держа вилку над своим недоеденным обедом. Мы оба знали, что это пустая угроза. Натаниэль первым отвел взгляд, потирая виски круговыми движениями. Сегодня вечером он надел чрезвычайно модный костюм, из импортного материала и идеально сидящий на его фигуре. Брат приказал слуге принести бутылку своего любимого вина, изготовленного в тот год, когда даже отец еще не родился.