Темный дом - Максим Хорсун

– Скучно, – внезапно сообщила Гаечка. – Я слышала, что у сталкеров в Зоне обостряются чувства, меня же наоборот – в сон клонит. Никудышный, выходит, я охотник на артефакты, верно?

Садовников на миг растерялся: как в Зоне может быть скучно? Да, сейчас она дремлет, ботаники из Института говорят о спаде активности, нормальный хабар днем с огнем не отыщешь, но смертоносные аномалии по-прежнему поджидают за каждым кустом и каждым камнем.

Гаечка осмотрелась: ее и сталкера окружали гаражи с облупившимися стенами и проржавевшими крышами. Простенки заполнились мусором. Сухая листва, ветки, серый пластик и пенопласт, непременные газеты – тоже ничего особенного.

За гаражами возвышались пятиэтажки. Строения смотрели в сторону Периметра и нормального мира бельмами запыленных окон.

С другой стороны тянулся ряд таких же пыльных и унылых лабазов, разбавленный прогнившими кузовами автомобилей и покосившимися плитами заборов, на которых кое-где даже сохранились неприличные надписи.

– Ничего не искрит, не сияет, не переливается… – пожаловалась Гаечка, потягиваясь. – Уныло, пыльно, скучно – безобразие! Я так и знала, что в том фильме… в «Сходняке за червоточиной» – видел, да? – сплошное вранье про Зону.

– Фильм снял Федор Бормачук? – Садовников пристроился на плиту рядом с Гаечкой. – Ну у него ведь фантастика с голливудскими спецэффектами. Но одна идея в фильме мне понравилась.

– Мм? – спросила Гаечка.

– В Зоне оргазмы гораздо сильнее.

Гаечка заулыбалась.

– Да ладно! Внезапно! – Она вынула из кармана «горки» крошечную пудреницу, принялась изучать мордашку в зеркальце. – Надо будет как-нибудь проверить…

Садовников ощутил воодушевление. Девица явно была не прочь!

– Дык я о том же! Айда проверим! – Он уже шарил взглядом по гаражам, выбирая наиболее безопасное место.

– Ха! Размечтался, Костыль! – Гаечка хлопнула Садовникова по плечу. – Я оргазм и сама получить могу, мне для этого помощники не нужны.

Садовников застыл. Но не потому, что слова Гаечки стали для него каким-то откровением, а потому, что на них смотрели: смотрели холодным немигающим взглядом, в котором нельзя было прочесть ни одной привычной, или точнее сказать – земной, эмоции.

«Расслабился, дурень! – думал, цепенея, Садовников. – Павлиний хвост распустил перед девчонкой, а ведь так и грабануться недалеко…»

– Гаечка, солнце. – проговорил он, не торопясь. – А вот сейчас я не шучу. Медленно, без резких движений, встаем и идем, – и в следующий миг прошипел: – Не оборачивайся! Не смотри назад, бог даст – проклятие тебя не коснется. Идем-идем-идем!

Москвичка не задавала лишних вопросов; не стала она и бледнеть, хвататься за сердце или каким-то другим образом показывать, что напугана или в растерянности. Гаечка действовала хладнокровно, без проволочек, слово в слово выполняя указания сталкера.

Садовников сначала выбрал ближайший проход между гаражами, бросил туда гайку. Но, уже почти втиснувшись, увидел преграду из тончайших нитей паутины.

– Назад, – приказал он. – Не оборачивайся!

Сам же бросил быстрый взгляд через плечо.

Шатун вышел из проулка у лабазов, теперь он стоял у плиты, на которой минуту назад беспечно трепались два безмозглых человека. Садовников шатунов никогда раньше не видел. Существо, помешавшее их с Гаечкой уединению, оказалось некрупным, горбатым, низко клонящимся к земле. Его шерсть была на вид жирной, слипшейся сосульками, покрытой пылью и сором. Морда – точно побита паршой, глаза – две гнойные пленки, пасть – обметанные желтым налетом клыки в несколько рядов и ярко-красные, словно воспаленные, десны.

– Достань из кармана гайку и брось ее в сторону дальнего гаража, – сказал Садовников, становясь со стажеркой спиной к спине; шатун смотрел на него, роняя в пыль густую слюну.

– Ой… а она куда-то исчезла, – сообщила Гаечка.

– Возьми еще одну и запусти чуть левее. – Садовников поднял двумя руками трость. – Только не оборачивайся!

Шатун подергал похожим на свиное рыло носом, затем опустил голову и двинул на людей.

– Нормально пошла! – отчиталась Гаечка.

– Отлично! Дуй к ней и таким же макаром действуй дальше! Не приближайся к «порченой земле»! – Садовникова обдало гнилостным дыханием существа. – Я, похоже, слегка задержусь…

Гаечка чуть замешкалась, но затем пересилила сомнения и зашагала вперед. Садовников перестал ощущать исходящее от ее спины тепло. Шатун же был так близко, что сталкер видел свое отражение в мутных пленках его глаз.

– Потанцуем… – сипло прошептал он и замахнулся тростью, собираясь обрушить ее на череп существа. Да, говорили, что на сталкера, убившего шатуна, свалятся все беды, какие-то только можно представить. Говорили, что ходок в Зону с кровью на руках и сам долго не проживет. Говорили…

Но Садовников не собирался никого убивать, более того – он, наверное, не смог бы это сделать, хотя существует поговорка, мол, раз в жизни и палка стреляет. Он всего лишь намеревался выгадать для Гаечки немного времени, чтоб она удалилась от шатуна, насколько это возможно. Если Гаечка не видела существо, то имелся небольшой шанс, что оно позволит ей уйти.

Трость увязла в воздухе, точно в жидком битуме. От неожиданности Садовников потерял равновесие, еще и нога сплоховала. Сталкер упал на спину, выставил перед собой палку, которую он перехватил двумя руками посредине.

Шатун опустил голову, и Садовников понял, что сейчас устрашающие клыки с хрустом войдут в ляжку, разрывая мышцы и артерии. Он отпрянул в судорожном, отчаянном движении и пнул шатуна в брюхо.

«К чему суета? – подумалось отстраненно. – Разве это беды?»

Снова в долгах, как в шелках, снова у Парфюмера на счетчике. И что с того?..

Оксанка собрала вещи и переехала к родственникам в Новосибирск. И это не катастрофа…

Филя периодически названивает, справляется о самочувствии. Лучше бы денег на карточку скинул, живодер чертов! Пропадите вы пропадом со своей «елкой из Зоны»! Но и это – не проблема…

Так что же тогда – проблема?

«Жизненное пространство. Территория».

Очередная отстраненная, неуместная мысль заглушила панику, очевидный страх и волнение за юную москвичку, брошенную на произвол судьбы.

«А что не так с территорией? – удивился сам себе Садовников. – Зона, конечно, большая, но в масштабах той же Сибири – это почти ничего. Людям достаточно территории…»

И в следующий миг Садовников увидел себя на окраине Искитима. Он держал в руках матово блестящий, беспокойный «рачий глаз». Но удивление вызывал не этот редкий в период спада аномальной активности хабар, а то, что Зона наползла на город. И была она не «пыльной и скучной», а такой, какой ее показывают в блокбастерах Федора Бормачука: живой, тревожной, в бликах таинственных свечений, озаряемой молниями и расползающейся по небу авророй ядовитого цвета.