Ледовый материк. Вангол-4 - Владимир Прасолов

– Входите, Лаврентий Павлович ждет вас.

Красков вошел. Берия ходил по кабинету, весь его вид говорил о том, что он сильно рассержен чем-то и к тому же сильно устал. Красные от бессонницы глаза, тяжелое дыхание. Увидев Краскова, кивнул ему, но не подал, как обычно, руки.

– Присаживайтесь, товарищ полковник. Пока еще полковник, товарищ, а может, уже и не товарищ Красков… – раздумчиво и вроде бы с тайной угрозой в голосе произнес Берия, вглядываясь в глаза Ивана Ивановича.

Красков стоял навытяжку, не смея сесть после таких слов. Кровь отхлынула от лица, он побелел, резче обозначились скулы.

– Что, неприятно слышать такое? Страшно? Может быть, обидно тебе такое слышать, а? А каково мне такое читать? Как вот это объяснить? Как? – Берия бросил на стол перед Красковым пакет. – Читай, и прямо сейчас ты мне объяснишь, что это означает. Иначе из этого кабинета тебя выведут, нет – вынесут!

Берия с подозрением осмотрелся в своем кабинете и добавил уже вполголоса:

– И сделаешь это письменно, понял?

– Так точно.

Красков сел за стол и открыл пакет. Там было письмо Сырохватова, несколько листов тетрадного формата с записями и фотография какого-то неизвестного ему молодого человека.

Берия прошел к себе за стол и сел, нервно перекладывая какие-то бумаги. Красков сделал неимоверное усилие над собой, чтобы успокоиться и обрести способность читать и мыслить. Он стал внимательно изучать письмо и приложенные к нему бумаги. Из письма следовало, что Игорь Сергеев, прибывший в столицу, в Школу госбезопасности из Иркутска, получивший там служебный псевдоним Вангол, вовсе не Игорь Сергеев, а некий человек, похитивший документы Игоря Сергеева в тайге и воспользовавшийся ими для поступления в Школу госбезопасности. Это было невероятно, но с приложенного фото студента Сергеева на Краскова смотрело лицо незнакомого парня, никак не напоминающего лицо его совершенно секретного командира группы «Северный ветер» Вангола.

Красков взял карандаш и стал писать. Он отметил, каким образом посторонний человек мог воспользоваться документами Сергеева, которого знали в лицо, во-первых, сокурсники, во-вторых, родственники, ведь он уезжал из родного города и все об этом знали? Более того, как он мог, по чужим документам, пройти через отдел кадров Иркутского НКВД, естественно проверявшего всю его подноготную, прежде чем отправить в закрытое учебное заведение? Автор письма уверяет, что Сергеев, настоящий Игорь Сергеев, был не так давно обнаружен в тайге и при задержании убит. Из дневника, найденного при нем, следует, что он был ранен и потерял память, после чего его документы исчезли. Потом память постепенно вернулась, но он уже не хотел возвращаться к прежней жизни. Он начал новую жизнь…

«Бред какой-то. На каком основании можно утверждать, что убитый в тайге человек именно Сергеев? Что, было произведено опознание? В тайге? Кто опознал труп как Игоря Сергеева? И что доказывает, что на этом фото именно Игорь Сергеев? Даже если так, как написано на обороте фотографии, мало ли Сергеевых Игорей на свете, почему нельзя предположить, что это однофамилец, это кто-то проверял? В конце концов, фотографию Вангола можно предъявить в Иркутском институте, там должны помнить своего студента. Этот старлей, Сырохватов, слышал об ориентировке на Вангола еще в сорок первом году, и тут эта тетрадка при убитом, с упоминанием некоего Вангола, вот ему и втемяшилось в голову – агент иностранной разведки… внедрился… Версия занятная, прямо хоть детектив пиши шпионский…» Поток мыслей захлестнул Краскова, обескураживая и давая надежду.

– Лаврентий Павлович, разрешите разобраться более подробно, допросить этого старшего лейтенанта. На первый взгляд просто бред, нелепое предположение, ничем не подтвержденное и не имеющее никаких прямых улик. Однако этим предположением бросается тень на Иркутский НКВД и с этим необходимо разобраться. Если это ошибка – одно дело, а если клевета на наши органы? Разрешите разобраться?

Берия поднял на Краскова настороженный взгляд. Казалось, он несколько успокоился.

– Клевета на органы безопасности? Иркутское управление? Там сидят мои годами проверенные кадры. Так-так-так… Надо подумать, Иван Иванович… Тут не все так просто может оказаться. Кому наш Вангол поперек горла стал? Очень успешные результаты работы… Полная секретность заданий… А?.. Думай, Красков, думай, полковник! А куда смотрело руководство Читинского управления? Как обычный лагерный старлей, через голову начальства, с этой вот бумагой, прямо на меня вышел? А? Может, он еще куда настрочил? Все проверь, нам ошибиться нельзя, Красков.

Берия встал, прошелся по кабинету. Красков тоже встал.

– Это, конечно, не твой вопрос, полковник, но, поскольку в деле фигурирует наш человек, разберись с этими шпиономанами ты. Хорошо разберись. Да, а как там группа?

– Согласно вашему приказу, группа вышла на боевое задание.

– Как давно?

– Лодки ушли вчера ночью.

– Когда связь?

– Связь сейчас технически невозможна, только после возвращения.

– Хорошо, держите на контроле. Немцы не переставая кричат о скором создании сверхоружия, и если оно разрабатывается там, куда направлена группа, там оно и должно быть похоронено вместе с его сумасшедшими разработчиками.

– Приказ будет выполнен. Разрешите идти?

– Иди, полковник, а по этому вопросу – письменно доложишь, срок месяц. Не торопись, разберись хорошенько. Все проверь, все…

Сырохватов отправил с письмом только несколько листов из дневника Сергеева, в них ничего не было ни о профессоре, ни о других членах экспедиции. Если бы Красков прочитал о Пучинском и Мысковой, наверное, он бы не просто засомневался в Ванголе. Полковник знал, что по настоянию Вангола ученых вытащили из лагеря и ввели в аналитическую группу. Это была связующая нить, раскрывающая аферу с документами Сергеева. Для Краскова она стала бы очевидной. Но эта информация показалась Сырохватову не такой важной, он оставил ее у себя. Тетрадь с записями Игоря Сергеева он, прихватив, спрятал в надежном месте.

Антарктида, Новая Швабия. Кольша

Трое суток Кольша добирался до леса. Он шел руслом небольшой речки, берущей свое начало где-то в горах. Эти места были безлюдны, поскольку немецкие колонисты, под руководством специалистов «Аненербе» и непосредственно служб СС, освоили только побережье бухты и берега у устья большой реки. Кроме того, где-то были еще рудники, где добывалась какая-то ценная руда, но об этом Кольша едва знал из подслушанных разговоров воспитателей и охранников.

Первые рощи деревьев несколько удивили Колыиу. Деревья, покрытые большими, как у лопухов, листьями, были очень толстые и низкие. Чуть выше его роста, с широкими раскидистыми кронами и огромными узловатыми корнями, выходящими на поверхность. Кольша попробовал отломить ветку, не толстую, с палец толщиной, и не смог. Настолько крепкой была древесина. Ветки практически не гнулись. Никаких плодов или шишек на этих деревьях не просматривалось, что тоже было непривычно. Он заметил, что молодые деревца вырастают, поднимаясь от корней более старых деревьев. Получалась, что целая роща состояла практически из одного дерева. Других растений, кроме лишайников на камнях, в этих рощицах не было. Не заметил Кольша ни птиц, ни насекомых, которых в полях, где он работал, было достаточно много. Кольша стал обходить эти рощицы, внутренним чутьем определив, что деревья чем-то опасны. К счастью, скоро рощицы стали исчезать и им на смену пришли смешанные перелески. А потом, к своей радости, Кольша увидел самые настоящие елки, пушистые и колючие зеленые красавы… В их зеленых верхушках шебетали птицы, это было здорово… Есть было уже нечего, но здесь, в ельнике, Кольша увидел грибы, обыкновенные маслята, только очень большие. Кольша срезал один, величиной с хорошую сковородку, понюхал. Запах был хороший, грибной. Кольша впервые за эти дни разжег костер. Порезав на кусочки сочную мякоть, Кольша обстругал несколько веточек и нанизал на них кусочки. Скоро они зашипели на углях, покрываясь корочкой, свозь которую пузырями пробивался грибной сок, дурманя голодного парня своим запахом. Вскоре сытый и довольный Кольша впервые за эти дни уснул на мягкой постели из елового лапника, устроенной в корневище мощного дерева.