Страшнее пистолета - Анна Ольховская

И Кирилл остался, запершись изнутри. Пламя паники вызвало синдром эмоционального выгорания, и снаружи теперь было сплошное пепелище, выходить на которое не хотелось. Сгорело все гаром? Ну и фиг с ним!

Можно равнодушно наблюдать из окон своего убежища за происходящим. А происходило много чего.

Сначала в палату зашла медсестра, каждое утро приносившая красавчику лекарства. Увидев «красавчика», женщина пронзительно завизжала, выронила стаканчик с таблетками и, не переставая изображать сирену «Скорой помощи», унеслась.

Это все Кирилл мог только слышать, поскольку ставни на его окнах были поначалу закрыты.

Потом примчался Вениамин Израилевич и, судя по затейливой матерной тираде, в восторг от состояния пациента не пришел. Он попытался о чем‑то расспрашивать Кирилла, но в первые дни своего добровольного отшельничества тот общаться не хотел. Совсем. Он только слушал, потом — смотрел и слушал, и констатировал факты.

А законстатированные факты флегматично складывал в единую картинку.

Картинка получалась препаскуднейшая, способная спровоцировать и гнев, и ненависть, и отчаяние, но — это же не эмоции, чувства, а их обгорелые останки остались там, за обитыми войлоком стенами.

Кириллу все было фиолетово, параллельно, по фигу — безразлично, в общем.

И чего скандалит Каплан? Зачем багровый от злости Аристарх орет на Маньку? Вон, даже по физиономии врезал, прямо по пожелтевшему уже синяку. Вмешался жабообразный господин Скипин, оттащил зятя от верещащей и плюющейся сестры и что‑то успокаивающе забубнил.

А через три месяца, в начале марта, Кирилл перебрался из клиники в загородный дом своего нового родственника, Виктора Борисовича Скипина. В качестве секретаря‑компаньона, то есть, по сути, прислуги. Он следил за порядком, отдавал распоряжения садовнику, повару, охранникам, домработнице, выполнял личные распоряжения босса, в общем, существовал потихоньку, не выбираясь из своего спасительного ступора.

Почему он переехал в загородный дом Скипина, а не в свою квартиру?

Потому что появляться среди обычных, неподготовленных граждан Кириллу Витке не стоило, во избежание сердечных приступов и ночного недержания мочи у особо впечатлительных натур.

А вот монстров и чудовищ господин Витке‑младший мог бы теперь играть без грима, и его шальная мысль насчет покорения Голливуда стала бы вполне реальной, пожелай он этого.

Ну где еще взять высокого, стройного мужчину, обладающего роскошной гривой отросших после бритья волос? Много где? Верно. Но представьте — экранизация, скажем, «Призрака оперы». Слышен бархатный чувственный голос, потом появляется стройный мужской силуэт, прекрасной формы руки, разметавшиеся по плечам волосы. А затем свет наезжает на лицо мужчины, и вот тут возможны сердечные приступы, а также стрессовое расслабление сфинктеров.

Потому что вместо лица у мужчины бугристый, бесформенный, тошнотворный кусок плоти, на котором особенно гадко смотрятся и смотрят большие шоколадно‑карие глаза, обрамленные пушистыми длинными ресницами. Вместо носа и рта — две дырочки и узкая щель.

И комок этот вовсе не воспаленный, это уже вполне монолитная, застывшая, так сказать, плоть, которую не изменить. И не исправить.

В общем, Маня добилась своего. И пусть это обошлось гиене в кругленькую, да нет — круглющую сумму американских дензнаков, но оно того стоило. Судя во физиономии мадам Витке, каждый раз теперь при виде бывшего красавчика она испытывала оргазм.

Судьба же соблазнившейся огромной суммой медсестры «электрофореза» Маню совершенно не волновала. Ну, исчезла она куда‑то, и что? Баба знала, на что идет, когда вместо лекарства, предписанного Капланом, смачивала маску переданной Маней адской смесью. Собственно, ничего особо адского там не было, всего лишь коктейль из продукции «Свежей орхидеи» и других брендов. А еще по ее требованию медсестра добавляла в капельницу Кирилла все тот же провоцирующий онкологию препарат. Правда, совсем по чуть‑чуть, но все это вместе отправило результаты предыдущего лечения доктора Каплана в… на… к… На свалку истории, в общем.

Хотя, если быть объективным, на этот раз пострадало только лицо, на которое накладывали маску с коктейлем и облучали. Кожа рук, ног и всего тела осталась гладкой и ровной.

Что же касается мышц и костей… До онкологии дело пока не дошло, но передвигаться Кирилл теперь мог только медленно, шаркающей походкой древнего старца. Любое резкое движение причиняло боль.

Но даже для того, чтобы хоть как‑то ходить, Кириллу необходим был ежедневный прием созданного Капланом противоядия. И не только его. Вениамину Израилевичу пришлось в срочном порядке разработать еще один препарат, не позволявший плоти на лице Кирилла гнить заживо. Только постоянный прием этого лекарства избавлял мужчину от жуткой участи.

И это тоже было одной из причин, по которой Кирилл поселился в доме Скипина. Виктор Борисович обеспечивал его бесперебойной поставкой необходимых для жизни лекарств. А Кирилл, не строя больше иллюзий по поводу своего будущего, равнодушно выполнял функции секретаря‑компаньона.

И — подписывал все бумаги, больше не читая их. Какая разница, что происходит там, за стенами этого дома? Ему все равно больше не выйти отсюда.

Но и сообщать Аристарху о возможном местонахождении Иветты Николаевны с пакетом столь необходимых брату документов Кирилл не стал.

Почему? А никто и не спрашивал. Арик старался поменьше видеться с младшим, сузив общение до телефонного. Он меньше всего мог ожидать, что окончательно замкнувшийся и почти не разговаривающий калека что‑то знает. Особенно после сволочной подставы мадам Витке, выкинувшей Кирилла из жизни окончательно и бесповоротно.

Маня приезжала в гости к брату гораздо чаще, особенно поначалу, не уставая праздновать победу. Но ведь, когда унижаешь кого‑то, хочется видеть реакцию унижаемого, а глумиться над абсолютно не реагирующим на это уродом постепенно надоедает. Расспрашивать урода о бизнесе?! Вы что, рехнулись? Он и слово‑то такое забыл.

Существование Кирилла в доме Скипина постепенно наладилось, он привык, к нему привыкли. Домработница прекратила шарахаться, мужики — дразнить и подначивать. С обязанностями домашнего секретаря Кирилл справлялся неплохо, но особенно ему удавалась роль пугала.

Виктор Борисович, прекрасно осознавая, что его жирное дряблое тело и жабья физиономия не могут вызывать у прелестных представительниц слабого пола эротических фантазий, тем не менее обожал этих представительниц. Само собой, схожие с ним по внешним данным особи господина Скипина не интересовали в принципе. Равно как и хорошенькие, но туповатые девицы, готовые за брюлики и шубки раздвигать ножки перед кем угодно.

Нет, жирдяй предпочитал холеных недоступных красавиц, у которых имелись собственные деньги, а порой — и мужья. Этих дам брюликами и шубками не заманишь, а если и заманишь, то получишь секс с резиновой куклой, чего сластолюбец совсем не хотел.