В Plaz’e только девушки - Мила Бограш

– А я – Альбина Георгиевна… Так вы его коллега?

– Да, – кивнула я, – мы случайно встретились здесь. – И повторила: – Он одолжил мне деньги…

Альбина Георгиевна взяла купюры, машинально сунула в карман. Они с Пашей направились к входу в бунгало. Вдруг она обернулась:

– Василиса, вы зайдете ко мне в Москве? Я хочу знать о последних днях сына. И на поминки приходите. Сообщите своим, в газете. Хотя… Все уже знают.

– Обязательно приду. – Немного помявшись, я предложила: – Может, мне поменять билет на самолет? Я помогу вам… перевезти Ерему, – даже мысленно я не могла назвать его «трупом».

– Спасибо, – сдержанно ответила она. – Мы с Пашей… Он поможет… С мужчиной как-то спокойнее. Когда мы вернемся, Паша вам позвонит.

Я отозвала Павла в сторонку и попросила забрать Клавдею. Пусть в Москве отдаст матери сердечную подругу Еремея, принципиально не заводившего человеческих друзей.

Павел вскоре зашел ко мне, положил черепашку в коробку, отнес к себе в номер. Потом вернулся, помог донести мой чемодан до ворот отеля. У центрального входа уже собрались отъезжающие в аэропорт.

Секретарша все-таки не утерпела, открыла ящик стола, где лежал вожделенный детектив. Иллюзорный мир сыщиков и маньяков был куда привлекательнее постылой приемной. Она мельком глянула на оставшихся кандидаток. «Этим курицам точно не до меня» – и углубилась в бестселлер.

Она была права. Вера сидела такая бледная, что, казалось, вот-вот грохнется в обморок. Яна с тревогой посмотрела на нее. Достала из сумки бутылку «фанты», взяла со стола стакан. Секретарша даже головы не подняла: Яна успела заметить, что та смотрит не в комп, а в припрятанную книгу, усмехнулась про себя. «Сачкует поганка, – не хило устроилась – от детективов мозоль на глазу не вырастет». Она подошла к неживой от страха Вере:

– На, выпей! Сладкое снимает стресс.

Та, ничего не сказав, дрожащей рукой схватила стакан, жадно выпила. Взгляд слегка прояснился. Яна взяла ее холодные влажные ладони в свои. Нашла между большим и указательным пальцами животворную точку «Хе– Гу», сильно надавила. Девушка поморщилась.

– Больно? – шепотом, чтобы не вспугнуть секретаршу, спросила Яна.

– Да, – так же тихо ответила Вера, попробовав улыбнуться.

– Ничего, сейчас пройдет. Это самая важная точка. Меня один целитель научил. Если поплохеет, сразу сюда нажимать…

Девушка слегка порозовела и признательно взглянула на Яну.

– Спасибо вам.

– Получше? А то смотрю, того и гляди вырубишься. Ты чего? Трусишь, что ли?

Вера, по совету мамы, никогда с незнакомыми людьми не разговаривала, чтобы не стать их «жертвой». Но сейчас она жертвой уже была и, то ли от сильного волнения, то ли от благодарности к незнакомке, разоткровенничалась.

– Очень боюсь. Я уже второй месяц без работы. Если и здесь не получится… Сами понимаете.

Но и Яна изменила своему железному принципу не грузиться чужими проблемами. Эта дрожащая Вера неожиданно вызвала в ней жалость – чувство, из-за которого человек способен на многое. Яне захотелось ее пригреть, как потерявшегося щенка.

– И что, помочь некому? – сочувственно спросила она.

– Нет… У меня мама умерла…

Глаза у Веры покраснели.

Яна не стала спрашивать, есть ли муж, близкие подруги. Понятно, что нет, если только на маму рассчитывала.

– Тебя как зовут?

– Вера.

– А я – Яна. Слушай, давай на «ты».

– Хорошо, я попробую.

– Ты кем работала?

– Я делопроизводством занималась. Могу секретарем быть. Могу в отделе кадров…

– Ты не отчаивайся, если здесь не примут, – зашептала Яна. – Запиши номер моей мобилы…

– У меня нет мобильного, – сказала Вера и, увидев, как удивленно поднялись брови Яны, смущенно объяснила: – Как-то не было в нем необходимости…

– Домашний мой черкни. – Яна досадливо вздохнула: «Тяжелый случай». – Позвони. У меня много знакомых, что-нибудь придумаем.

– Правда? А вы… Ты мой запиши.

Яна вбила ее домашний в свой мобильный.

Двери кабинета раскрылись. Вышла «расфуфыренная» Агния. Она тоже была бледна, но какой-то напряженной, яростной бледностью. Быстро подошла к секретарю, попросила бланк заявления о приеме на работу. «Значит, приняли», – подумала Яна и подтолкнула локтем Веру, указав глазами на Агнию. Но Вера снова впала в ступор. Яна вгляделась в лицо Агнии и поняла, что та совсем не рада своему счастью. В глазах ее были боль, злость и одновременно решимость. «Что это она…», – подумала Яна, но не успела сформулировать мысль до конца, потому что на столе секретарши снова ожил внутренний телефон. Та сняла трубку, выслушала и сказала:

– Яна Антоновна, проходите, пожалуйста.

Яна встала, ободряюще подмигнула Вере и скрылась за дверью кабинета.

* * *

В самолете моя соседка по креслу резко повернулась ко мне, сдавленно сказала:

– Я хочу выйти.

– В конце салона, – указала я ей путь к туалету.

– Нет, – ответила она, – я выйти хочу. Вообще…

– Куда? – уставилась я на нее.

– Туда…

И она показала рукой за иллюминатор.

«Туда» было на высоте десяти тысяч метров. Сбрендила она, что ли?! Мне стало нехорошо. Вдруг набросится или начнет крушить самолет. Я опасливо отстранилась от непоседливой девушки. Как ее только на борт пустили! Контролеров в аэропортах больше, чем вертухаев в зоне, все насквозь сканируют, а толку-то! Лучше бы, блин, экстрасенсов посадили – мысли безумные читать.

«Нет, ну каков Рикемчук!» – вспомнила я его пожелание «счастливого полета».

– Девушка, – ласково спросила я, – может, бортпроводника позвать?

– Не надо, все равно меня не выпустят.

«Это точно, – мысленно согласилась я. – Здесь остановки по требованию нет. Пожалуй, стюардесс лучше не беспокоить. Привяжут психопатку к креслу, объявят аварийную посадку где-нибудь в тьмутаракани. В общем, привет семье, сегодня ужинайте без меня». А домой так хотелось…

Я решила зайти с другого конца.

– Вы в первый раз летите?

Вопрос был глупый – в Индию-то она добралась. Не на метле же! Может, на пароходе или на верблюде?

– Нет, не в первый, – ответила она, – но выйти мне хочется впервые.

– Почему?

Я, вообще-то, другое хотела спросить: почему желание свободного полета возникло в непосредственной близости от меня? Почему именно мне так повезло? Но, решив ее не нервировать, ограничилась только одним «почему?»