Поднебесный Экспресс - Кирилл Кобрин

Завершение ужина было вполне мирным, разве что Улоф спохватился было и попытался заказать стакан белого вина, не байдзю, а вот у вас в меню есть шардоне, вот его, пожалуйста, но порыв шведа разбился о каменный бастион спутницы, она жестом отослала официанта, попросив просто подлить горячей воды в стаканы, ее и его. Улоф с кислым видом прихлебнул кисловатую от лимона воду и продолжил ковыряться в пасте. Стали расходиться, договорившись встретиться здесь же, в вагоне-ресторане, через час, выпить, посоциализироваться, раз уж вайфая нет. Володя пообещал угостить меня за все мои переводческие труды. Вяло отказываться не было уже сил, да и особого желания. Стив расспорился с Улофом на обычную для иностранцев в Китае тему о том, как скоро, совсем скоро китайские товары окончательно наводнят Европу и Азию, что «пояс» удавкой обовьет горло европейской индустрии, что сопротивляться этому – не наш «путь», к тому же обреченный, но можно придумать какой-то трюк, не можно, а нужно, конечно же, но какой? реиндустриализация? зеленые не разрешат, а им еще китайцы и платят за отвагу, ну нет, это неправда, отнюдь, правда, я пишу об этом в своей новой книге, своих зеленых они в тюрьму, а чужим – деньги, но неважно, реиндустриализация Европы невозможна, вот вы и этот джентльмен, забыл его имя, Дараз? да, Дараз, вы специалисты, но работаете в китайской компании, не совсем, совместной, но штаб-квартира в Китае, значит, в китайской, а ведь выучились в Европе и могли бы там применить знания, но тут денег больше платят, не так ли? и да и нет, денег больше, но не только в этом дело, здесь интереснее, всякие возможности, странные задачи, многие вещи с нуля, а там, в Швеции, хотя я и наполовину немец, рутина. Здесь в разговор встрял Од с его – надо же, я тоже немец наполовину, откуда вы? Гольштейн? То есть еще и немного древний датчанин? смешно. Но ведь и монархический русский тоже немного, это уже я встрял, распрощавшись с Володей, ведь был же русским царем голштинец, да и чуть-чуть британский венценосный, добавил Стив, династия наша соседняя с Гольштейном, ганноверская. Остается выпить одноименного пива, добавил Улоф, оно отвратительное, но было бы красиво. Впрочем, здесь только «Циндао» и почему-то «Будвайзер». Вечером снимем пробу, хотя понятно, все то же самое. Расходиться не хотелось, можно было бы уже сейчас взять по стакану и расположиться у стойки или в креслах, но кресел еще не поставили, одни пустые столы с грязными тарелками, отодвинутые стулья, смятые салфетки. Горшочек китайца уже почти выкипел, он, уходя, забыл выключить огонь. ОК, тогда через час здесь же. Чжэн, проходя мимо нас, пожелала всем спокойной ночи. «Я – спать! Еле на ногах стою после приступа. Увидимся за завтраком!»

Как Атос, забаррикадировавшийся в погребе, приступаю к инвентаризации припасов. Не бургундского и анжуйского, не окороков и колбас – книг. Сколько придется прожить безвайфайной монадой? Два дня? Неделю? Все семнадцать дней? Никто не знает. Но я уверен: чем меньше здесь будет Интернета, тем счастливее китайские товарищи. Ведь с них же начальники спросят, мол, не случилось ли какого вольнодумства на борту? «Древний путь» обещал, конечно, пассажирам обогнуть Great Chinese Firewall, но стоит ли выполнять обещанное?

Наверняка они втихую выключили вайфай для собственного удобства. Значит, рассчитывать стоит только на телефон, но он заработает дня через два только, да и то ненадолго, до следующей остановки. В общем, полагаться, как всегда, на себя и на свои запасы. На путевой арсенал чтения. ОК, начистим ружья кирпичом, смажем замки аркебуз салом, пересчитаем патроны, проверим порох в пороховницах, наточим шпаги и алебарды. Сам себе Гримо.

Я достаю чемодан, который еще не определил в багажное отделение, и вынимаю две обернутые пластиковыми пакетами пачки. Это не все, что я читал или собирался в минувший год, но многое. Кое-что раздарил аспирантам, коллегам и соседям по экспатскому 12-му этажу кампусного дома для преподавателей. Книг пять летом передал домой с оказией. Так что осталось не очень много; к тому же на самом деле почти все, почти все, увы, прочитано. Ну ничего. Примемся за дело и рассортируем.

А. Прочитанное, перечтению не подлежащее. Закупленные по фунту в Oxfam старые мягкие издания детективов. А. Кристи – история про казнь американца путем нанесения двенадцати ударов. Очень китайский способ лишения жизни, кстати, напоминает казнь отрезанием тысячи кусочков, столь восхищавшую Батая и других фантазеров. Помню, в первый раз наткнулся на «нарезание дыни дольками» – такое вот есть еще милое курортное название методической гнусности перезрелой культуры – в романе Кортасара. Там какие-то интеллектуальные люди слушали джаз, беседовали, курили, пили и отчаянно старались быть hot. Дело происходит в Париже, конечно же, где еще. И вот там один из героев показывает другому, уже самому главному, некие фотокарточки, ах, чудное старозаветное слово, фотокарточки, мутные, размытые, а на них китайца, как дыню, нарезают другие китайцы. И вот когда уже многое отрезано, у казнимого на лице якобы восторг, энтузиазм и просветление. Дело – в романе, не на фотокарточке – происходит в конце пятидесятых, и как я мог знать тогда, когда это читал, в советском восемьдесят четвертом, что жил-был некий Жорж Батай, который особенно данным экстазом шинкуемого человека восхищался. Недавно в сети я наткнулся на статью, где еще один знаток замысловатого живодерства объяснял: француз все не так понял, паренек именно на этом конкретном снимке либо уже мертв, либо ему скормили такое количество опия, что все нипочем, чего бы и сколько ни отрезали. Аллегория послевоенного французского любомудрия: что-то такое отрыть, просто непристойное или непристойно страшное, наговорить всяческого красноречия, соблазнить неопытные умы – и в кусты или в могилу, а потом, сколько ни объясняй ложность изначальных посылок и отправных точек, уже ничего не изменить. Fake news. Sad. Конечно, соблазнительно предположить, что тетушка Агата придумала, как ей убить жертву – ведь главное в любом детективе это способ превращения живого организма в неживой, – наткнувшись на отчеты британских и американских офицеров и миссионеров о системе физических наказаний в правление тетушки Цыси, но нам ничего об этом не известно. Пусть Батай на том свете сочиняет. Да, двадцать пятому перечтению не подлежит, точно так же как и другая история той же тетушки Кристи о некоем докторе, убившем своего пациента. Уж с ней-то, по понятным причинам, следует ознакомиться лишь один раз; хотя сочинители детективов наверняка перечитывают ее в поисках технического вдохновения.

Еще одна книга про убийства, другой английской тетушки, но тетушки поинтереснее, пообстоятельнее. В ней все прекрасно, тщательно и детально: лондонский район Лаймхаус, рядомлежащий Уоппинг, чуть подальше – Уайтчэпел, мечты о недвижимости, вопросы приобретения недвижимости, вопросы оценки социального статуса персонажей исходя из характера и местоположения недвижимости, в которой они проживают, некоторые проблемы школьного, университетского и религиозного воспитания в послевоенной Англии, офисная психология, меню офисных ланчей и многое другое, имеющее отношение к первой половине девяностых. Компьютеры тогда еще редки, как редки были клерки из Сити, отважно решившие поселиться в Ист-Энде. Ну и, конечно, там убивают довольно замысловатым, но вполне правдоподобным образом, плюс вишенка на торте, мелкая деталь сценографии смерти, делающая исчезновение человеческой жизни невыносимо – и пошло – жуткой. Какая-нибудь игрушечка на трупе. Или лужа блевотины рубинового цвета, покойная перед смертью пила дешевое болгарское каберне. Тончайший намек для любителей жанра sapienti sat: именно тогда, в начале девяностых, в Болгарию приехали западные виноделы, попытались устроить здесь новый винный рай, времена еще до сокрушительного триумфа Южной Африки и Чили с Аргентиной. Пару лет новое болгарское было очень неплохим. Но потом все пошло вразнос, и где оно нынче? Давно не видел его в супермаркетах. Думаю, автор романа о трупах в Лаймхаусе держала руку на винном пульсе, респект и уважуха. Впрочем, под конец книгу она запортила историями про французских коллаборантов. Ну ни к чему это и сколько можно. Дурной вкус вроде крымского вина. Кладем обратно в чемодан.