📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаРоссия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II - Петр Романов

Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II - Петр Романов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 100
Перейти на страницу:

О многом свидетельствует и тот факт, что уже в Эрфурте в тайные переговоры с Александром вступил тонко чувствовавший перемены в политическом климате Талейран. В личных беседах с царем он доказывал: если в России нецивилизованный народ, но цивилизованный царь, а во Франции цивилизованный народ, но нецивилизованный император, то логично, если русский царь будет искать общий язык не с Наполеоном, а с французами. Именно России предстоит спасти Европу и саму Францию от Бонапарта, доказывал Талейран. Иначе говоря, он предлагал Александру I эскиз политического моста из настоящего в будущее.

И эти разговоры не прошли для российского императора впустую. Крайне разочаровав Наполеона, вместо того чтобы стать по сути его оруженосцем и слепо следовать за корсиканцем по тропе войны, Александр I проявил характер, отклонил предложение французского императора и предпочел вернуться к внутренним российским делам, своей реформаторской деятельности.

Тем более, как показалось российскому императору, он нашел наконец человека, способного его собственный отвлеченный либерализм сделать конкретным.

«Французский агент» Михаил Сперанский

Для российского лидера, решившегося на преобразования в столь огромной стране, найти достаточное количество толковых помощников всегда оказывалось одной из сложнейших проблем. Даже Петру Великому, обладавшему особым даром отыскивать таланты и оставившему после себя целый выводок своих последователей – «птенцов гнезда Петрова», – и тому постоянно не хватало людей умных, энергичных и образованных, не говоря уже порядочных. То, что ему до конца дней пришлось как на главного своего помощника опираться на безграмотного Меншикова, известного своим казнокрадством, говорит о многом.

Катастрофической нехваткой собственных кадров большей частью объясняется постоянное и широкое присутствие иностранцев в России практически при всех режимах. Так было и в «бироновские» времена Анны Иоанновны, но так было и в «национально-патриотические» времена Елизаветы Петровны. Екатерина II в самом ближнем своем окружении действительно предпочитала держать коренных русских, но уже в соседнем от императорского будуара коридоре легко обнаруживался наемный иностранец.

Несмотря на появление ряда крупных учебных заведений и на то, что собственные национальные кадры во многих отраслях уже твердо занимали доминирующие позиции, коренным образом ситуация не изменилась и к XIX веку. Россия по-прежнему испытывала хронический голод на таланты. Все еще не хватало школ и университетов, их выпускники просто растворялись на огромных русских просторах. Здесь потерялись бы, наверное, лучшие специалисты из нескольких европейских стран, вместе взятых. Но у этой острейшей проблемы имелись и иные причины, на что обращали внимание многие думающие русские люди того времени.

Поэт, журналист и общественный деятель Иван Аксаков в 1863 году с горечью писал:

Требование на ум! А где его взять? Занять? Но мы и без того уже постоянно живем чужим умом, и легкость, с которою производился этот заем, – одна из причин нашего собственного скудоумия. Мы долго жили чужим умом и платили за это дорогими процентами – нашей честью, нашей духовною независимостью, нашею нравственною самостоятельностью… Конечно, Россия не без умных людей, но количество их ничтожно в сравнении с потребностью в умных людях, предъявляемой всеми отраслями управления. Если бы дело шло только о войне, то, конечно, можно было бы обойтись одним пожертвованием жизни и достояния, но теперь, как нарочно, ни жизни, ни достояния не требуется, а требуется только ум, ум и ум, и на это-то требование и сверху и снизу и со всех сторон слышится одно: «людей нет, безлюдье!»

Пытаясь понять причину этого «безлюдья» при безусловной талантливости русского народа, Аксаков приходит к выводу о «ненародности, искусственности» образованной среды российского общества, его оторванности от национальных корней. Если на Западе, делает он вывод, общество устроено таким образом, что поднимает ум наверх, а потому элита умнее низов, то в России уже который век низы умнее правящей элиты, поскольку она не подпитывается в достаточной степени талантами и жизненными силами народа. Наоборот, поднимаясь наверх, «творческая сила, – пишет Аксаков, – развиваясь, слабеет и оскудевает».

Продолжая мысль Аксакова, можно сказать, что Россия слишком долго жила надеждой на чудо – появление новых Ломоносовых, способных не только самостоятельно выучиться, но и пробиться наверх, в то время как на Западе процесс «золотодобычи», то есть поиска талантов, давно уже пытались поставить на «промышленную основу».

Кстати, само слово «самородок» – а именно так называют в России талантливых людей из низов, добившихся успеха вопреки системе, – в самой своей основе подразумевает не только драгоценный талант, но и редкость подобного «природного обособления». Самородок – это не россыпь, а потому только подчеркивает безлюдье, о котором пишет Аксаков. В результате России и приходилось столь часто прибегать к западным займам. А Запад одаривал Россию и истинными талантами, и горами отработанной, пустой человеческой руды.

Но издавна существовала в России и еще одна проблема: неумение толково, то есть в полной мере, использовать даже случайно найденный самородок. Судьба Михаила Сперанского тому пример.

Михаил Сперанский был как раз выходцем из самых низов. Его отец – провинциальный сельский дьякон, под старость дослужившийся до сана священника, судя по всему, не имел даже родовой фамилии. В документах родня Сперанского названа лишь по именам: священник Василий (дед) и священник Михаил (отец). Историки, изучавшие биографию Сперанского, выяснили, что фамилию он получил мальчиком в семинарии, когда ему шел уже одиннадцатый год.

Свои способности Сперанский проявил уже в детстве, а потому сначала, как лучшего ученика Владимирской семинарии, его перевели в главную семинарию при Александро-Невском монастыре в Петербурге, а затем оставили там же на преподавательской работе. Уже тогда Сперанский изучал далеко не только богословие. Согласно его воспоминаниям, один из учителей семинарии оказался тайным поклонником Дидро и Вольтера, чьи идеи и пытался внушить своим слушателям даже под крышей православного монастыря.

Как и всякий самородок, основные свои знания Сперанский получил путем самообразования, поглощая неимоверное количество книг, в том числе работы Декарта, Руссо, Локка, Лейбница, Канта. Кроме того, исследователи творческого наследия Сперанского считают, что он немало идей почерпнул у таких известных англичан, как Адам Смит, Джеймс Стюарт и Дэвид Юм.

Из русских наибольшее влияние на семинариста оказал Радищев. Необычайно важной показалась Сперанскому мысль о том, что, поскольку в крепостничестве заинтересован на самом деле не царь, а дворяне, то только самодержец и способен без революционных потрясений отменить в России позорную работорговлю.

Более того, развивая идею Радищева, Сперанский указал и на многие другие застарелые болячки российской жизни, которые вполне поддаются не революционно-хирургическому, а мягкому терапевтическому лечению, лишь бы на то была воля просвещенного монарха. Сперанский по своему характеру и убеждениям был не революционером, а эволюционером.

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 100
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?