Красавица - Анастасия Евлахова

– Опять иронизируешь? – с подозрением спросил Рей.

– А зачем ты мне задаешь вопросы с очевидными ответами?

– Я хочу знать, что для тебя очевидно.

– А ты бы сам того ребенка спас? Взял бы на себя ответственность за те убийства, которые он совершит потом? Это же как убить всех тех людей своими собственными руками…

– Значит, тебе кажется, что спасти того, кто потом станет убийцей, – все равно что стать убийцей самому? – переспросил Рей.

– Я такого не говорила. Зачем нести ответственность за то, что тебе неподконтрольно?

– Но представь, что подконтрольно. Ты знаешь, кем этот ребенок станет.

– Это не контроль. Это чушь. Такого в жизни не бывает. Никто не знает последствий своих действий наперед.

– Почему ты так решила?

Ица пожала плечами:

– Ты вот знаешь?

– Мы не про меня говорим.

– Ну ясно. Не знаешь.

– Ладно. Пока хватит, – хмыкнул Рей, не сдержав улыбки, а потом едва слышно добавил, будто сам себе: – Сработало, что ли?..

Он откинул полог из шкур, и в ангар ворвался яркий белый свет.

– Пойдем. Времени мало, – бросил Рей.

Но Мора, зажмурившись, уже ничего не видела. Глаза нестерпимо резало, и хотелось их потереть, но руки не слушались. А потом Мора поняла, что больше не чует крепкого запаха кожи. Замолкли гудение и потрескивание, которые, как оказалось, распространял резервуар. Не полыхал сине-зеленым биораствор, а гигантские челноки-черепахи не наблюдали больше из глубины ангара.

Ангар исчез, исчезла и та Мора, которая почему-то назвалась Ицей. Испарился и Рей, и его куртка. Мора еще чувствовала ее тяжесть на плечах, но и это ощущение быстро пропадало. Комната больше не сияла, а ее очертания обрели наконец четкость. Спальня не расплывалась, сливаясь силуэтами с другим, незнакомым пространством. Это была опять она – ее новая спальня на Первом кольце.

И только голова кружилась от странного полусна-полувидения, которое пришло неизвестно откуда, так живо ею овладело и так быстро истаяло.

Мора обшарила всю комнату. Она и сама не знала, что ищет, но ей нужно было объяснение. Что это было за видение? Может, голограмма? Но все казалось таким настоящим, таким осязаемым… Мора ведь не просто смотрела или слушала. Она чувствовала запахи, холод и тепло, а еще – она была в теле Ицы.

А Рей, тот парень, который Ицу якобы создал?.. От мысли о его лице внутри у Моры все странно переворачивалось. Ведь если разбирать это лицо на отдельные черты, то оно странное, даже уродливое. Но если собрать вместе – хочется смотреть и смотреть… У Моры никогда такого не было: в свои короткие прогулки по Второму кольцу, когда она любовалась людьми исподтишка, весь ее восторг крутился вокруг симметрии черт и гармонии форм. Этот же парень был не только совершенно некрасивым – он краснел, горбился, двигался неуклюже и все время куда-то спешил, даже задавая Ице странные вопросы. Он вызывал целую бурю неприятных эмоций, которые вместе почему-то давали ни на что не похожее, удивительное впечатление. Как будто… как будто все, кого Мора видела на острове, были разрисованными пластиковыми куклами, и только Рей один – настоящий.

В своей комнате Мора ничего подозрительного так и не нашла. Из техники – разве что лампы под потолком и светильники у изголовья. Конечно, в стенных панелях, как и на Втором кольце, мог скрываться арканит. Но большую часть стенного пространства в комнате занимали огромные окна, и если арканит куда-то и встроили, то разве что в пол. Впрочем, Мора едва начала знакомство с Первым кольцом и с картой толком еще обращаться не умела. Она могла вызвать изображение по ошибке или по незнанию. А сцена вообще-то напоминала эпизод из фильмограммы, только с эффектом погружения. Кто знает, с какими технологиями Первого кольца ей еще предстоит познакомиться?

До ужина оставалось совсем немного, да и голова была дурная, но Море очень хотелось сходить в архив. Перебежать в южный учебный корпус из спального ничего не стоило, но по коридорам бродили студенты. Они перешептывались, хохотали, демонстрировали друг другу голограммы из своих карт, а Мора старательно прятала лицо. Она понимала, что вечно скрываться не сможет и на занятиях ее непременно узнают. Но об этом она пока думать не хотела. К счастью, взгляды скользили мимо: она все-таки переоделась в форменное платье и теперь, если не откидывать волосы, ничем не отличалась от других. Как хорошо, что природа одарила ее кудрями: если и можно ее за что-то назвать красавицей, так это за волосы.

В архиве было темно и тихо. К пространству Мора еще не привыкла и в огромных помещениях чувствовала себя не крупнее яблочной тли. А этот зал был отделан еще сложнее, чем ее новая спальня: стены укрыты панелями из натурального дерева, своды придерживают каменные колонны, сквозь разукрашенные окна струится цветной свет. Такой интерьер очень напоминал центральный храм на Втором кольце, куда недолго водила ее мама: его тоже выстроили из органики и украсили вот такими стеклами, потому что у служителей великих деньги водились всегда. Но вместо скамеек вдоль стен здесь тянулись сенсорные панели – совсем как у мобуса в их семейном отсеке, – и это Море понравилось. Хоть в этой технике она не запутается!

В зале не было ни души, но каблуки ее туфель застучали по каменным плитам так звонко, что Мора втянула голову в плечи и прошмыгнула к панелям уже на носочках.

Прижав руку к сенсору и дождавшись, когда он загорится, Мора собралась уже открыть рот, но почему-то замешкалась, и тут фонтан из голограмм чуть не сбил ее с ног. Частицы вырывались из воздуха, а потом, плотнея и сгущаясь, собирались в объемные изображения. Папки в твердых обложках и сшитые стопки бумаг, газеты, журналы и книги, разрозненные листки и мятые записки – чего на нее только не посыпалось! Хотя она даже не продиктовала поисковый запрос…

Материалы все сыпались, раскрываясь и разваливаясь на страницы, а потом зависали, мягко покачиваясь, и тихонько кружились вокруг своей оси, когда сзади кто-то кашлянул и буркнул:

– Стоп.

Мора обернулась. В шелесте голограмм она не расслышала звука шагов, а между тем над ворохом цветных страниц и потрепанных обложек сначала обозначилась светлая макушка, потом нахмуренные брови и, наконец, все лицо.

– Ну-ка пусти.

Фонтан голограмм мигом иссяк. Распахнутые книги колыхались в воздухе, листки газет подрагивали, журнальные развороты блестели глянцем. Смахнув со своего пути книги, парень шагнул к сенсорной панели и положил на нее ладонь. На Мору он даже не посмотрел. Близко сведенные брови, губы сжатые, глаза темные – он явно злился.

– Отмена. Ты что, и есть та новенькая?

Парень исподлобья глянул на Мору, но не вздрогнул, даже не моргнул, а сложил руки на груди и кивнул на документы:

– Я тоже, когда на Первое приехал, сразу в архив полез. Но ты бы хоть справку вызвала…