День, когда мы будем вместе - Юрий Никитин

– А вы говорите, что вас не надо лечить. Собственно, вы-то сами чего хотите?

– Я хочу, чтобы мне прекратили морочить голову! – выкрикнул я. – Тридцать лет я оплакивал Агнешку, а теперь у меня спрашивают, уверен ли я в том, что ее нет в живых? Это с одной стороны, а с другой – не я ли тот самый варненский душитель, который удовлетворяет женщин путем их умерщвления?

Деревянко, покрутив в руке стакан, поставил его на стол, ни сделав и глотка. Он был напряжен и мрачен, будто я своими невоздержанными выкриками сильно обидел его. Впрочем, он тотчас понял, что не с той ноги ступил и, расслабив мышцы лица, сказал:

– Надо же, каким вас титулом наградили: варненский душитель! Шутка шуткой, но глядя на ваши руки вполне можно подумать что угодно… Вы вон мне ладонь перемололи… – он приподнял правую руку, и только тут я заметил, что она у него перевязана, – …лангетку врач наложил. А ведь играючи, с симпатией жали. Нет, конечно, никто вас ни в чем не подозревает, тем паче, у вас алиби имеется, да и уверен я, что женщины ваши, получив удовольствие, нехотя, но все же шли домой, варить своим мужьям щи, а не валялись бездыханными с вываленным набок языком.

От этого его физиологического натурализма меня аж передернуло. Он это не преминул заметить и засмеялся довольно:

– Вот-вот, какой же из вас душитель, если вы от десятка неблагозвучных слов в обморок того гляди грохнетесь.

Было ясно, что майор бронетанковых войск видел и слышал нашу с профессором Перчатниковым беседу по монитору в соседней комнате, а ко мне пришел, чтобы добить меня психологически. Я терял равновесие, и мне не за что было ухватиться.

Заметив мое состояние, Антип поднялся и, не прощаясь, тихо вышел – этакий английский джентльмен, навестивший занедужившего приятеля…

Зверем ходить по комнатам, из одной в другую через террасу, конечно, можно, но всякий раз, проходя мимо стола в гостиной, тянет выпить, в то время как я по какой-то необъяснимой причине, напиваться передумал. Выход я нашел быстро, просто сменив маршрут.

Я вышел из гостиницы и по тропинке с указателем пошел вниз, к магистрали. Эльфы – маленькие и большие, в трусах с помочами и в коротеньких юбочках – теперь уже не раздражали меня своим видом. Более того, по возвращении домой я решил выразить Антипу протест в связи с отсутствием у меня соразмерной униформы.

Шел я довольно долго, наслаждаясь тенью и ароматным воздухом. Вскоре послышалось гудение моторов, и показалась дорога. Перейдя ее, я вдоль моря, лежавшего внизу, пошел налево, памятуя о том, что до международного дома творчества здесь всего лишь километр.

И впрямь: «высотка», в которой когда-то жили Агнешка, пан Гжегош и Лидия, была видна столь отчетливо, словно находилась от меня в трех шагах, но это был обман зрения – я шел к ней, а она ко мне не приближалась.

Местность была незнакома. Я силился вспомнить что-то, зацепиться в памяти за какую-нибудь безделицу, но все скользило, как по молодому льду, и исчезало в темной полынье. И вдруг я понял, почему это так. Повинуясь, видимо, какому-то своему внутреннему распорядителю, я шел теперь медленнее, чем хожу обычно. Смешно утаивать что-либо от самого себя, поэтому я сразу признаюсь в том, что неспешным своим шагом я пытался оттянуть момент встречи с домом, в котором я потерял когда-то своего любимого эльфа. Боже, думал я, останавливаясь то и дело без надобности, какой боли добавил мне этот профессор кислых щей! Я ведь и сам, глядя иной раз на Агнешку, смутно ощущал: что-то в ней не так, как у остальных homo vulgaris, и за этим «что-то» стояла тайна пропажи каких-то двадцати генов в какой-то седьмой хромосоме! У меня ведь тоже, вероятно, не хватает скольких-нибудь генов в какой-нибудь двенадцатой хромосоме, и у вас не хватает, и у вас – кто же мы тогда такие?

Как не готовился я к встрече, а все же низкие воротца вынырнули из-за угла совсем нежданно. Я не стал подходить к ним, просто присел сбоку на теплый камень и принялся что-то там впереди высматривать – уж не Агнешку ли с самим собой? Веселые, здоровые люди с золотистым загаром, оживленно обсуждая планы на вечер, шли мимо, не замечая меня, проходили в распахнутые воротца и по аллее спускались к «высотке», а там поднимались на лифте на пятый этаж и, войдя в номер, бросали сумки на пол в прихожей и принимались целоваться у стены – жадно, ненасытно, с вскриками и сладостно – мучительными стонами… Из брошенных сумок за ними равнодушно следили большие бутылки «пепси»; нектарины краснели круглыми, нежными щечками; впервые видя такую сцену, пялились во все глаза отмороженные стейки, которые давно уже были циниками, а вот пиву, «Мартини» и водке не повезло: они были заточены в красивые коробки и видеть могли только стены своей прекрасной тюрьмы…

Я остановил такси и поехал назад, к эльфам. До этого был момент, когда я, казалось бы, решился пойти т у д а, но сделав два шага по направлению к входу, без каких-либо объяснений с самим собой развернулся и, перейдя дорогу, поднял руку. Позже я безоговорочно утвердил это спонтанное решение. Я не был готов войти т у д а, на это кладбище воспоминаний. Собственно страшился я не самих воспоминаний, а совсем иного: того, что не увижу я там ни одного знакомого креста, и станет мне тогда совсем худо.

Дома, в своем уютном номере, слегка пообщавшись с Джонни-предпоследним, я признался себе, что сделал ошибку, приехав сюда на поиски призраков. Джонни шептал: конечно, старина, конечно, и пытался подлить мне еще, но я держался из последних сил. Я был зол на себя, потому что большего несоответствия достаточно суровой, решительной внешности и безвольного, тряпичного таки характера, чем у меня, трудно было себе представить. По сути, за два дня я ничего толком не выяснил, всякий раз откладывая самые главные вопросы на потом. Я и себе-то перестал их задавать, будто уже давно все узнал, а знания эти упаковал и схоронил. Да, я говорил им, что не верю их басням, но отчего бы не спросить у них прямо в лоб: вы что, господа – новые Иисусы, массово воскрешающие новых Лазарей? Впрочем, профессор назвал это реконструкцией, но как это не называй, все одно: прописанный на том свете человек должен вернуться на этот! Они собираются вернуть мне Агнешку – очень хорошо. Я в полнейшем восторге и, конечно же, не пожалею для этого чуда никаких денег. Но прежде они должны сотворить это чудо!

Возбудив себя уничижением, я взялся за телефон, и пока слушал и считал унылые гудки, в дверь постучали. Разумеется, это был Антип Деревянко, русский патриот. Он приехал на французском танке и, судя по его решительному виду, был готов к всеобъемлющему и безоговорочному услужению.

– Проходите, Антип Илларионович! – сказал я. – Давненько с вами не виделись. Что новенького в мире достопочтенных эльфов?

Антип откашлялся прежде, чем ответить, словно пришел держать экзамен, потом налил себе джонниной наливки, выпил, что-то разгладил под носом, из чего я заключил, что еще недавно он носил усы, вздохнул и, наконец, произнес – как милостыню подал:

– Вы мне очень не понравились прошлый раз, Тимофей Бенедиктович. Я даже хотел начальству представление сделать о приостановлении работы по… ну, по вашему проекту, потому что психологическое ваше состояние было ужасным.