Мускат - Кристин Валла

— А, никак это к нам барышня пожаловала? — произнес он и вновь принялся хлебать суп.

Клара Йоргенсен нервно стиснула пальцы и тихо подошла ближе.

— Садись, — приказал он и кивнул, не отрываясь от экрана телевизора. — Чем могу тебе помочь?

Она уже пожалела, что пришла, но раз ее узнали, то отступать было поздно.

— Я не умею готовить еду, — сказала она.

— Вот оно что! — произнес старик. — Подумаешь, есть из-за чего огорчаться!

— Капитан вечером приходит голодный.

— И ты решила готовить ему еду?

— Да.

— И сколько же тебе лет, сеньорита Клара?

— Двадцать один.

— Ты впервые приехала на Карибы?

— Да.

— И ты приехала сюда ради него?

— Да.

— И теперь ты хочешь готовить ему еду.

— Да.

Эрнст Рейзер, прищурившись, посмотрел сквозь завесу из деревянных бусин на улицу и покачал головой.

— Ох уж эти амуры! — пробормотал он себе под нос. — Они заставляют нас делать самые неожиданные вещи. Заставляют ехать в самые неожиданные места.

— Простите? — спросила она.

— Ничего, милая, — откликнулся он. — Скажи мне, ты умеешь следить за временем?

— Да.

— Ну, тогда и еду сумеешь приготовить.

Она взглянула на него с удивлением.

— Ладно, — сказал Эрнст Рейзер и встал со стула, звякнув пряжкой на брючном ремне. — Пошли готовить бобовую похлебку для капитана!

— А как это делают? — спросила Клара Йоргенсен.

— Что нам для этого потребуется? — спросил старик, зажигая себе сбереженный в кармане окурок.

— Бобы, наверное?

— Умница! А что еще?

У нее сделалось совсем растерянное выражение лица:

— Не знаю.

— Помидоры, милая моя, и свежий кориандр, если найдется.

Он стряхнул с колен пепел и двинулся к выходу. Клара Йоргенсен мельком бросила взгляд на экран телевизора и увидела, что трое мужчин из Каракаса поубивали друг друга из-за трех бутылок охлажденного пива в холодильнике. Слегка передернув плечами, она поспешила следом за стариком.

С этого дня Клара Йоргенсен каждый день проводила несколько часов на кухне ресторанчика с Эрнстом Рейзером. До вечера посетители туда не заглядывали, и обслуживать было некого, а ей поднадоело целые дни напролет только читать. С пятнадцатью привезенными с собой романами она уже давно управилась и теперь трудилась над современными латиноамериканскими авторами, которых решила прочесть в оригинале. Эрнст Рейзер научил ее нарезать рыбу, панировать цыплят и делать отличный соус для пасты, а между делом подсказывал перевод непонятных испанских слов. От него она узнала названия всевозможных плодов и круп, которые продавались в магазине, научилась делать маисовые лепешки и резать соломкой мясо по-венесуэльски, а также готовить бобы и правильно выбирать бананы для жарки. Эрнст Рейзер сам смеялся над своими кухонными познаниями, объясняя это тем, что в душе всю жизнь был холостяком и только сбился с пути в минуту слабости, когда без памяти влюбился. Он сказал это с улыбкой, но Кларе Йоргенсен показалось, что она заметила мелькнувшую в его глазах тень страдания, прежде чем он успел отвернуться от нее к дымящимся кастрюлям на плите.

Когда наконец Клара Йоргенсен стала регулярно подавать капитану собственноручно приготовленный ужин, ей показалось, что на его лице скорее можно было прочесть облегчение, нежели радость. Ему нравилось то, чем она его угощала. По крайней мере, он так говорил. И она предпочитала верить ему, как и во всем остальном. На некоторое время ее гигантские обеденные замыслы нарушились перебоями с водой. Кажется, это была самая серьезная авария из всех, какие случались на острове за последние два года. Подземный водовод, по которому вода поступала на остров с материка, полностью засорился, и вода доставлялась на пароме по понедельникам в больших автомобильных цистернах, так как местная водокачка установила режим жесткой экономии. Вода из крана поступала по полчаса утром и вечером, в остальное время там было пусто. Поначалу народ побунтовал, сжигая на улицах в знак протеста автомобильные покрышки, затем постепенно все привыкли к нормированной подаче. Кое-кто даже заработал на таком неудобстве, как, например, губернатор острова, который сделал хорошие деньги на производстве пластиковых канистр.

Первое время Клара Йоргенсен выживала на Видабелле исключительно за счет любопытства. Потом ее охватили нетерпение и тоска по всему, что стало недостижимым. Она соскучилась по домашнему теплу и телевизионным программам, по осенним вечерам и трамваям, по вечернему уюту освещенной лампочками библиотеки. Временами она мечтала о стуже, или, скорее, не о стуже как таковой, а о том, как возвращаешься с холода, вся в гусиной коже, и, забравшись под одеяло, чувствуешь, как тебя охватывает тепло. Не душное и липкое тепло карибской ночи, а легкое и нежное, как ласковые объятия. Она соскучилась по тому чувству, какое дает глоток глинтвейна в заиндевелый зимний день, и по утреннему ощущению ледяных плиток под босыми подошвами в ванной комнате. Она с тоской вспоминала, как бывало молила, чтобы скорее наступило лето, наверняка зная, что оно еще не наступит. Ей не хватало покрытых опавшей листвой улиц, октябрьских колоколов на вечерней заре и декабрьских витрин в магазине изделий из стекла под Рождество. Без смены времен года весь мир казался статичным и бессобытийным, в нем ничто не менялось, не случалось нежданно-негаданно, каждое утро встречало ее тем же самым: зноем и солнцем, неизменным солнцем.

Это было самое унылое Рождество в жизни Клары Йоргенсен. Они отпраздновали его в ресторане на пляже в обществе Эрнста Рейзера, Кармен де ла Крус, Хенрика Брандена, Бьянки Лизарди и бармена Умберто. Все было не так, как дома. Рождественские гномики в парке выглядели нелепо среди засохших кустов, а возле бара красовалась чересчур пышная елка, перегруженная дождиком и аляповатыми игрушками. Праздничное угощение готовил нанятый Хенриком Бранденом повар из местной гостиницы, который специализировался на завтраках; поставленная сейчас задача явно выходила за рамки его кулинарных талантов. В результате меню состояло из омлета с ветчиной и самой пересушенной индейки, какую когда-либо пробовали обитатели здешних широт. Клара Йоргенсен мечтала о пирожных с обсыпкой. Она попыталась представить себе вкус этих золотистых, тающих на языке кусочков. Но вместо того чтобы вспомнить вслух о норвежской рождественской выпечке, она запивала каждую грустную мысль глотком бренди. Глушить тоску выпивкой не входило в число ее привычек, но сегодня был сочельник, она была вдали от дома на чужбине, никто не обращал на нее внимания, и Клара Йоргенсен надралась.

На людях ей всегда было особенно одиноко. У Клары Йоргенсен отсутствовала способность капитана приноравливаться к любой компании, с какой приходилось встретиться, не умела она также поддерживать общий разговор. Особенно трудно ей было общаться с Бьянкой Лизарди, у которой не хватало терпения дожидаться, пока Клара Йоргенсен, балансируя, точно канатоходец, на узкой тропке испанских слов, доберется до конца фразы. Эрнест Рейзер движением лунатика то и дело, не глядя, наливал себе новую порцию виски, время от времени бросая через стол с остатками яств, перешедшими в полное владение мушиного роя, саркастические замечания. Карменде ла Крус казалась довольной собой, на ее лице была написана радостная уверенность, что она удачно развлекла своими разговорами капитана и его супругу, она до того нахохоталась, что совсем осипла. Бьянка Лизарди поглядывала на нее орлиным оком, а у Клары Йоргенсен зрачки расширились и округлились, как бортовые огни. Наконец Умберто поднялся из-за стола и принялся убирать посуду. Его примеру последовала Бьянка Лизарди. Вскоре послышался какой-то вскрик.