Святой самозванец - Дж. Р. Лэнкфорд

Корал последовала за Луисом вдоль террасы к закрытой занавесом стене салона, к запертой комнате. Он открыл ключом раздвижную дверь и пригласил войти. Корал ахнула, увидев темные силуэты.

— Не бойся, hermosa, — сказал Луис. — Стой здесь.

Ей понравилось, что он назвал ее по-испански «красоткой». Через несколько мгновений зажегся приглушенный свет, и Корал увидела в комнате фигуры людей.

— Не бойся, — повторил он.

Она почувствовала запах благовоний и услышала музыку, назойливые звуки свирели, простой барабанный ритм, которые сопровождались шуршанием, словно сухие стручки фасоли шуршали на ветру. Она слышала звон бамбуковых подвесных трубочек. Эта музыка напоминала ей журчание текущей воды. Звуки были красивые, но кто эти люди?

Луис включил осветительный прожектор, и Корал увидела, что это статуи — коленопреклоненный мальчик, красивая женщина в натуральную величину, волосы которой падают на девочку, спящую на земле. На плечах женщины лежат сильные руки двух стоящих мужчин, один старше, другой моложе. Старший с отчаянием смотрит вдаль, на горизонт. Их окружают скалы и кактусы. Вокруг них разложены свежесрезанные ноготки, как и вдоль трехъярусного алтаря, подобные они видела в Мексике, во время Los Dias de los Muertos, Дня мертвых. Групповой снимок висит на стене, а над ним белая papel picado, папиросная бумага, на которой вырезаны затейливые узоры. Свечи и силуэты маскарадных фигур: куклы, курительная трубка, веер, роликовые коньки, мужское золотое кольцо.

— Кто они? — спросила Корал, слушая плывущую по комнате музыку.

— Моя семья, — ответил Луис. Он подошел к статуям и положил ладонь на спину мужчины, словно приветствуя его. — Я перевез их из своей прежней квартиры.

— Твоя семья?

Он прикоснулся к каждому по очереди.

— Хуан Пабло — мой отец. Эйлин-Рейносо — моя мать. Синтия Гуалли — моя младшая сестра. Эдуардо Ицли — мой старший брат. Роберто Мазатл — мой младший брат.

Она не знала, что сказать. Кто держит статуи своих родственников в гостиной?

— Господи. У тебя, у твоих сестер и братьев вторые имена народа науатль.

— Да, мои родители боролись против malinchismo[27], расизма, созданного испанцами: чистокровные gachupines[28]и criollos[29]на вершине, многие касты mestisos посередине, indios в самом низу. Они дали всем нам и испанские, и мексиканские имена, потому что это то, что мы есть. — Стоя среди статуй, Луис казался ушедшим из этого мира.

— Где они, Луис?

— Где-то в Тохоно О’одхам, индейской резервации в Аризоне.

— Они живут с индейцами?

— Нет.

Она посмотрела на алтарь и белые фигурки из папиросной бумаги.

— Почему они в аризонской индейской резервации?

Он отвел глаза.

— Они умерли.

— Умерли?

— Их останки находятся где-то в огромной пустыне.

— Что с ними случилось?

— Случился койот, человек-койот. В традиционной мексиканской культуре койот играл важную роль. Он не подчиняется власти, когда те заходят слишком далеко. Мы называем тех, кто тайно переправляет нелегальных иммигрантов через границу, пограничными койотами. Когда-то они были неплохими людьми, но в этой контрабанде стали участвовать наркокартели. Теперь многим койотам нельзя доверять.

— Ты думаешь, их убил койот?

— Я думаю, их убило солнце. — Он подошел к еще одному календарю ацтеков и прикоснулся к обсидиановому языку бога солнца. — Когда тот койот украл их деньги и бросил их, Тонатиу взял их в качестве жертвы, чтобы предотвратить конец света.

В ответ на изумленный взгляд Корал, он прибавил:

— Это один из наших мифов.

— Ох, Луис, зачем они пошли на это? Почему не подождали, если это было необходимо, и не приехали легально, как ты?

Он долго молчал.

— Своей работой ты поможешь мне избавить мексиканцев от продажных койотов, которые скормили мою семью солнцу.

Корал осенила внезапная догадка.

— Луис, это ты нанял того койота?

Вместо ответа он подошел к статуе матери и положил руку на ее голову, Корал ощутила боль, исходящую от Луиса. Он поднял глаза и умоляюще посмотрел на нее. Значит, это правда. Корал кивнула. Она сохранит его тайну.

Он выключил свет и музыку, вывел ее из комнаты и запер дверь.

Когда они вернулись, Салати уже был на террасе, и когда двоюродный брат Луиса подал десерт, заговорили о нелегальной иммиграции.

Луис нагнулся вперед, лицо его выражало решимость. Теперь Корал понимала, почему он проигнорировал высокомерное напоминание Салати о том, что Луис раньше служил здесь дворецким. У него были свои цели и очень личные. Он погубил семью. В искупление этого собирался спасти всех бедняков Мексики — неплохое применение для огромного состояния, в конце концов.

— Эваристо, — спросил он, — как, по-вашему, Святая церковь относится к заблудшим, растерянным людям, которые бегут от нищеты?

Салати вопросительно взглянул на Корал.

— Она была доверенным лицом Теомунда, — сказал Луис.

Корал подумала: «Это не всегда было так, но звучит хорошо».

— Я в любом случае могу говорить откровенно, — ответил Салати, — потому что понтифик неизменно проводит политику открытости по отношению к иммигрантам, даже нелегальным. Он настаивал на неприкосновенности иммигрантов из Албании и Северной Африки, несмотря на протесты остальной Италии. Папа сказал: «Нелегальный иммигрант важнее нас, как тот незнакомец, в котором Иисус просил видеть себя». Он призвал епархии во всем мире помогать им.

— Рад это слышать, — сказал Луис. — Я бы хотел подробнее поговорить об этом.

Салати зевнул, его густые ресницы сомкнулись.

Луис сейчас же сменил тему.

— Может быть, утром. Вы совершили долгое путешествие.

Салати встал.

— Да, я бы хотел отдохнуть.

Луис сжал его руки.

— Конечно. Корал проводит вас.

Андерс сомневалась, сознает ли Луис, как много выпил Салати и как часто он, казалось, отключался во время страстных речей бывшего дворецкого. Если ее догадка верна, ей, возможно, предстоит сегодня ночью выполнить невозможное задание.

Выходя из комнаты, Корал удивленно приподняла брови, глядя на Луиса, что вызвало у него улыбку. Она провела Эваристо мимо запертых дверей к главным гостевым апартаментам. Собаки шли следом.