Древние чары и Синдбад - Шахразада

Маймуна кивнула. Она не боялась сейчас показаться невежливой – да и что в подлинной вежливости могли понимать эти глупцы…

– Но где же волшебно-прекрасная дева? Где невеста моего мальчика? Отчего она не встречает с поклоном своего жениха?

– Амаль готовится к встрече… – чуть суховато проговорила Маймуна. – Присядьте в тени, пригубьте айрана, отдышитесь. Надо же девушке показать себя наилучшим образом.

Джинния говорила дежурные слова, почти не замечая этого. Она прислушивалась к тому, что происходит наверху, но ничего опасного не слышала – только звук шагов дочери. Вот хлопнула дверь, вот шаги зазвучали отчетливее – Амаль спускалась по лестнице. Вот стихли – девушка ступила на плотно уложенные плиты двора.

– Позволь, о мой друг и брат, представить тебе нашу прекрасную дочь! И да полюбишь ты ее так же сильно, как любим ее мы!

Бохрам раскрыл девушке объятия. Но Амаль словно прикипела к месту: она-то ожидала увидеть совсем другого человека.

– Сколь прекрасна твоя дочь, брат мой! Сколь она робка! Клянусь, она станет самой лучшей невесткой для меня, недостойного Бохрама!

Пересиливая удивление, Амаль сделала несколько неуверенных шажков.

– Дочь наша, это мой брат и давний друг Бохрам! Сегодня он привел в наш дом своего сына – твоего жениха, Джидриса! Поклонись же так, как сие пристало уважающей гостей девушке!

Амаль покорно склонила голову. Этот поклон следовало бы назвать просто опусканием глаз перед неприятными, но уважаемыми пришельцами.

– Как долго длится твоя радость, дочь наша! – проворковал Бохрам. – Позволь же выразить наше нетерпение: и я, и мой сынок горим желанием услышать от тебя самые важные слова, слова согласия…

– Согласия, батюшка? – Амаль с недоумением подняла глаза на отца. – Согласия на что?

– О несчастная… Твоя радость столь велика, что ты не слышишь слов? Я же сказал, что сей достойный юноша, который не смеет поднять на тебя глаза, и есть твой жених. Что уважаемые гости пришли с приличествующими дарами, дабы уговориться о дне вашей свадьбы…

«Ты ничего этого не говорил, глупый ифрит… А дочь твоя ждала, что ты, именно ты, назовешь ее женихом совсем другого юношу… Ох, что сейчас будет!..»

– Моя радость, батюшка, воистину неизмерима… – Маймуна увидела, что дочь уже пришла в себя. Более того, ей стало ясно, что девушка с трудом сдерживает нарастающий гнев. – Однако ты все решил за меня. Я вижу, сколь уважаемы наши гости, я вижу, сколь прекрасен юноша, коего ты назвал моим женихом. Но прошу у тебя разрешения перемолвиться с ним десятком слов до того, как соглашусь на самое лестное для любой девушки предложение.

Дахнаш видел лишь внешнюю сторону, сторону более чем благопристойную. Правда, он и не ожидал ничего иного. Ибо ифриты порой бывают слепы так же, как самые глупые отцы из рода человеческого.

– Доченька, я не просто позволяю. Я даже прошу тебя об этом.

– Тогда позволь нам подняться наверх, дабы мы смогли побеседовать вдали от ваших ушей…

– Да будет так, малышка! Ибо, думаю, желания твоего жениха столь возвышенны, что он не воспользуется уединением, чтобы творить глупости…

Джидрис, покраснев до корней волос, бросил на Дахнаша опасливый взгляд. Сделал шаг, другой, затем, чуть осмелев, стал подниматься по лестнице…

Маймуна увидела выражение глаз дочери. И ей стало дурно – если бы на месте Джидриса был обычный юноша, родившийся человеком, а не потомком колдовского народа, она бы не поставила и медного фельса на жизнь бедняги. Что же собиралась сделать Амаль с ифритом, было еще неясно, но ничего хорошего от этой беседы наедине Маймуна уже не ждала.

Стихли шаги на лестнице, почти неслышно закрылась дверь комнаты Амали.

– Ну что ж, уважаемый Бохрам, пока дети договариваются между собой, мы, полагаю, можем вкусить от яств, коими столь умело потчует нас моя прекрасная жена!

Дахнаш сделал широкий жест, приглашая брата. Тот с некоторым недоумением воззрился на пустой лаковый столик. Но ничего сказать не успел – на нем с волшебной скоростью стали появляться блюда и кувшины, пиалы и чаши…

– О мой муж и повелитель! Я прошу у тебя и у нашего уважаемого гостя прощения за то, что не подготовилась как надлежит к сегодняшнему застолью, ибо лишь блюда человеческие могу сейчас подать, дабы ты потчевал нашего необыкновенного гостя…

– Прекраснейшая, – голос Бохрама воистину мог поспорить с мягкостью мягчайшего из шелков. – И это прекрасно. Когда я в облике человеческом, то нахожу невыразимую прелесть в блюдах именно человеческой кухни. Полагаю, дымящаяся чаша лавы меня бы не только не порадовала, но даже испугала бы.

«Ох, мой родственник… Особенно если бы из этой чаши вылетела раскаленная вулканическая бомба!.. Однако тебе не откажешь в учтивости».

Любой женщине приятна благовоспитанность гостя… Она и тут сделала свое дело, несколько смягчив суровое сердце Маймуны.

Дети колдовского народа, обратившись в достойных людей, мирно беседовали за богато накрытым столом. Беседа текла легко, как ручеек. И душа Маймуны уже совсем успокоилась, когда сверху раздался грохот. Потом к грохоту примешался крик, а потом на лестнице послышались более чем быстрые шаги – кто-то бегом, перепрыгивая через ступени, спускался во дворик.

Перепуганная, покрытая крупными каплями пота физиономия Джидриса была столь выразительной, что Маймуне уже не нужны были никакие расспросы. Но и Бохрам, тучный отец, ничего спросить не успел, ибо Джидрис схватил его за руку и буквально потащил к калитке.

– Идем, отец! Не нужна мне никакая жена… Не нужны мне никакие связи, никакие возможности… И даже должность, которую обещали, если я женюсь…

– Но… Мальчик…

Что было дальше, осталось для Маймуны неясным. Вернее, она решила, что не будет пытаться услышать, что же творится на улице и чем напугала Амаль неудачливого жениха.

Однако Дахнаш придерживался совершенно иного мнения. Он открыл было рот, чтобы возопить, призывая Амаль, но та уже появилась у очага, весьма довольная. С удовольствием оглядела столик и схватила румяный пирожок. Аппетит Амали не могла бы испортить буря, если бы разыгралась перед самым ее носом.

– Дочь! Что произошло? Почему твой жених выскочил как ошпаренный?

– Мой жених? – переспросила Амаль, подбоченясь и прищурив потемневшие от гнева глаза. – Мой жених?

– Да! Твой уважаемый жених! Человек, которому я оказал честь, назвав тебя его невестой!

– Жених?! Человек?!

Беседа отца и дочери становилась все громче и громче – в воздухе отчетливо пахло скандалом. Маймуна же всем этим наслаждалась, ибо видела, что дочь взяла от нее все самое лучшее, стала настоящим ее, огненной джиннии, подобием.

– Да!!! Повторяю тебе, упрямая ослица, – это был твой уважаемый жених! Я требую, чтобы ты вернула его сей же час и принесла подобающие извинения!