Исповедь - Леонид Левин

В небе целины контроль за полетами ослабел. Вот почему в тот день именно я вел машину, а командир отдыхал в кресле второго пилота. Погода выдалась превосходная. Ориентир — надежный. Второй пилот сидел за нашими спинами травя анекдоты и догрызая между делом огромную гусиную ногу.

Прямо по курсу обозначился приткнувшийся к обочине мотоцикл и рядом отчаянно машущая руками фигурка.

— Гражданский поломался. — высказал свое мнение второй пилот. — Прийдется мужику крепко попотеть, или тряхнуть мошной — до города полста кэмэ.

— Это не мужик, а тетка, — поправил его командир.

Действительно, фигурка сняла красный мотошлем, рассыпав ворох белокурых волос и принялась размахивать шлемом словно стоп-сигналом перед очередной автоколонной. Но машины шли не останавливаясь. Водители знали о зверствующей в области комиссии и никому не светило попасться за нарушении приказа о движении колонн. Расправа с нарушителями была проста, неотвратна и происходила прямо на месте преступления — водительские права пробивались монтировкой. Это было жестоко, но действенно. Большинство водителей только и умело в жизни, что крутить баранку, а права служили единственным документом для получении работы на гражданке.

— Нет, — заупрямился второй пилот, — мужик с длинными волосами, хиппи называется.

— А вот и не мужик, — настаивал командир, взял управление на себя и закладывая вираж облетел мотоцикл по кругу. — Ставлю бутылку, тетка!

— Давайте сядем, — предложил я, подводя черту, — и все выясним.

— Садись, согласился командир, — ты сегодня у нас водила.

Колонна прошла. Выбрав подходящее место на обочине, сбросил газ и довольно прилично совершил посадку, коснувшись земли необыкновенно мягко, без тычка и прокатки, словно сам командир. Второй пилот радостно осклабился и в знак одобрения поднял большой палец.

Ротор еще продолжал по инерции вращаться, когда к машине, пригибаясь под струей воздуха, треплющего пряди чуть вьющихся белокурых волос, подбежала стройная девушка одетая в черную кожанку и темные обтягивающие брюки.

— Ребята, спасайте! — вскинула к кабине карие глаза, сияющие на загорелом лице, под неожиданными у блондинки темными бровями. Обращалась мотоциклистка ко мне, сидящему на пилотском кресле, приняв за старшего, молитвенно сложив руки, перед грудью. Командир подмигнул, мол принимай игру на себя.

— В чем дело девушка? — строгим голосом прокричал в ответ через форточку кабины, нахмурив брови, стараясь придать грозное выражение лицу. — Почему нарушаем правила дорожного движения, препятствуем прохождению воинских автоколонн с секретным стратегическим грузом, следующим в закрома Родины?

Девушка не приняла игры, радость на лице мгновенно сменилась расстерянностью, скорее обреченностью. Она повернулась к нам спиной, как бы собираясь уходить, сделала один неверный шажок, другой, остановилась и зарыдала. Дело явно выходило за предполагаемые, дозволенные приличием, рамки армейской шутки, этакого легкого авиационного флирта и принимало серьезный оборот.

Командир легонько толкнул в плечо, мол пойди успокой и разберись. Делать нечего, протиснулся в кабину, откатил дверку и выскочил на обочину шоссе.

Девушка плакала, уткнувшись лицом в ладони, плечи ее кожанки ходили ходуном от несдерживаемых, горьких рыданий.

— Извините, девушка, я не хотел Вас напугать или обидеть. Просто решил подшутить. Прошу прощения если шутка вышла неудачной. Конечно же мы Вам поможем. Не волнуйтесь, все плохое — позади. — произнес, постаравшись придать своему голосу интонации моей детсадовской воспитательницы. Не помогло — рыдания не прекратились. Плечи по прежнему вздрагивали, а вся понурая девичья фигурка представляла собой воистину мировую скорбь.

— Ну, в чем дело, рассказывайте. — Взял девицу за плечи и тихонько развернул к себе. Знал бы я, что делаю!

Девушка оторвала лицо от ладошек и подняла на меня глаза, полные тоски и невыразимой печали. Глаза нездешние, какие-то древние, восточные, резко, но прекрасно контрастирующие с белокурыми волосами и загорелым, юным лицом. Взгляд этих прекрасных глаз вошел в меня раскаленной иглой. Пронзил сверху донизу, пришпилил как жука на картонку юнната, раз и навсегда. Задохнулся сладким комком восторга, не в силах произнести больше ни одного звука. Голову, грудь, легкие, желудок — все мое существо вдруг заполнило радостное тепло, неведомая истома. Ноги стали ватными. Голова — закружилась.

До сих пор я только думал, что бывал влюблен. Это происходило довольно часто и быстро, безболезненно проходило. Теперь ощутил, что все ранее испытанное не имело ничего общего с любовью. Любовь пришла здесь, сейчас, неожиданно настигла в этой дикой Тургайской степи и стало страшно, насколько сильным оказалось это чувство. Стоял остолбенелый, не в силах пошевилиться. А девушка все смотрела не отрываясь мне в лицо и слезы текли, оставляя светлые дорожки на запыленных шеках.

Не зная что делать дальше в подобных случаях, поднял тяжелую, непослушную руку и неуклюже погладил белокурую головку. Вспомнил о наличии в заднем кармане брюк носового, редко употребляемого платка, вытянул его за уголок и промокнул сначала один, а затем второй глазик.

— Я больше не буду плакать, — пообещала девушка, улыбнувшись, странной, немного ассиметричной, кажущейся от этого иронической полу-улыбкой. Взяла из моих рук платок, скептически оценила его стерильность, однако решилась и вытерла лицо. На секундочку задумалась, высморкала аккуратный, с едва заметной горбинкой носик и машинально сунула платок в боковой карман куртки.

— Так в чем беда? — спросил я, приходя понемногу в себя и любуясь ею, ее движениями, гордой линией шеи, стройной фигурой.

— У меня сломался мотоцикл, а до поселка где живу, больше пятидесяти километров. Мотор заглох и не заводится. Машины на шоссе не останавливаются. Сама не в силах ничего исправить. А тут еще вы начали сразу обвинять, — глаза стали опять наполняться слезами и еще более темнеть.

— Да шутил я, шутил! Не думал, что поймете превратно — начал заикаясь оправдываться. — Сейчас посмотрю в чем дело.

— Быстро сюда! — Донеслось от машины. — Командир сидел уже на своем месте, нахлобучив на голову шлемофон и махал в форточку рукой.

— Взлетаем, опергруппа срочно требует вертолет. — прокричал он, запуская двигатель.

— Что же делать? — пронеслось у меня в голове, — я не могу ее, доверившуюся мне, бросить просто так среди степи. Я оказывается люблю ее.

— Командир, девушку нельзя оставить в степи! У нее сломался мотоцикл и ее преследуют, — прокричал, сложив ладони рупором, первое, что пришло на ум. Сам не знал тогда, как близок к истине оказался.

— Кто преследует? — удивился командир, сбрасывая обороты двигателя.

— Какие-то подонки из спецпереселенцев, — вдохновенно врал я, вспомнив байки о затерянных вокруг Амангельды аулах то-ли чеченцев, то-ли крымских татар, высланных после войны из родных краев за какие-то грехи и рьяно с тех пор ненавидящих русских вообще, а военных в особенности.