Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны - Наталья Борисовна Граматчикова

люди молятся, люди стоят службу, все это. Но в основном, мне кажется, что все-таки…

Участница 2: Основная масса, конечно, идет по религиозным…

Участница 3: Это не то, что там небольшая, у нас приличная такая [процессия] идет, очень быстро идет, и как-то это… Все мы уже забыли, первомайских праздников нет у нас, все это, поэтому колонной пройти как бы, сообщество почувствовать.

Участница 3: Понимаете как, вот мы по этому сообществу соскучились. Потому что мы в нем выросли и нам его не хватает. Демонстраций-то нет. Раньше на демонстрации, праздник был, собирались, шли, вот. Счас нет. После праздников этих было всегда настроение, очень долго было настроение[155].

Мероприятия становятся возможностью проявить религиозность и патриотизм и одновременно ощутить солидарность с другими, стать частью «сообщества». А с учетом однообразия городского досуга — еще и вырваться из повседневной рутины в атмосферу праздника. Впрочем, мы должны учитывать и влияние социального статуса респонденток. Об этих коммеморациях с охотой рассказали работницы системы образования и сферы культуры — учительница и библиотекари — бюджетники, в неофициально предписанную общественную нагрузку которых входит участие в поддержанных администрацией города акциях и мероприятиях.

«ЧУВСТВО ТО, КОТОРОЕ ДОЛЖНО ОБЪЕДИНЯТЬ ВСЕХ ЛЮДЕЙ»

Даже спустя столетие после этапных для провинциального Уварова событий (дней столкновения уваровцев с повстанцами А. С. Антонова) память о них остается важным ресурсом для сохранения образа героического прошлого города и для консолидации местного сообщества.

Место группового захоронения сторонников большевиков в центре села с самого начала оказалось в центре формирующихся советских коммеморативных практик. Как мы помним, идея «красных» похорон не была поддержана родственниками одного из ключевых персонажей революционной истории Уварова — погибшего первого председателя Уваровского волисполкома. Этот конфликт интересов показывает, что новые ритуалы и способы посмертного поминовения в эти дни только начинали формироваться и не были однозначно приняты членами общества. При этом очевидно, что уваровские сторонники новой власти при выборе ритуала похорон героев опирались не столько на формирующуюся модель советской коммеморации, сколько на существующую и плотно вплетенную в ткань повседневности села традицию. Общепризнанным центром поминовения был некрополь Христорождественского собора, ставший местом упокоения важных и значимых жителей Уварова еще в дореволюционное время. К кругу этих почетных людей теперь были причислены новые герои, подвиг которых аргументировался заслугами в системе новых ценностей — смертью за «светлое будущее». Сочетание новой формы революционной панихиды (с принесением клятв, обетом отмщения) и старого места захоронения указывает на то, что советский язык мемориальной культуры еще только обретал свое специфическое звучание.

За непосредственным периодом военного противостояния во время восстания и похорон погибших у Христорождественского храма наступает время ослабления символической значимости захоронения. Вероятно, тут играет роль острота пережитого насилия и отсутствие консенсуса между жителями села. Можно предположить и существование отдельной линии раскола в восприятии событий восстания, в числе прочего между более урбанизированным Первым Уваровом и фактически крестьянским Вторым Уваровом. Правда, источники не позволяют нам проверить это предположение в достаточной степени — послереволюционный период становится во многих смыслах именно периодом молчания. Характерно, что символической доминантой площади становится при этом памятник Ленину, а мемориал погибшим местным жителям так и не появляется.

Постсталинский период, по свидетельствам жителей Уварова, становится временем возобновления публичных разговоров о погибших во время восстания. Разумеется, обсуждение прошлого происходило в рамках памяти, заданных наследниками победителей. Территория у храма, в это время переустроенного в Дом культуры, с одной стороны, частично была занята новыми объектами (танцплощадка-амфитеатр, детский «городок»), а с другой — стала местом мемориала погибшим коммунистам.

Созданный мемориал — стела над могилами погибших за становление советской власти — вполне вписался в общий ландшафт «центрального» места, но при этом не был пространством заметных коммемораций — скорее знаком «красного села» и местом перечисления имен погибших граждан. Десятилетия молчания сделали свое дело, и для большинства современников сами имена захороненных на этом месте, как и погибших непосредственно при взятии Уварова, уже не были очевидны. Показательно, сколь явно уже в это время размываются границы связи монумента с конкретным событием в прошлом. Не только потому, что имена действительно захороненных сложно точно установить, но и потому, что довольно быстро появилась (и как минимум частично реализовалась) идея «вписать» на монумент дополнительные имена. Ко всему прочему сюжет с вписыванием нового имени выявляет влияние местных элит на состояние и развитие памяти в период застоя: упомянутым в списке героев, «по просьбе» влиятельного функционера, мог быть персонаж, не связанный с общеизвестной историей революционного Уварова. Даже изменение хронологической рамки в надписи (вместо «1920–1921» — «1918–1921») не только скрывает локальное событие восстания, но и создает расширенную рамку коммеморации. Стеле приписывается роль символа всех большевиков и сочувствующих, которые погибли в революционную эпоху.

Наконец, в постсоветский период вновь происходит существенное переструктурирование места захоронения и изменение ритуалов, связанных с ним. При этом, превратившись в «памятник архангелу Михаилу», стела стремится не столько низвергнуть большевистских героев-жертв, сколько включить их в хронологически и тематически расширяющийся контекст поминовения. Современный ритуал поминовения, приуроченный ко Дню всенародного единства, начинается с молебна у «памятника архангелу Михаилу», продолжается крестным ходом-«демонстрацией» и завершается митингом у мемориального комплекса «Победа». Тем самым все отчетливее проявляется объединяющая коммеморация погибших в совершенно разных войнах и в разные эпохи.

Ил. 3. Скульптура архангела Михаила у Христорождественского собора. 2022 г. Автор скульптуры Виктор Остриков. Фото Е. Мироновой

На примере одного городского объекта мы можем увидеть динамику развития представлений о Тамбовском крестьянском восстании и специфику практик его поминовения. Характер этой динамики проявлялся в частичном переосмыслении местной традиции почетных захоронений и колебался от установки на забвение до попыток поименного сохранения памяти о героях/жертвах. В наши дни «стела единства» представляет местным жителям новое, «примирительное» прочтение трагических событий 100-летней давности. Нынешний монумент продолжает тенденцию к расширению хронологического контекста поминовения. Память о красноармейцах, погибших во время крестьянского восстания, не только расширена за счет памяти всех жертв Гражданской войны, но и стала памятью о всех жертвах этого конфликта, и более того — герои и жертвы войны Гражданской все более отчетливо соединяются в коммеморациях с погибшими во время Великой Отечественной войны.

Ил. 4. Территория вокруг Христорождественского собора после реконструкции. 2022 г. Фото Е. Мироновой

Глава 3. ПОХОРОНЫ РЕВОЛЮЦИИ: МЕМОРИАЛЬНЫЕ КЛАДБИЩА 1920‐Х ГОДОВ[156]

Память о революционной эпохе в пространстве большевистских некрополей

(Соколова А. Д.)

После революции 1917 года одной из важнейших задач,