Лишняя. С изъяном - Нинель Мягкова

Натуральное, поди. Без консервантов и отбеливателя, и ни одного лишнего гормона в составе корма снесшей его птицы.

— Лусия меня зовут, — женщина разломила горбушку и предложила мне половину. — К племяннице еду. Она с мужем лавку держат, сладостями торгуют. Рожать ей скоро, первенец, вот и вызвала на подмогу. Тяжело уже кастрюли-то ворочать. А ты к кому, болезная?

Я аж вздрогнула, а потом поняла, что это меня так ласково обозвали за худобу и бледность, а вовсе не кособокость. Осознанным усилием распрямив левую руку, которая уже успела привычно устроиться под грудью, укусила хлеб за хрустящую корочку.

— Я к родителям. Давно не виделись, — расплывчато обозначила я цель путешествия. Отмалчиваться совсем было бы невежливо, но и подробности о себе раскрывать ни к чему. Я и так запомнюсь попутчикам: в моде была конституция булочки, а лицо — «кровь с молоком», так что мой бледный скелетик на общем фоне несколько выделялся.

Ехали мы долго, не меньше шести часов. На поезд я попала с рассветом, а полдень давно уже миновал, когда за окном замелькали домишки, а затем и более солидные дома, похоже, даже многоквартирные.

Мы подъезжали к столице.

Мимо небольших посёлков и городков мы проезжали и раньше, но они заканчивались чуть ли не раньше, чем начинались. А тут сразу понятно, что въезжаем в культурный центр. Поля и фермы появлялись все чаще, потом деревня плавно переросла в город с его узкими улочками и высокими, аж в три-четыре этажа, зданиями.

Когда все засуетились, собирая вещи на выход, я незаметно ссыпала два медяка соседке в корзину. Не люблю быть должной, а добрые люди, как я успела понять, в этом мире редкость. И их надо поощрять.

Из вагона я вышла одной из последних. Перрон находился на расстоянии одной ступеньки. Вокзал бурлил снующими людьми: пассажиры, встречающие, громогласно предлагающие услуги носильщики багажа и извозчики — все смешалось в такую привычную современному жителю мешанину, что у меня от ностальгии навернулись слезы.

Высокий полукруглый свод вокзала с застекленными стенами и поперечными балками напоминал кадр из фильма о старой Европе. Ну очень старой, потому что многоярусные люстры под потолком были явно газовые.

Куда теперь идти, я представляла смутно, поэтому просто неспешно двинулась по перрону вслед за основным потоком. Вместе со всеми меня вынесло на улицу, где уже загорались первые огни. Понятно почему начинают так заранее — зажигали их вручную.

Толпа передо мной притормозила, формируя очередь. Часть людей продолжила движение, уходя куда-то влево.

Я, повинуясь рефлексам, пристроилась за ближайшей дамой и выглянула из-за ее массивной спины, чтобы оценить обстановку и понять, стоять ли мне в той очереди или не надо.

Просторная набережная с каменным парапетом, мощеная булыжником, простиралась вдоль широкой реки. Дома, выстроенные сплошной стеной, оставляли единственный видимый проход, куда, собственно, и вился хвост очереди. Неплохие такие дома, ухоженные. Небольшие дворики перед крыльцом с символическим забором до колена, травка, редкие деревца.

На другом берегу подробности я разглядеть не могла. Слишком широкая река, далеко. Не меньше километра.

— Дама, извините, что беспокою. Это же правый берег? — уточнила я у массивной спины передо мной. Спина дрогнула и развернулась, являя не менее впечатляющий бюст с ворохом рюшечек на нем.

— Да, милочка, — после некоторой паузы соизволила ответить дама. В те секунды она меня оглядела, оценила и вынесла весьма нелестный для меня вердикт. Сама знаю, что выгляжу не очень. Но Хилли была прописана на правом берегу, если верить паспорту. Так что лучше следовать легенде и хоть пройти мимо дома ее родных. Поищу работу, наверняка швеи или гувернантки нужны повсеместно.

Мои планы, как оно обычно и бывает, разбились о суровую реальность почти сразу же.

Просто так на правый берег не пускали. На входе, перегороженном целым пропускным пунктом с забором, охраной и какими-то подсобными помещениями, стоял усталого вида парень в форме и дотошно сверял всех проходящих мимо со страницами в толстенном фолианте.

Наконец подошла моя очередь.

— Меня зовут Хилли. Хилли Шей. Мой отчим и мать живут на правом берегу, Бигот-стрит, двадцать восемь, — отбарабанила я записанный в паспорте Хилли адрес.

Стражник долго листал толстую книгу, лежавшую перед ним на специальном постаменте.

— Нет тебя в списке. Ни за сегодня, ни за вчера, ни за завтра.

Так. Что еще за список?

— Дяденька, а может я там на послезавтра? Или на позавчера? — сделала я умильное лицо. Дяденька, на пару лет старше меня, не впечатлился.

— Если на сегодня нет, то пускать не положено. Приходи послезавтра, тогда и проверим. А еще лучше напиши родителям, пусть внесут в список — и ждать не придется.

Он махнул рукой в сторону застеклённой будки. Сидевший за окошком служащий оформлял заявки на проезд и проход на территорию правобережья. Зелёный штампик можно было получить, если поступало предложение о работе в каком-нибудь богатом доме или по личному приглашению.

Ни того, ни другого у меня не было. И не будет. Написать я семье Хилли точно не могла, — почерк подделать пластической операцией не получится — а чтобы устроиться на работу, нужно кого-то на правом берегу знать, так что получается замкнутый круг.

Рядом с пропускной будкой высилась колонна с прорезью самой обычной почты. Писать мне было некому, поэтому я отошла в сторону, чтобы не мешать очереди, и задумалась что делать дальше. У парапета очень кстати стояли двойные лавочки. Объединённые одной спинкой, они смотрели: одна — на реку, другая — на пропускной пункт. Я уселась на второй стороне и пригорюнилась. И что теперь? Насколько я помнила из статей, центром культурным и административным был именно правый берег Дорсетта. Левый, если и упоминался, то в криминальной хронике. Идти туда не хотелось категорически.

Люди, приехавшие на поезде, по очереди исчезали за воротами. Кто-то демонстрировал браслет на руке, кого-то находили в списке. Через полчаса очередь закончилась, вместе с терпением стража. Он периодически поглядывал на мою понурую фигуру, застывшую на лавочке, и в бросаемых взглядах все отчётливее чувствовалось раздражение.

— Тебе лучше сразу на левый берег. Нечего тут делать такой оборванке, — строго указал мне он. Я вздохнула и поднялась со скамейки. В тюрьму за бродяжничество мне не хотелось, а именно такой приговор читался в суровом взгляде блюстителя закона. Нехотя я побрела по длинному мосту на противоположную сторону реки.

А что делать.

Главное, найти где переночевать, а может, и пожить первое время. Может, кто сдаёт комнату или даже квартиру? Только не показывать сразу фунты, чтоб не прибили. Чем ближе я подходила к левому берегу, тем явственнее становилось, что по сравнению с правым там натуральные трущобы. Никаких пропускных пунктов, понятное дело, не было. Хорошо, хоть не запирают, как гетто, мелькнула паническая мысль.