Смерть берет тайм-аут - Эйлет Уолдман

— Я буду кофе без молока, — сказал Эл.

— А вы, миссис Эпплбаум? — поинтересовалась Молли.

— А я попробую чай-латте. Только у вас есть обыкновенное молоко? Коровье?

— Обезжиренное?

Это что, намек на то, что с беременностью я поправилась?

— Да, спасибо, доктор Блэкмор, — начала я.

— Пожалуйста, называйте меня Риз, — его голос был таким же ровным и гладким, как и кожа.

— Вы получили утром по факсу разрешение Юпитера Джонса?

Мы попросили Юпитера подписать бумагу, позволявшую врачам ознакомить нас, как адвокатов, с историей его болезни. Иначе, согласно правилам врачебной этики, разговор не состоялся бы.

— Да, получил. Как Юпитер? Невыносимо думать, что он в тюрьме. Он не из тех, кто умеет себя защитить.

Я кивнула:

— Ему сейчас нелегко. Но адвокат прилагает все усилия, чтобы вытащить его.

Я объяснила доктору нашу роль и попросила немного рассказать о своем заведении и о том, как Юпитер стал его пациентом.

— Во-первых, мы не называем их пациентами. Они — люди, проживающие здесь, или клиенты. Хотя, конечно, задача медицинского центра — излечить зависимость, но мы считаем, что это больше, чем лечебница. Сюда искалеченный человек может прийти, отдохнуть и постараться исцелиться в окружении людей, занятых тем же самым. Наша система построена на групповой терапии, на групповой мотивации. Каждый обитатель одновременно пациент, который лечит свое заболевание и, в самом прямом смысле, врач, помогающий остальным бороться с недугом.

Я аккуратно и незаметно наступила Элу на ногу, не позволяя ему испустить вздох, полный раздражения, которое, без сомнения, вызвали в нем слова доктора. Эл с сочувствием относился только к тем «искалеченным людям», чьи раны кровоточили и их можно было перевязать.

— У вас замечательный центр, — похвалила я.

— Им помогает природа. Поначалу многие даже не замечают того, что вокруг. Потом, через некоторое время, они уже способны обращать внимание не только на отчаянную потребность изменить сознание. Тогда они начинают смотреть на природу, позволяют себе насладиться красотой, можно сказать, переживают естественное наркотическое опьянение.

— Превосходно, — сказал Эл, и я услышала легкое презрение в его голосе, надеюсь, только потому, что очень хорошо его знаю.

Я не была с ним согласна. Да, речь доктора такая же липкая, как нефть из танкера «Эксон-Валдес», но его слова вполне разумны. Когда я работала федеральным защитником, почти все мои клиенты были наркоманами. Их жизнь сосредотачивалась на очередном кайфе — где они смогут его получить и как достать деньги. Они не совершали преступлений под воздействием наркотиков, они совершали преступления, чтобы оказаться под воздействием наркотиков. Я часто думала, что произойдет, если дать каждому наркоману его зелье. Им не нужно будет воровать, чтобы потакать своей зависимости, они будут знать, где взять следующую дозу — неожиданно у них окажется уйма времени, чтобы подумать о чем-то еще, например, куда катится их жизнь. Могу поспорить, хотя бы кто-то захочет ее изменить, и в какой-то момент появится повод, чтобы окончательно порвать с наркотиками.

В любом случае, я прекрасно представляла, что, оказавшись в Оджай, пациенты не в состоянии были даже заметить великолепие центра. Я понимала, что когда они прекращают тратить время и энергию на погоню за кайфом, их сознание может уловить невидимую прежде красоту, и даже наслаждаться ею.

— Сколько стоит пребывание здесь? — спросил Эл.

— В общем, недешево, — ответил доктор, и в его улыбке скользнула легкая тень самодовольства. — В среднем семь тысяч долларов в неделю.

Эл присвистнул.

— Да, я знаю, — продолжал Блэкмор. — Сумма кажется огромной, но могу заверить, что мы не получаем от этого большой доход. Чтобы программа работала, нужно целое состояние, а парк, — он обвел рукой, — вернее, его содержание, обходится и того дороже. Но мы очень стараемся, чтобы наша клиника была доступна не только богатым. В тех случаях, когда мы понимаем, что человеку может помочь пребывание здесь, но он не может себе этого позволить, мы идем на определенные уступки. А так как я считаю, что все врачи несут гражданскую ответственность, то у нас всегда находится определенное число людей, за которых платит штат. Обычно их направляют по заключению суда. Но в целом наши клиенты — преуспевающие люди, многие из них довольно известны. У нас доброжелательная атмосфера, полная анонимность, и им не приходится жертвовать привычным комфортом.

Я скользнула взглядом по террасе и стала рассматривать бассейн. Его форма была неровной, а вода темной, почти как в пруду или маленьком озере. С одной стороны над камнями и растениями струился водопад, с другой — низкой каменной кладкой был огорожен небольшой участок, от которого поднимался пар. Один или два человека расслаблялись в горячей воде, другие лежали в деревянных шезлонгах под полосатыми зонтами. Загорелый мужчина в белой футболке и шортах раздавал стаканы с водой и полотенца. Нет. Никому в центре не пришлось пожертвовать домашним уютом.

— В какое время здесь был Юпитер Джонс? — спросила я.

— Юпитер прибыл сюда почти четыре года назад. Девяностодневная программа должна была помочь ему избавиться от кокаиновой зависимости. Он прошел лечение и еще на два месяца стал участником нашей амбулаторной программы в Санта-Монике.

— У вас есть амбулаторное лечение?

— Да. Большинство наших клиентов из Лос-Анджелеса. Мы проводим лечение в группах и индивидуально, чтобы помочь им справиться с переходом к обычной жизни. Это очень опасное время для наркоманов. Значительно легче воздерживаться от наркотиков, когда окружающие их не принимают, в месте, где их сложно найти. Многие оказываются в тяжелом положении, когда возвращаются домой, в прежнюю обстановку, семью, к прежним друзьям, туда, где они приобрели пагубные привычки. Мы помогаем им устроиться так, чтобы возврата к наркотикам не было.

— И Юпитер проходил это лечение?

— Да, несколько месяцев.

— Этого времени достаточно?

— Что вы имеете в виду?

— По вашему мнению, три месяца — это оптимальный срок для амбулаторного лечения?

— Нельзя дать однозначный ответ. Разным людям нужно разное время. Все зависит от человека.

— А в среднем?

Было видно, что ему неуютно.

— Думаю, немного больше. Где-то полгода или год. Но каждый клиент индивидуален.

Эл хмыкнул, и на этот раз я согласилась с тем, что он не произнес вслух. Я была готова поспорить, что Юпитер Джонс завершил курс совсем не потому, что так успешно шел по пути к выздоровлению.

Мы намеревались попросить доктора Блэкмора свидетельствовать в пользу Юпитера на обвинительном заседании суда. Он должен был описать присяжным борьбу Юпитера с наркотической зависимостью. Но если Юпитер слишком рано прекратил лечение, то показания доктора скорее навредят, чем принесут пользу. Даже если это и не стало бы доказательством, доктор Блэкмор — тот свидетель, который не оставит присяжных равнодушными. Ровный загар, ухоженные волосы, приятный выговор. Все это должно отвлечь внимание присяжных. Хуже, если прокурор решит, что для подготовки перекрестного допроса доктора ему нужно отправить в клинику детектива, тогда у нас возникнут серьезные неприятности. Я не сомневалась, что присяжные вряд ли будут симпатизировать человеку, чье пребывание в реабилитационном центре сопровождалось неусыпным вниманием санитаров даже у бассейна.