Миссия в июнь 1939 года - Юрий Егоров

в шляпе с широкими полями — Эмма Викторовна, заведующая продуктовым магазином. Когда пришла очередь представиться, Артем сказал, что он боксер ДСО «Труд», а это его невеста.

— Труд — это очень хорошо, — многозначительно произнес Петр Терентьевич, — только все больше у нас становится людей, которые не любят его, все ищут, где полегче.

— А может, это из-за того, что мало платят, люди избегают тяжелого и упорного труда? — задал провокационный вопрос майор, поигрывая в руке зажигалкой.

— Так расценки установлены государством, чего же на них пенять, — парировал инженер, глядя майору в глаза.

— Так, может, условияхозяйствования плохие или сама плановая модель экономики порочна, сковывает инициативу.

— Эк куда Вы, молодой человек, хватили.

— А что, боитесь называть вещи своими именами? Срок опасаетесь схлопотать? — вновь закатил шара майор.

— Да нет, — отрицательно покачал головой инженер, — просто я уверен, лучше современной сталинской модели экономики наша страна никогда не знала, да и не узнает. В ней очень верно очерчены границы государственного, общественно-кооперативного и частного, учитывается специфика нашей страны, или исторической России, если Вам будет угодно.

— Ого, — подумал майор, — как точно и грамотно сказано. — Тогда скажите, почему же Вы так боитесь за перспективу честного и добросовестного труда?

Инженер ухмыльнулся:

— А помните, как в политике шла борьба с правым и левым уклоном? Так и здесь твердая середина, вот что нам нужно, только бы не скатиться вправо, на уровень экономических афер и шулерства.

— Тут Вы абсолютно правы, скатываться вправо нельзя, но и уничтожать мелкую торговлю и предпринимательство тоже будет ошибкой. Вот мы несколько часов назад у парка имени Степанова покупали у частной торговки мороженое и лимонад, все очень качественное, так зачем же это уничтожать?

— Какой Вы умница, Иван, — вмешалась в разговор Эмма Викторовна. — Вот я работаю в системе государственной торговли, но считаю, что частный сектор в торговле должен быть значительно шире — это позволило бы сделать нашу социалистическую систему еще более привлекательной.

— А как вы оба думаете, товарищ Сталин, он какой позиции держится? — смело спросил соседей по купе майор.

— Вот как мы сейчас здесь рассуждаем, так же думает и товарищ Сталин, — прихлебнув из только что принесенного проводницей стакана чая, резюмировал инженер.

Так за непринужденными разговорами пассажиры купе и не заметили, как наступила ночь, они стали готовиться ко сну. Неожиданно в коридоре раздался голос проводницы:

— Товарищи, нет ли среди вас медицинских работников, в первом вагоне плохо с мальчиком-подростком?

Нета встала с сиденья и взяла свою черную сумку, но остановилась в нерешительности, смущенно взглянув на Артема. Тот кивнул ей, и они вместе пошли в 1-й вагон…

Мальчик лет 12-ти с бледным лицом лежал на сиденье в купе, рядом с ним сидела его мать, отец с выправкой военного стоял рядом. Попросив родителей присесть на соседнее сиденье, Нета вынула из сумки фонендоскоп и ртутный прибор для измерения давления, погладила мальчика по голове:

— Скажи, что болит? — спросила она его.

— Вот здесь в груди сжало, и дышать тяжело, — ответил подросток, показывая на грудь. — Тетенька, мне страшно. Внимательно выслушав сердце и легкие, смерив давление, она вызвала родителей в коридор и закрыла дверь в купе:

— Скажите, у мальчика больное сердце? Это так? Мать, стоящая со слезами на глазах, кивнула головой.

— Тогда вот что. Как остановимся на ближайшей станции, срочно вызывайте скорую помощь. И имейте в виду, счет идет на минуты. Спросите проводницу, может, на поезде есть рация? В купе не заходите, будет все очень драматично.

Вернувшись, она шепнула Артему:

— Приготовься, будем качать его до ближайшей станции, ты должен уметь это.

— Хорошо, но у тебя должна быть камфора, ты вводила ее сыну лесника, попробуй, может, все же поможет?

Быстро достав никилированную коробочку со шприцем, Нета надела на него чистую иглу и наполнила его лекарством из ампулы, смазав спиртом руку мальчика выше локтя, она ввела его внутримышечно. Зацепив вновь фонендоскоп, она слушала работу сердца:

— Очень слабое наполнение и аритмия, похоже, опаздываем, — она встала и стала снимать кофту, давая Артему понять, что приближается развязка. В этот момент глаза у мальчика закатились, и он захрапел. — Все, фибрилляция, начинаем.

Тема снял мальчика с сиденья и положил на пол. Сняв с себя жилетку и скатав ее, подложил ему под плечи, запрокинув голову, сделал вдох изо рта в рот, затем пять нажатий на грудную клетку скрещенными пальцами ладоней, положенных друг на друга.

— Делай так ему массаж сердца, а я буду делать вдохи, — спокойно сказал он ей.

Так они продолжали реанимационные мероприятия минут двадцать, пока поезд не остановился в Тейкове. Мать с отцом с горечью в глазах в ужасе наблюдали сквозь приоткрытую дверь купе, как их сына спасали так вовремя оказавшиеся в этом поезде смелые и образованные люди. Когда в поезд вошла бригада прибывших медиков, мальчик неожиданно пришел в себя, свою роль уже играла и камфора, введенная Нетой. Мать рыдала, счастливая от того, что ее мальчику не дали умереть в такой сложной обстановке. Отец был более сдержан и, вынув авторучку, написал на листке из записной книжки номер рабочего и домашнего телефонов и адрес в Москве:

— Мы у вас в неоплаченном долгу. Сейчас мы поедем с Васей в больницу, а как приедем домой, жду вас к себе, обязательно приезжайте, — после этих слов они отправились вслед за медицинской бригадой. Артем с Нетой молча провожали их до выхода.

Когда они вернулись к себе в вагон, она остановила его в коридоре. Зажав ему щеки своими ладонями, несколько раз поцеловала в губы:

— Ты в любой ситуации неподражаем, я просто без ума от тебя, не растерялся в такую трудную минуту! Одна я его вряд ли смогла бы спасти. Как с тобой надежно и легко, — она прижалась своей щекой к его груди.

Соседи по купе не спали и с тревогой в глазах смотрели на вошедших молодых людей. Эмма Викторовна не удержалась:

— Скажите, с мальчиком все в порядке? Мы уж тут все извелись!

Артем успокоил сентиментальную женщину:

— Все обошлось, но, если б не наш прелестный фельдшер, могло все кончиться очень плохо, — при этом он уловил благодарный взгляд своей спутницы.

— Так Вы фельдшер? — немного удивленно, но и с