Русский капитан - Владислав Шурыгин

— Так точно! — откликнулся Мишка.

— …Кстати, а как ты понял что попал? — вдруг переспросил ротный.

Мишка замялся.

— Ну это… Увидел.

— Ну-ну… — недоверчиво хмыкнул ротный. — Я в бинокль не увидел, а он увидел…

Так Мганга стал снайпером.

Наш ротный майор Зарембо мужик толковый. Настоящий «пёс войны». До Чечни он успел отслужить «срочником» в Афгане, потом уже офицером в Карабахе, Таджикистане и Приднестровье. Говорили, что в один из своих отпусков он даже успел добровольцем повоевать в Сербии.

Внешне наш майор может вогнать в страх кого угодно. Крепко сбитый. Бритый наголо, с огненно рыжей бородой он сам похож на боевика. У майора крепкие широкие челюсти и глубокая ямка на подбородке. Неделю назад в подвале разбитого дома солдаты нашли, бог весть откуда взявшуюся здесь, немецкую каску. Конечно, её принесли ротному. Тот с любопытством повертел её в руках, а потом в шутку надел на голову. Мы так и опали. Не выдержал даже взводный Зеленцов.

— Николай, ну ты вылитый фриц. Тебе эсесовцев в кино играть надо. Кальтербрунер, ёптыть…

С того дня майора за глаза так и звали — Кальтербрунером.

Но воевать с Кальтербрунером нормально. Он никогда не спешит и в герои за счёт солдатской крови не рвётся. В атаку в полный рост мы, как ребята из второй роты, не бегали. И напуганным стадом баранов по городу не шарились.

Любой приказ сверху Кальтербрунер сначала хорошо обдумает и только потом берётся выполнять. Поэтому уже пять суток в роте нет «двухсотых» — убитых. Было четыре «трёхсотых» — раненых, но на войне без потерь не бывает. Мы это хорошо понимаем.

Вперёд по городу мы продвигаемся осторожно. Почти на ощупь.

Сначала на улицу просачивается наша разведка. Если противника там не обнаруживает, то занимает верхние этажи, крыши, а на улицу входят штурмовые группы. Они «чистят» дома и подвалы.

— Каждую квартиру надо поверить, в каждый закуток залезть! — С упрямством осла перед каждым боем инструктирует нас Кальтербрунер. — Сомневаешься — закати впереди себя гранату, только за угол не забудь спрятаться, да посмотри, чтобы стенка не из фанеры была.

После того как группы «сядут» на дома, на улицу броском выдвигается боевая техника — БТРы и «Уралы» с минометами? Их сразу рассредоточивают, маскируют среди домов так, чтобы были полностью укрыты от огня гранатометов, а разведка опять идет вперед.

Вообще, вся эта война сплошной «сюр». Со склонов, вокруг города, в небо бьют рыже — чёрные факелы нефтяных скважин и небо вечно расчерчено от горизонта до горизонта лентами жирной копоти. Город — нагромождение искореженных глыб металла сгоревшей техники. Руины, завалы, остовы стен, куски тел — свежие и загнившие, изломанное оружие. На всё это каждое утро ложится ослепительно белый саван мокрого, набухшего водой снега, сыплющегося который день из мутного, низкого неба. К вечеру снег переходит в дождь, а сугробы превращаются в грязь. Взбитая, перемешанная гусеницами, колесами, сапогами, разрывами до липкости квашни, эта грязь везде. На бинтах, на стенах, в горячей банке «тушняка» и на лицах убитых. На одежде и на оружии. По ней невозможно ходить, только скользить как на лыжах, но то и дело в нее приходится падать, вжиматься, спасаясь от пуль или от стервозного свиста падающей мины. Белесая, липкая, маслянистая она напоминает гной, и, кажется, сама земля этого города, зараженная трупным ядом, отмирает навсегда в этом Аду, подсвеченном факелами нефти.

…Мганга почти всегда при ротном. Кроме Мганги при ротном два пулемётчика, пару «химиков» со «шмелями» и гранатомётчик. Это личный резерв ротного. Когда мы натыкаемся на сопротивление, Кальтербрунер с этой группой обычно решает исход боя в нашу пользу. Пока взвода «вяжутся» в перестрелке с «чечами», ротный с резервом выбирает позицию для удара. И в нужный момент накрывает боевиков. Сосредоточенный огонь двух пулемётов, «шмелей», «граника» и «снайперки» — страшная штука. «Граник» и «Шмели» выкуривают чечен из укрытий, заставляют их менять позиции, перебегать, переползать. Пулемёты прижимают их к земле. И здесь они оказываются на мушке у Мганги. За три недели Мганга наколотил боевиков, наверное, больше чем вся остальная рота вместе взятая.

— Ты бы что ли зарубки на прикладе делал. — Как-то вечером после боя не выдержал ротный — Счёт свой вёл. Что бы, когда к награде буду тебя представлять — не сбиться.

Но Мганга считать своих убитых отказался.

— Нельзя этого делать. Зарубка его душу к моему оружию привяжет. — Объяснил он. — Рассердится душа. Мстить мне, однако, будет. Боги этого не любят.

Ротный вдруг взорвался:

— Какие духи? Какие боги? Мганга, ты, что совсем двинулся? — Майор зло пнул сапогом снарядный ящик, в котором горой были навалены пулемётные ленты. — Бога нет! Запомни это хорошенько! Посмотри вокруг! Если бы бог был, то никогда не позволили твориться этому дерьму? Неужели тебе это не ясно? Нет бога!!!

Мганга отмолчался.

Ротный тоже, словно пожалев о том, что вспылил, сел к столу и склонился над картой. Минут пять все молчали. Наконец ротный взглянул на часы и тяжело поднялся.

— Я к комбату. Зеленцов, остаёшься за меня. — Как-то устало и опустошённо сказал он. И тяжело зашагал к выходу из подвала.

Когда он ушёл, радист Вовка Круглов повернулся к нам:

— Слушайте, мужики, а ведь наш ротный действительно в бога не верит. Вроде русский, а крест не носит. Помните, когда поп к нам приходил, он его с нами оставил, а сам ушёл. Поп ему образок подарил, а он его, после ухода попа, в канцелярский ящик засунул.

— У него ребёнок три года назад погиб. — Вдруг сказал взводный. — Два годика пацану было. Опрокинул на себя кастрюлю с кипятком. Обварился насмерть. Они с женой, после того как наших из Армении выгнали, в каком-то бараке жили без воды, без газа. Жена после смерти сына сошла с ума. Наложила на себя руки. После такого в чём угодно разуверишься…

— …Он верит в бога. — Неожиданно сказал, молчавший всё это время, Мганга. — Просто он этого не знает. Его бог — бог войны. Этот бог забирает человека всего без остатка. Он забрал его семью.

— Эх, ну и мудила же ты, Мганга! — злится взводный. — Я тебе про серьёзные вещи говорю. А ты опять со своими духами. Человек за три месяца сына и жену похоронил. Какие ещё боги войны? Где ты их нашёл. Бог один. И имя ему Иисус Христос. Понятно?

— Я про большого Бога ничего не говорю. Но есть ещё и малые боги. — Упрямо гнёт своё Мганга — Это старые боги. Они жили ещё до Христа. И среди них есть боги войны. Это самые страшные боги. Они сидят на подстилках из костей, их чумы сложены из скелетов и обтянуты человеческой кожей. Им всё время нужна свежая человеческая кровь…

— И где они эти боги живут? — голос взводного аж дрожит от злости. — В горах, в тридевятом царстве, или под Москвой, или, может быть у вас там, в Тикси?

Мганга словно не замечает злости взводного.