Шушана, Жужуна и другие родственники - Маша Трауб

Но это было много позже. А сначала было счастье – Софо родила дочь, которую назвали Мананой. И тогда у супругов, которые относились друг к другу с большим уважением, случился первый скандал. «Нормально хоть поговорили, – судачили соседки, – а то молчат все время».

Дело было в том, что единственная дочь, родившаяся с серебряной ложкой во рту, – как бы это помягче сказать? – не была красавицей. Но разве это беда? Настоящая беда была в том, что девочка оказалась не похожа ни на мать, ни на отца. Да и это ненастоящая беда. А хуже всего было то, что ребенок не унаследовал ни одной аристократической черты, которыми были с лихвой одарены родители. Да при одном взгляде на Софо было понятно – голубая кровь. Черноволосая, с платиновой кожей и пронзительными синими глазами. А профиль? Да при таком профиле паспорт не нужен! И никакие доказательства высокого происхождения! Такой профиль только на монетах чеканить и на картинах рисовать! Сандро тоже считался красавцем – светло-русый, голубоглазый. Среднего роста, но с такой осанкой, что сразу видно – князь. Манана же в кого пошла? Неизвестно, в кого. Может, в прабабку какую? Слишком высокая для женщины (Манана выросла до метра семидесяти пяти сантиметров), слишком худая, при этом жилистая, ширококостная, крепконогая, с широкими плечами пловчихи. Ох, да кому еще широкие плечи мешали выйти замуж? Да если бы только плечи? У Мананы были темные десны и черные, казавшиеся фиолетовыми при определенном освещении глаза. Хорошо, можно десны всем не показывать. Но как спрячешь смуглую кожу, будто девочка родилась в огороде под палящим солнцем? Даже у торговки зеленью и то кожа светлее. Ходили слухи, что еще в роддоме прекрасная Софо, едва увидев новорожденную, кричала, что у нее не может быть такого ребенка, что не могла она родить такую девочку. Был скандал, так что врачи с ног сбились, не знали, как успокоить молодую мать.

– Такая красивая девочка! – причитали нянечки. – Губки – ягодки. Ее солнышко поцеловало, вот она немножко загорелая. Побелеет. Дома посидит и сразу белой станет.

Но Софо смотрела на дочь с нескрываемым ужасом. У нее должна была родиться самая красивая дочь на свете, а родилась эта… будто из отдаленной деревни ее принесли!

Софо выписывали из роддома позже положенного. Молодая мать никак не хотела ехать домой и просила подержать ее еще денек. Отцов в те годы в роддома не пускали, а Софо поклялась убить любого, кто доложит Сандро о том, что Бог послал ему смуглую, чернявенькую девочку самого низкого происхождения, если судить по внешним данным.

Но Софо наконец выписали и передали на руки счастливому отцу белоснежный сверток (нянечки постарались – замотали ребенка так, чтобы даже носа не видно).

Увидев дочь, Сандро сильно удивился. Но, как человек благородных кровей, он и предположить не посмел, что его жена могла опуститься до такой низости, как измена, и родить ребенка от другого мужчины. Поэтому он, поцеловав жену в макушку, произнес фразу, из-за которой супруги «нормально поговорили».

– Мне кажется, твоя мама все-таки испортила породу. Девочка на нее похожа, ты не находишь?

Тут Софо, которая и так пребывала в послеродовой горячке и плохо соображала, высказала все, что думает о муже и его предках, особенно о свекрови.

После этого они не разговаривали. Да так не разговаривали, что всю родню, по всем линиям – и материнской, и отцовской, заставили нервничать: искали, кто виноват, что родилась такая девочка. Родня Софо в один голос твердила, что Манана – копия бабка Сандро. Родные же Сандро утверждали, будто девочка пошла в мать Софо.

Но на женской линии родственники не остановились и вспомнили о дедах и прадедах – значит, не все были аристократами, зеленщики тоже попадались. В общем, чистота крови оказалась под сомнением. В конце концов разум все-таки возобладал над чувствами, и вся родня с обеих сторон пришла к выводу, что главное – чтобы ребенок был здоров.

Но тут сюрприз преподнесла молодая мать, которая решила назвать дочь Мананой. Не Ниной, не Тамарой, а самым простым, обычным именем. И ладно бы в честь одной из прабабок, так нет – не было в роду даже самой дальней Мананы, как ни искали. Софо стояла на своем твердо – Манана, и все. Надоели эти Тамары – одни Тамары вокруг. Поскольку у молодой матери от таких стрессов в любой момент могло перегореть молоко, Сандро предпочел с ней не спорить.

Софо радовалась дочери – Манана росла послушной. Поэтому не капризничала, когда мать с раннего детства пыталась отбелить ей кожу, накладывая бесконечные сметанные и огуречные маски. Софо разыскивала чудодейственные рецепты, но ничего не помогало – Манана оставалась смугловатой.

Манана была умной девочкой и прекрасно видела, что никак не соответствует общепринятым канонам красоты. Не говоря уж о том, что у нее не было ничего от материнской внешности. Она даже смотреть на мать боялась, считая ее такой красивой, что можно ослепнуть. Матерью она восхищалась и даже огорчалась, что доставляет ей такие страдания. И уже в детстве Манана решила радовать маму другими достоинствами, главным из которых будет сдержанность. «У меня олимпийское спокойствие», – думала она и очень этим гордилась. Манану было практически невозможно вывести из себя – она всегда была в меру приветлива, вежлива, в ней никто не замечал детской непосредственности, подросткового бунтарства, юношеских порывов. Манана не позволяла себе громко смеяться, плакать, кричать, жестикулировать. И надо сказать, это очень радовало Софо и Сандро. Они знали, что их дочь «умеет себя вести», что было несомненным доказательством высокого происхождения. Манана была улыбчива с незнакомыми гостями, никогда не капризничала, не повышала голос – родители гордились поведением дочери.

Когда Манана стала постарше, то начала искать в себе другие достоинства, и не без результата. Рассмотрев себя в зеркало, она отметила, что ноги у нее гладкие, идеальной формы, длинные, но с крупными лодыжками и излишне длинной стопой, что опять же подтверждало версию о недостойных зеленщиках в роду. Манана даже тайно пыталась уменьшить лодыжки, перематывая ноги бинтами, но тоже безуспешно. И как ни старалась девушка есть побольше сладкого, чтобы нарастить хоть какие-то округлости, она так и оставалась чересчур худой.

Надо признать, что все это Манана делала исключительно для себя, ну, еще для Софо, но никак не ради будущего удачного замужества. Она не стремилась понравиться мужчине, чтобы выйти за него замуж и обеспечить себе счастливую женскую судьбу. Она вообще не считала, что ради мужчины нужно что-то делать, чем тоже сильно отличалась от своих сверстниц, которые лет с тринадцати только и говорили о том, как поскорее выйти замуж. Манана замуж не собиралась. Но когда подошел возраст, к ней начали свататься. И отбоя от женихов у нее не было – Манана могла показать пальцем на любого и выйти замуж. Когда ей исполнилось девятнадцать, Софо и Сандро стали уже открыто, без намеков, говорить дочери, что она должна принять предложение.

– Вы что, не понимаете? – Манана позволяла себе повысить голос на полтона. – Они не ко мне сватаются, а к вам!

– Так и должно быть, разве нет? – удивлялась Софо.