Легкая поступь железного века - Марина Кравцова

Он намеренно оборвал фразу и смотрел, не мигая, на Наталью. Вот в глазах ее зажглись какие-то искорки — это вновь пробился гнев, заглушивший страх, — первый в безмятежной дотоле жизни настоящий гнев, с которым юная девушка не умела справиться.

— Так заговор раскрыл господин Лесток? — тихо, детски-невинно спросила она.

— Что? — удивленно произнес генерал, чего с ним сроду не случалось на допросах.

Вновь появился Степан, опять пошептал что-то на ухо начальнику и скромно пристроился в своем уголке. Ушаков хмыкнул. И опять уставился на Наталью.

— Та-ак! — его резкий возглас заставил девушку вздрогнуть. — Что вам известно?

— Только то, что соблаговолили сообщить мне вы, ваше превосходительство.

— Чудесно! И что вы думаете обо всем этом? Каковы ваши заключения?

— Но я, кажется, не служу в Тайной канцелярии! — парировала Наталья.

Ушаков склонился к ней через стол, тихо и серьезно вопросил:

— А хотите?

Ответная тишина была весьма красноречива. Степан бросил вести записи и философски-задумчиво разглядывал начальника.

— Думаете, я смеюсь? — спросил генерал, хотя был уверен, что Наталья так не думает. — Отнюдь. Уверен, вы станете со времени одним из лучших моих агентов, на это у меня чутье. Только подучить чуть-чуть…

Наталье показалось, что горло ее безжалостно сдавили.

— Мне только что пришла в голову эта мысль, — продолжал Андрей Иванович. — До того, признаюсь, я хотел просто отправить вас на дыбу, ежели начнете упрямствовать. Не дрожите — уже не хочу. Но объясниться все-таки следует.

Он оглянулся на Степана, тот почтительно кивнул: понимаю, мол, пока ничего не записываю.

— Кто вам растолковал про Лестока? Наверняка, ваш дражайший братец? Где он, кстати?

Наталья молчала.

— Впрочем, — изрек Андрей Иванович, подумав, — ход ваших мыслей я понимаю. Вице-канцлер и лейб-медик — непримиримые враги, Анна Бестужева — родственница вице-канцлера… Граф Лесток придумал заговор с одной целью: через сих дам добраться до самого Алексея Петровича, а навела его на эту мысль их болтливость, которой, впрочем, почти все женщины страдают… Вот что промелькнула в вашей хорошенькой головке, не так ли?

Ответа вновь не было.

— Так что вам известно?

Наталья дерзко вскинула подбородок.

— То же, что, полагаю, было известно до сих пор всей столице! Но никто из моей семьи не имеет ни к каким заговорам ни малейшего отношения.

— Прекрасно, — сказал Ушаков. — Тогда вам нечего опасаться. Скажите, где ваш брат? Ведь это так любопытно — он исчезает из Петербурга, вы затворяетесь дома, а вашего дядю арестовывают — и все в одно время! Прибавьте показания против полковника Вельяминова, свидетелей — множество. Ну же?

Наталья подняла глаза на генерал-аншефа. В них он прочел жгучую ненависть к себе.

— Хорошо. Положение ваше нынче, сударыня, прямо скажем, незавидное. Но вам есть из чего выбирать. Сейчас вы отправляетесь в крепость, потом — в застенок, оттуда… уж как здоровье позволит. Или же полковник Вельяминов немедленно будет отпущен на свободу и мы прекратим розыски вашего брата Александра.

— В обмен на что? — тихо спросила Наталья.

— В обмен на согласие с моим предложением. Мне выгоднее заполучить на службу еще одного ловкого человечка, нежели оправить на дыбу несколько обвиняемых бестолочей. У нас ныне с лопухинским делом и так застенки ломятся. Одним больше, одним меньше…

— Нет.

— Вы понимаете, — медленно проговорил Ушаков, — что вам нельзя отказываться? Наталья Алексеевна, не стоит делать такой выбор сгоряча. Подумайте о себе, о брате, о дяде…

— Я вам уже ответила.

Ушаков хотел еще что-то прибавить, но ему помешали — явились со срочным посланием от самой Государыни. Пробежав его глазами, Андрей Иванович нахмурился. Как-то странно и почти с ответной ненавистью посмотрел на Наталью, потом спокойно спрятал бумагу под сукно.

— Степа, — позвал, не оборачиваясь, своего подчиненного, — давай сюда допросные листы. Подписывайте, — протянул бумаги Наталье. — И можете быть свободны. Покамест…

Наталья была ошеломлена — что это значит?

— Не тяните, сударыня, — проворчал генерал. — У нас еще дел по горло…

Когда девушка вышла, слегка пошатываясь, Ушаков резко повернулся к подчиненному.

— Вот так, Степан Иванович, человек, как говорится, предполагает…

Степан Иванович Шешковский, самый понятливый и скромный из всех подчиненных грозного генерала, ничего не спрашивал, зная, что уж ему-то Ушаков сам все непременно разъяснит.

— Так говоришь, полковник тоже ни в чем не сознается? — переспросил генерал, раздумывая о том, что сказал ему на ухо Степан во время допроса Натальи.

— Как доложено было, Андрей Иванович.

— Придется и его отпустить.

Шешковский склонил голову и по-прежнему молчал. Как он и предполагал, генерал-аншеф через пару минут, нюхнув табаку, вновь обернулся к нему.

— Распоряжение об освобождении из-под стражи полковника Вельяминова — бумага за подписью самой Государыни! — почти выкрикнул он. — А, каково? И тут же просьбица собственноручная от графа Разумовского — не трогать семейство Вельяминовых. Понял?

— Как не понять, — Степан Иванович позволил себе усмешку.

— Нет, ты подумай, Степушка, чьих это рук дело, а? — начальник разгневался не на шутку. — У самого рыльце в пуху, благодаря дружбе с тем же Разумовским и не тронули только, а он… Не умел родственницам своим рты позаткнуть, так сидел бы тише воды, пока самого не потянули.

— Осмелюсь предположить, ваше превосходительство, что Бестужев боится показаний Вельяминовых, потому и просил его сиятельство графа Разумовского, дражайшего друга своего, ходатайствовать за них перед Ее Величеством.

— Мне не нравится, что вице-канцлер так хорошо осведомлен о наших делах, — пробормотал Ушаков. — Надо выяснить, кто из наших поставляет ему сведения. Займись этим, Степан.

— Слушаюсь, ваше превосходительство.

— Нет, все-таки, каково? — не мог прийти в себя генерал. — Какова дерзость! И Государыня послушала…

— Как же Ее Величеству, — с тихой усмешкой изрек Шешковский, — не послушаться графа Разумовского…

— Конечно, — проскрежетал Андрей Иванович. — Добренький слишком, граф из пастухов! Из казаков полутемных, небось по складам читает, а все туда ж — в политику… Ну, ничего, господа, Ушакова вам под себя не прогнуть.

Приходилось-таки подручным грозного генерала производить внушение слишком болтливым поданным Ее Величества, любившим языки почесать относительно семейной жизни Государыни, но сейчас сам Ушаков вслух прошелся по тайному супругу Елизаветы — ему самому на него же никто не донесет. Степан Иванович с отсутствующим видом глядел в окно, выражая всей своей позой: ничего я не слушаю, мне это вовсе не интересно.