Астральный гамбит - Денис Кащеев

Ответить сразу у меня не получилось. Когда же ком, подкативший вдруг к моему горлу, хоть самую малость позволил мне выдохнуть, едва слышно выговорил:

— Так где и во сколько стартуем?

в которой я настаиваю на своем

Простившись с Миланой, по дороге на полигон я устроил Фу допрос с пристрастием — намереваясь выяснить, как именно тот сумел, якобы беспалевно, организовать утечку информации о случившемся в спортзале. И к немалому своему удивлению, ничего толком не добился. Сперва фамильяр пытался юлить, всячески уходить от прямого ответа, а будучи наконец приперт к стене, заявил, что открыться не вправе — не его сие, мол, тайна. Не помогла даже угроза вышвырнуть его без выходного пособия в Пустоту — должно быть, дух не почувствовал во мне на это решимости, и потому осмелел.

«Воля ваша, сударь, — вздохнул Фу, — но все, что мог — и даже чуть больше — я рассказал. Смею лишь снова заверить, что действовал и действую исключительно в ваших интересах».

Из по крупицам вытащенных у «паука» клещами полуобмолвок картина складывалась приблизительно следующая. Один из «жандармов» тщательно хранит некий секрет — сугубо личного характера. И настолько им дорожит, что, узнав правду, Фу не побоялся к этому кадету заявиться. Разумеется, не в качестве моего фамильяра, а как обычный «злыдень бестелесный». Разоблачения дух не страшится: оно неизбежно окажется взаимным — и фатальным для той, так и не названной мне стороны. И если здесь кто-то чем-то все же рискует, то только сам Фу, и ни коим образом не я.

Вот этого-то кадета — я даже не понял, о парне шла речь или о девице — тщательно проинструктировав, «паук» и подослал к Воронцовой.

Назвать же имя «агента» мне, своему хозяину, фамильяру, типа, мешает некая «астральная солидарность» — духи разберут, что это такое. То есть духи-то как раз, небось, понимают, о чем тут речь — в отличие от меня.

Ну и до кучи шла пирамида заверений, что ежели, паче чаяния, тайна сия начнет представлять для меня даже не угрозу — малейшую тень угрозы — то Фу непременно, сразу же, во всей полноте, не взирая ни на какой астрал… В общем, «агента» мне сдаст. Но не теперь.

Ни в какую Пустоту фамильяра я, конечно, гнать не стал, но как смог, дал ему понять, что очень и очень им недоволен. «Паук» кротко заверил, что все понимает, и пристыженно — а может, и наоборот, подспудно посмеиваясь — затих.

Ясное дело, на полигон я пришел далеко не в самом умиротворенном настроении. А вот поработали мы там с Терезой на славу. Поначалу, правда, никак не могли друг под друга подладиться, и в результате я нечаянно приложил фон Ливен Зеркалом — столь крепко, что думал уже тащить ее к тетеньке-целительнице. Но обошлось.

А потом как пошло-поехало!.. Только зал ходуном ходил! Дважды молодая баронесса разряжалась в ноль, несмотря на свой вполне солидный Окольничий уровень по мане — приходилось ее подпитывать. Причем, если в первый раз предложение «подзаправиться» от моих запасов было воспринято Терезой спокойно и по-деловому, то во второй — почему-то смутило, аж до багряного румянца на щеках. Заметного, хотя она и так была здорово раскрасневшейся от интенсивной тренировки.

Я было подумал, что ей сделалось стыдно за столь стремительный слив в ноль — тогда как я еще полон. Но когда, принимая ману, в какой-то момент фон Ливен вдруг стиснула пальцами мою ладонь словно клещами и тихо охнула — заподозрил, что дело тут, возможно, в чем-то ином.

Впрочем, контроль над собой молодая баронесса потеряла разве что на миг, и буквально через пару секунд я уже не был уверен, что сбой мне не почудился — тем более, что сам я при этом не ощутил внутри ничего, кроме собственно расхода магии.

— Вот ведь как… — пробормотала Тереза, когда наши руки расцепились. — Еще днем, в спорткомплексе, собиралась предложить вам свою ману — но подумала, что обстановка не располагает. А теперь вместо этого взахлеб пью вашу…

— Хм… Бывает… — несколько невпопад пробормотал я, гадая, что же все-таки такое сейчас между нами случилось.

— Надо было сразу, конечно, — по-своему поняла мою реплику фон Ливен. — Но лучше поздно, чем никогда. Молодой князь, я бы почла за честь предложить вам свою ману! — решившись, выговорила она ритуальную формулу.

— Это честь для меня, сударыня! — заявил я в ответ, снова протягивая Терезе руку. — В ознаменование чего охотно приму у вас мерлин! — сказал, и вдруг оробел: а ну как, перестав отдавать и начав забирать, тоже буду вынужден судорожно сцеплять пальцы и сдерживать блаженные хрипы? Морально ни к чему подобному я по-прежнему готов не был…

Ничего и не случилось. Запрошенный мерлин капнул в мою копилку, не задев по пути ни единой душевной струнки, ни одной эмоциональной клавиши.

Ну, вот и ладушки!

После этого мы с Терезой проработали в зале еще около полутора часов — почти до самого ужина — весьма эффективно и без каких бы то ни было эксцессов.

В столовую я возвращался уже совсем в ином, приподнятом расположении духа, и еще по дороге заметил, что в Иванкином окружении произошли изменения. Востряков, Вастрякова и фон Функ все так же липли к новенькой, а вот Гурьев теперь держался от них в стороне, снова прибившись к Муравьевой. Не знаю, что там у них произошло в мое отсутствие: Иванова ненароком отшила молодого графа или Маша включила режим «Комната 333!», но соседи по второй парте воссоединились. За ужином они тоже сидели рядом — как и в прошлые дни было — и робкие попытки Гурьева покоситься-таки на противоположный от меня край стола как в стену упирались в выступающий бюст Муравьевой.

А после ужина состоялось вечернее построение курса, из-за таки начавшегося дождя (а вдали и погромыхивало) организованное в вестибюле первого этажа здания казарм. Поклонская, по слухам, ушла в дозор вместе со своими старшими подопечными, и подвести итоги первого учебного дня к нам явился сам есаул Корнилов. Задержал он нас ненадолго: только чтобы озвучить текущие результаты по отделениям. Лидировали «жандармы» — 132 очка. Остальные сильно отстали: «воронцовцы» набрали всего 60 баллов, «ясухаровцы» и вовсе пока довольствовались 48-ю. Впрочем, это ни у тех, ни у других еще физподготовки не было — с гарантированными 72-мя очками только на отборочных упражнениях, так что почивать на лаврах нам было рано.

Так или иначе, пока командные результаты не могли не радовать. Ну а что касается внутреннего зачета — здесь мне еще, конечно, предстояло поработать. Но это уже было проблемой дня завтрашнего, а нынче ночью меня еще ждали пресловутые гонки.

* * *

В комнату Воронцовой, выбранную местом сбора нашей команды, я явился за пять минут до назначенного времени — полуночи. Казарменные правила у кадетов были несколько мягче, чем у абитуриентов, и для того, чтобы войти внутрь, мне хватило приглашения молодой графини — формального согласия ее отсутствовавшей соседки не требовалось.

Внутри я застал Тоётоми, понятно, Милану и, нежданно, еще одну девицу — невысокого росточка, коротко стриженную шатенку, стоявшую у окна, спиной к входу в комнату, из-за чего узнал я ее не сразу. Одета она была не по форме, а в простое, но вполне приличное платье — должно быть, и сбившее меня с толку своим видом. И только когда молодая графиня окликнула ее не то по имени, не то по прозвищу: «Пири!» — девица обернулась, и я узрел у нее на лбу холопское клеймо, а на руках разглядел по четыре пальца. Ну и вспомнил ее саму — когда-то нас вместе продавал Воронцовым покойный купченок Ефрем, чтоб ему в Пустоте было тесно. Шатенку приобрела Милана, спалив ей в ходе жестокого испытания еще один палец (сейчас тот уже был на месте — исцелили, должно быть), а меня выручило Зеркало…