Морской волк. Восточный фронт - Влад Савин

И если в Германии всего через четырнадцать лет пришел Гитлер, сволочь и мерзавец, но все же поднявший побежденную страну с колен — значит и здесь игра не закончена? Ведь Франция была уже дважды поставлена на колени, в 1815, в 1870 — и поднималась снова. Значит, поднимемся и сейчас! Ждать, когда расклад на мировой доске будет благоприятным… сумел же Гитлер без всякой войны добиться отмены всех Версальских ограничений?!

Ну а русским — придется снова стерпеть французскую неблагодарность. Хотя лично Де Голль уважает тех из них, кого считает своими друзьями — Зиновия Пешкова, Армада Мишеля. Но какое отношение это имеет к высокой политике? Важно лишь — что русские никак не могут на ситуацию повлиять. Что с того, что у них весь юго-восточный угол, отделенный рекой Рона, от Арля до Лиона, и дальше по Роне же, до швейцарской границы у Женевы, а также Саар, большая часть Эльзаса, и кусок Лотарингии… но тут можно быть спокойным, ведь на будущей Конференции, которая установит наконец долгосрочный порядок в Европе, никто не потерпит настолько вопиющего изменения границ — так что русским скоро придется уйти, если они не хотят восстановить против себя весь мир (а уж Европу, точно) наглым разбоем? Русские потребуются нам лишь в последний момент — когда настанет час вышвырнуть американцев и заявить о своем нейтралитете! И очень вероятно, что СССР ухватится за это предложение, забыв старые обиды, если это будет соответствовать его политическим интересам!

Американцы не дураки, разгадают игру? Так в сороковом было куда труднее. Есть еще надежные люди, тоже патриоты Франции — которых можно втихую расставить на ответственные посты!

Надо играть — другого выбора нет. Или только отойти от политики, с громким заявлением, что он не пойдёт против мнения французов, самих выбравших новый курс. И ждать у себя в имении, писать мемуары и разводить виноград — и публиковать критические статьи в газетах, чтобы народ его помнил. Как русские рассказывали, именно так их Вождь Ленин в Швейцарии дожидался семнадцатого года.

Франция сейчас как росток под стеклянной банкой в весенние заморозки. Надо подрасти, потом стеклянный потолок начнёт ограничивать и придётся попросить банку побольше. А вот окрепнув, можно будет и разбить эту банку, да так, что по всему полю звон пойдёт…

Карикатура во французских газетах (перепечатана многими британскими и американскими).

Фельдмаршал Роммель (портретное сходство, с военным министром ГДР). За окном маршируют колонны Фольксармее. На стене портреты:

Какой-то военный, в прусской каске, подпись, «Седан, 1870».

Еще кто-то, в мундире прошлой Великой Войны, подпись, «Марна, 1914».

Сам Роммель, сидя на танке, на фоне Эйфелевой башни — «Париж, 1940».

Подпись — клянусь своими предками, и собственной памятью, у нас по отношению к Франции самые мирные намерения!

Италия, регион Молизе. Май 1945.

Цветет итальянская весна. Яркая, бурная, радостная — совсем не похожая на северное послезимье.

В этом городке самым главным был Дон Джакопо — большой человек, поставленный самим Доном Кало, не мэр, но реально все решал. Все жители повинны были платить ему налог с любого своего заработка, ну а крестьяне, приезжающие на рынок — с выручки. В размере, большем, чем по закону — но тех, кто пробовал возмущаться, или не мог уплатить, избивали, отнимали имущество, бросали в тюрьму. Ибо тот, кто не в силах выполнить свой долг перед обществом, не имеет права в этом обществе жить! — это любил повторять Дон Джакопо, беседуя с должником. Мы же не разбойники с большой дороги, чтобы сразу… сначала войдем в положение, дадим возможность погасить долг, конечно, с процентами, хе-хе! А уж если не сумеешь и тут — лишь тогда примем физические меры, и к тебе, и к твоей семье. Ну а если и после будешь упорствовать — может статься, и тела твоего не найдут!

Дон был либералом. Настолько, что даже велел карабинерам не трогать жителей «красных» деревень, когда они приезжали в город. Кто ж тогда будет торговать, еду привозить, и заводской товар покупать — без рынка, сплошной убыток! Вот только платить «красные» должны в двойном размере! И уж конечно, была категорически запрещена коммунистическая пропаганда, в любом виде. Единственные, кто могли вести свой бизнес бесплатно, были американские военные, их база была расположена в десятке миль. Конечно, бравые янки чаще были в городке покупателями, но также нередко и продавали — тушенку, сигареты, ботинки, сухпайки, прочее имущество; ходили слухи, что из-под полы можно купить и оружие с боеприпасами, и джип, и грузовик. А покупали, в первую очередь, антиквариат с ювелиркой, но также и свежие продукты, и выпивку (особенно ценилась доставляемая с севера контрабандная русская водка), и услуги местных рестораторов и женщин. Торговля шла, и город не то что процветал, но и не бедствовал, жить было можно.

Когда пришли гарибальдийцы, то они сразу заняли ратушу, над которой подняли свой флаг, вместо прежнего — а также телеграф, вокзал, казармы карабинеров. Сопротивления почти не встретили — часть партизан были в форме, похожей на русскую, с красными звездочками на шапках, и русскими автоматами ППС, и молниеносно пронесся слух, что это не итальянцы, а русский осназ (причем больше всего в распространении этих сведений позже усердствовали сдавшиеся полицаи). А драться с бешеными советскими, которые недавно разбили немцев — придумайте более гуманный способ самоубийства! Да и кто Дон Джакопо карабинерам, чтобы за него рисковать жизнью? И нет больше самого главного Дона Кало в Неаполе — за кого помирать? Ну а русские, в отличие от немцев, бессмысленной жестокости не любят, так что выбросившим белый флаг ничего не грозит, а вот если их разозлить, тогда не простят! Лишь доверенным подручным Дона Джакопо пощады не было, сам Дон успел пуститься в бега, но убежал очень недалеко, был пойман, возвращен в город, и водворен в тюрьму; туда же бросили тех из его сообщников, кому повезло уцелеть, не попав гарибальдийцам под горячую руку. Все было завершено за какой-то час, и в городе снова воцарился порядок.

— И это только начало — подумал Луиджи Кремона, командир Первой Красной Бригады Юга Италии — как учили советские товарищи, после взятия власти, надо ее удержать, а это будет куда трудней!

Ведь теперь мы отвечаем не только за себя, но и за этот город, и деревни вокруг, за всех их жителей, за их нужды. Война, это главное сейчас, ведь завтра из Неаполя могут прислать карабинеров, восстановить их поганый прежний порядок. Но бойцов надо кормить — и мы уже не дома, где односельчане добровольно делятся запасами, для своих защитников. Что-то можно обеспечить трофеями, и помощью с севера — но далеко не все и не всегда. Придется заниматься экономической и налоговой политикой. А я не умею, меня этому не учили!

— Надо, товарищ Кремона, надо! — сказал русский — учитесь! Никто, кроме таких как вы, порядок не наведет, чтобы снова капиталисты вам на шею не сели. А мы подскажем, поможем советом.

«Товарищ Айвен», с которым Луиджи был знаком еще с зимы сорок четвертого, с тех, самых первых Красных Бригад, приехал с севера еще неделю назад. И был рядом почти все время — но право командовать оставлял Луиджи. Успел уже посетить арестованных — и после сказал, что Дона и еще двоих ждет путешествие на север, «по оперативному интересу», ну а прочих же рекомендую расстрелять, и лучше сегодня же. Что ж, хочется надеяться, что в застенках НКВД Дон еще пожалеет, что не умер быстро и легко! Когда эту тварь тащили в тюрьму, он криком угрожал, что за него вступятся большие люди и Соединенные Штаты, и что завтра прилетят американские бомбардировщики и разнесут весь этот городишко в пыль.