Принцесса ада - Гарольд Шехтер

Белль вернулась домой в 17:30. Джо Максон помог ей выгрузить покупки, поставил канистру под лестницей черного хода.

Через час все, включая Джо, сели за стол. Ели бутерброды, вяленую говядину, лосося и картошку с бифштексом. «Аппетит у всех был прекрасный, – вспоминал Максон, – мы съели по две порции мяса и много печенья с джемом».

После еды, убрав со стола, все пятеро – Максон, Белль, Люси, Миртл и Филипп – стали играть в гостиной в разные игры. По воспоминаниям работника, хозяйке больше всего нравились «Красная Шапочка и Лиса». Когда «плохой» Лисе удавалось поймать Красную Шапочку, миссис Ганнесс принималась «горько плакать».

В 20:30 Максон захотел спать. Пожелав всем спокойной ночи, он ушел наверх. Последнее, что он видел – миссис Ганнесс сидит на полу в окружении детей. Они играли с купленными днем «паровозиком и вагончиками»6.

Джо Максона разбудил сильный запах подгоревших пирожков. Спросонья Джо решил, что миссис Ганнесс уже поднялась и хозяйничает на кухне. Закашлявшись, он проснулся окончательно. Комната заполнилась дымом.

Выскочив из кровати, Максон распахнул окно, выглянул наружу и остолбенел: весь дом был охвачен пламенем. Надев башмаки, батрак принялся выбивать дверь на хозяйскую половину, где спали Белль и дети. «Горим!» – закричал было Джо, но из-за дыма было невозможно дышать.

Максон натянул комбинезон, схватил ранец, кое-какие вещи и по черной лестнице сбежал вниз. Спасая свои пожитки, он бросил их в каретном сарае, в пятидесяти шагах от дома, и кинулся обратно. Молодой человек опять попытался пробраться в свою комнату, поднялся на второй этаж, но огонь выгнал Максона на улицу.

Джо попытался вышибить входную дверь, но она не поддалась. Тогда батрак принес из сарая топор и стал ее рубить. Вдруг над головой раздался страшный треск, и горящая крыша проломила потолок в комнате Максона, где всего несколько минут назад он крепко спал1.

Майкл Клиффорд уходил на работу на рассвете, и его жена Элла, как всегда, проснулась в четыре утра, чтобы приготовить мужу завтрак. Увидев из окна кухни горящий дом, миссис Клиффорд разбудила сына-подростка, и Уильям, как вспоминал он позже, оседлав велосипед, помчался к ферме Ганнесс, чтобы «разбудить тех, кого еще можно было спасти».

Уильям подъехал как раз, когда Максон ударил топором по входной двери. Подбежав, мальчик заглянул внутрь, но не увидел ничего, кроме пламени2.

Тем временем миссис Клиффорд подняла мужа и зятя, Уильяма Хамфри. Прибыв к дому Ганнесс, они увидели Джо Максона, державшего в руке теперь уже бесполезный топор.

– Где они спят? – Хамфри пытался перекричать шум пожара.

Джо показал два окна на втором этаже, и Хамфри, подобрав с земли обломки кирпичей, запустил их в окна. Сквозь разбитые стекла вырвалось пламя, но изнутри никто не отозвался.

– Есть лестница? – спросил он.

Максон бросился за ней в дровяной сарай. Установили лестницу, Майкл и его сын удерживали ее, а Хамфри взобрался на второй этаж, к разбитому окну. В углу комнаты он увидел пустую кровать. По его словам, на ней не было ни тел, ни постели – только матрас. Сквозь пол пробивалось пламя.

Мужчины сдвинули лестницу ко второму окну, Хамфри опять забрался наверх, опять заглянул в комнату и опять увидел ту же картину, что и в первой спальне. Он хотел залезть внутрь, но решил не рисковать, так как «уже загорелся пол»3.

Хамфри послал Майкла Клиффорда к жившему по соседству Дэниелу Хатсону. Тот вспоминал потом, что кто-то так колотил в дверь, словно собирался ее выломать. Шатаясь, Хатсон в ночной рубахе подошел к двери и спросил, что случилось.

– Ты так и будешь спать, пока твои соседи не сгорят дотла? – кричал Клиффорд, указывая на участок миссис Ганнесс.

Хатсон увидел, что «весь дом полыхает, и вокруг светло как днем».

Майкл побежал обратно, а Дэниел – «полуодетый, даже не завязав шнурки ботинок», – помчался к горящей усадьбе. «Когда я прибежал, – вспоминал он позже, – все было охвачено огнем. Нетронутым оставался только юго-восточный угол, где сильный ветер сбивал пламя. Весь дом представлял собой сплошной костер, а восточная стена могла рухнуть с минуты на минуту».

Хатсон сразу понял, что ни он, ни другие соседи ничего сделать не смогут.

– Надо сообщить шерифу, – сказал он Максону.

Тот немедленно вывел из конюшни одну из четырех лошадей. «Лошадь была напугана, – вспоминал Дэниел, – но мы втроем запрягли ее в повозку, и Максон помчался в Ла-Порт»4.

Когда Максон прибыл к тюрьме, часы на башне показывали пять утра. Дежурный – заместитель шерифа, Уильям Энтисс, выслушав Джо, повел его к жившему неподалеку шерифу Смутцеру.

В облике шерифа, несмотря на ковбойскую манеру носить на бедре шестизарядный револьвер, было что-то франтовское. На самой известной газетной фотографии мы видим круглолицего мужчину с аккуратно подстриженными усами, элегантно одетого – трикотажный свитер с высоким воротом, прекрасно сидящий шерстяной пиджак, сдвинутая на затылок кожаная кепка. Передвигаться Альберт Смутцер тоже любил стильно. Его красный «Форд», разъезжавший по улицам города, резко выделялся на фоне конского транспорта соседей5.

Усадив Энтисса на пассажирское место, Смутцер повел машину к ферме Ганнесс. Максон поехал следом. Когда они прибыли на место, от дома остались только три полуразрушенные стены. «Нечего было и думать, – писал один хроникер, – чтобы осматривать место происшествия, пока не погаснет пламя». Смутцер организовал команду волонтеров, которые «стали водой из ведер поливать горящие обломки и остатки кирпичных стен»6.

К этому времени собралось до пятидесяти зевак, вскоре их стало уже несколько сотен. Среди них оказался и Гарри Дарлинг, редактор газеты «Аргус-бюллетень» – одной из двух, ежедневно выходивших в Ла-Порте. В тот день это издание положило начало потоку сенсационных публикаций, который, не спадая несколько месяцев, захлестнул всю страну.

Заглавие было выдержано в мелодраматическом ключе: «Загадочный дом превратился в дом ужасов».

Хотя пожар начался еще затемно, раскаленный воздух не давал спасателям приблизиться к дымящимся руинам. Добровольцы, выстроившись в живую цепь до ближайшего озера, из рук в руки передавали ведра с водой для охлаждения развалин. Около дверей погреба запах гари был такой сильный, что мужчины заподозрили поджог. Среди зевак пополз слух: Ганнесс, «помешавшись» от выпавших на ее долю несчастий, сама подожгла дом. «Она, – писал Дарлинг, – в состоянии депрессии спланировала эту душераздирающую катастрофу и осуществила задуманное»8.