Синдром Фауста - Джоэль Данн

– Ну как?

– Что – как? – ответил я вопросом на вопрос.

– Как мы себя чувствуем? – сложила она губы трубочкой.

– Очень одиноко, – пропел я в ответ.

– Ну, это поправимо, – хмыкнула она.

Около полуночи, когда освещение стало тусклым и ночным, кто-то легко дотронулся до моей руки. Я стряхнул с себя дрему и узнал Лайзу. Приложив палец к губам, она шепнула:

– Минут через десять выйдешь отсюда и пройдешь по коридору направо. Там – лестница. Спустишься вниз на два этажа. Третья дверь слева. Старайся не шуметь…

Я сделал все в точности, как она говорила. Чуть приподняв дверь, чтобы та не скрипнула, проскользнул внутрь. Там было темно и пахло бельем. Но Лайза тянула меня в темноте все дальше и дальше. Наконец, остановилась. Я ничего не видел, только чувствовал. Вот меня взяли за руку, вот – куда-то потянули, потом остановили.

– Ждал? – услышал я знакомый низкий голос.

Я не ответил. Только шумно сглотнул слюну.

– Тогда подожди еще немного. Я так быстро не загораюсь…

Света она не зажигала: по-видимому, боялась. Сначала моя рука ощутила ее грудь: крупную, податливую, ждущую. Потом, слегка подрагивая и постанывая, Лайза довела руку до своих бедер и зажала между ними. Руке стало жарко. Замерев на мгновение, Лайза чуть подтолкнула меня в бок.

– Здесь – стол, – сказала она тихо. – Осторожней…

Я ощущал на себе ее замедляющееся, в ритм движениям, дыхание. Она присела на край стола, выгнулась и, чуть хрипнув, застыла. Потом опять выгнулась и снова застыла. Я почувствовал ее зубы у края уха.

– Ты молодец, не торопишься, – шептала она, покусывая мою мочку.

От ее зубов ухо щипало, но она слизывала боль языком. Кожа у нее была молодая, упругая и щекотала своей податливостью и чутким отзывом на каждое прикосновение. Постепенно меня втягивало в незнакомый ритм, хотя мы все еще оставались двумя разными существами.

– А теперь – все, – со стоном выдохнула Лайза, – давай!

Я не узнавал самого себя: ясная, несмотря на долгое вынужденное воздержание, голова, плавные, уверенные движения и немного замедляющийся до клекота в женском горле ритм. Я услышал ее горячий гортанный шепот:

– Это ведь не последний раз у нас, правда?

– Вот уж не думал, что сумею увлечь такую молоденькую валькирию.

– Не скромничай, – услышал ее задыхающийся ответ и понесся на запредельной скорости вниз, в бездну.

Потом, придя в себя, тяжело дыша и ощущая холодный пот на лбу и спине, я спросил:

– Но чем все же я тебя вдохновил?

– Сказать? – Она помедлила. – Знаешь, что у тебя в глазах, Руди? И не только, кстати, в них?

– Понятия не имею, – удивился я.

– Блядство, – хмыкнула она. – Ты не просишь, ты обещаешь…

Руди менялся на глазах. Он отпустил косичку, сбрил свои тонюсенькие усики. Больше всего он походил на сытого и довольного кота. Думаю, он перетрахал кучу сестричек, раздатчиц еды и уборщиц. Нельзя изводить нормального мужика жесткими нормами и капризами стареющей дамы. Я уверен, Абби начала обо всем догадываться, но ни разу со мной об этом не заговорила. Сколько браков сломалось от такого испытания на прочность. Сколько отгремело скандалов, пролито слез, пережито трагедий.

В день, когда Руди выписывали из больницы, мне позвонила Абби.

– Ты можешь его взять?

– Нет проблем, – сказал я. – Но ты не думаешь, что лучше, если бы ты это сделала сама?

В трубке зависло гнетущее молчание.

– Он просил, чтобы это был ты…

– Хреновина, – обозлился я. – Какого черта вы должны сводить счеты за мой счет?

Но в ухе уже звучал отбой…

В больнице моим глазам предстала еще та картина. Помолодевший и окрепший Руди в модном прикиде поворачивался перед зеркалом, примеривая на шее большой франтоватый бант. Выросший и уже успевший почернеть хвостик косички вился вслед за каждым его движением. Я вдруг заметил на его руках белые перчатки.

– Когда ты успел все это накупить? – поразился я.

– Сестрички помогли, – ответил он, нисколько не удивляясь моей реакции.

Я обошел его вокруг и иронично присвистнул:

– Руди, а ты, я смотрю, в новом амплуа?!

– А что, не нравится? – улыбнулся он в ответ.

Я с сомнением вздернул и опустил брови:

– Не в этом дело. Просто с тобой, с таким, я не знаком…

– Так познакомься, – хихикнул он.

– Да-а-а… – протянул я. – Уж придется…

– Что, правда, не похож?

– На кого? На себя, каким я тебя знал?.. Нет!..

– Тогда на кого?

– Чем-то, знаешь, на падшего ангела. Небесный трибунал вышвырнул его из рая за прелюбодеяние. Вот он и пижонит на земле, разжалованный в простые смертные.

– Ты шутишь! – все еще посмеиваясь, посмотрел он на меня. – Нет? А в чем тогда это выражается?

– В твоей загадочной полуулыбке, – стебался я. – В этой вот опасной глубине взгляда… Да любая баба всю себя отдаст с потрохами, лишь бы узнать, что там у тебя за этим. Головокружительный порок? Райское блаженство?

– Да ладно!

Глаза Руди лучились от удовольствия.

– Теперь я понял, почему Абби просила меня взять тебя и не приехала сама…

– Это – ее дело, – досадливо фыркнул он.

Так обычно фыркала Роза, когда, подшивая платье клиентке, сплевывала с губ пару булавок.

Он уже собрал свои вещички, и мы вышли в коридор. Медсестра у стойки стрельнула в нас шаловливым взглядом и пошла за врачом. Минут через пять появилась уже знакомая мне молодая врачиха. Не глядя на Руди, она протянула ему медицинское заключение.

– Ты и ее трахнул? – спросил я, отойдя.

Руди невольно скривился:

– Кисель без сахара.

Я покачал головой:

– Ну ты даешь!

Мы уже были возле двери, когда нас нагнала медсестра.

– Профессор Грин, – стрельнула она глазами. – Тут для вас номер телефона.

Руди загадочно улыбнулся.

– Слушай, чем это все объяснить? – разозлился я. – Сначала – все это пижонство. Теперь – дурацкий флирт.

Руди досадливо поморщился:

– И вправду не догадываешься?

Я отрицательно покачал головой.

– Не морочь голову! Не ты ли говорил, что через четыре года я буду шестнадцатилетним юнцом, а через пять стану младенцем!? А что на шестой'? Придется влезать в чью-то вагину? Может, подскажешь, в чью, Чарли?!