Незримые Академики - Терри Пратчетт

– Удачи, папаша.

– А… на этих состязаниях чем-нибудь кормят? – поинтересовался Чудакулли, для которого ленч был священен.

– Там продают пироги. Ну, типа, гороховые пироги, пироги с угрями, с картошкой и с омарами тоже… пироги, но в основном, типа, просто пироги. Пироги и всё, шеф. Пироги из теста.

– Какие именно?

Собеседник, казалось, очень удивился.

– Просто пироги, папаша. Чего ты допытываешься, дери тебя за ногу?

Чудакулли кивнул.

– В знак завершения сделки получишь пенни, если разрешишь пнуть твою жестянку.

– Гони два, – немедленно потребовал парень.

– Ах ты, плут… ладно, договорились.

Чудакулли поддел жестянку мыском ботинка, нашел удобное положение, подбросил ее в воздух и на спуске отправил в полет таким мощным ударом, что она со свистом пронеслась над толпой.

– Неплохо, дедуля, – с ухмылкой одобрил парень. Вдалеке кто-то завопил и потребовал немедленной кары.

Чудакулли сунул руку в карман и посмотрел на юнца.

– Два доллара, если удерешь сию секунду, приятель. Больше не получишь.

Тот рассмеялся, схватил деньги и убежал. Чудакулли степенно пошел своей дорогой, старея с каждой минутой.

Думминг Тупс вешал объявление на доску на стене Главного зала. Он часто это проделывал. Чудакулли полагал, что Думмингу от этого становилось легче.

Он похлопал магистра традиций по спине, так что тот уронил на каменный пол коридора все булавки.

– Это бюллетень анк-морпоркского Комитета безопасности, аркканцлер, – объяснил Думминг, собирая разлетевшиеся булавки.

– Мы тут занимаемся волшебством, Тупс. Какая безопасность? Быть волшебником само по себе небезопасно, так было и так будет.

– Да, аркканцлер.

– Но на твоем месте я бы все же подобрал булавки. Просто на всякий случай. Кстати, скажи… у нас ведь был магистр спорта?

– Да, сэр. Эванс Полосатый. Он исчез примерно сорок лет назад, если не ошибаюсь.

– То есть его убили? В те времена эту должность занимали только по смерти предшественника.

– Представить не могу, чтобы кто-нибудь ему позавидовал. Насколько мне известно, он… испарился, когда делал отжимания в Главном зале.

– Испарился? Что за смерть для волшебника? Любой волшебник умер бы со стыда, если бы просто взял и испарился. Мы всегда оставляем после себя хоть что-нибудь, хотя бы облачко дыма. Впрочем, ладно. Было бы место, а… кто-нибудь найдется. Кто-нибудь всегда находится. Как там твоя мыслительная машина?

Думминг засиял.

– Кстати говоря, аркканцлер, Гекс только что обнаружил новую частицу! Она движется быстрее света, притом в двух направлениях одновременно!

– И какой в ней интерес?

– О, огромный! Она разносит в пух и прах трансконгруэктную теорию Сполуитла!

– Прекрасно, – бодро отозвался Чудакулли. – Нам лишь бы что-нибудь разнести. Когда Гекс закончит, пусть найдет либо Эванса, либо достойного заместителя. Магистр спорта – частица элементарная, так что Гекс, полагаю, справится без особых затруднений. И объяви сбор Совета через десять минут. Мы будем играть в футбол!

Истина – существо женского пола, поскольку она скорее красива, чем приятна. Пока члены Совета с ворчанием вваливались в зал, Чудакулли думал: «Понятно, отчего говорят, что ложь успеет обежать вокруг Земли, прежде чем истина натянет башмаки. Точнее, туфли. Потому что сначала ей придется выбрать, какую пару надеть». С трудом верится, что у женщины, имеющей возможность выбирать, может быть лишь одна пара туфель. Поскольку Истина – богиня, у нее наверняка большой ассортимент обуви. Удобные сандалии для простых истин, сабо для универсальных, подкованные гвоздями сапоги для неприятных и, возможно, шлепанцы для самоочевидных. И прямо сейчас нужно было понять, какого рода истиной он собирался поделиться с коллегами. Чудакулли решил, что его вариант – это не «вся правда и только правда», а «ничего, кроме правды», в каковом случае истина обходится без излишней честности.

– Ну, ну, и что же он сказал?

– Патриций откликнулся на мои разумные аргументы.

– Да? И в чем засада?

– Ни в чем. Но он хочет, чтобы правила были более традиционными.

– Каким образом? Они и так… доисторические!

– А еще он хочет, чтобы университет все это возглавил, притом как можно скорее. Господа, в городе примерно через три часа состоится матч. Я предлагаю пойти и посмотреть. И по такому случаю советую вам надеть… штаны.

Спустя некоторое время Чудакулли вытащил часы – старомодные, с бесенком внутри и, разумеется, неточные. Он поднял золотую крышечку и принялся терпеливо наблюдать за маленьким созданием, которое передвигало стрелки. После того как бурные протесты не прекратились спустя полторы минуты, он захлопнул крышечку, и негромкий щелчок произвел эффект, который было бы невозможно достигнуть никаким криком.

– Господа, – внушительно произнес аркканцлер. – Мы должны принять участие в народной игре, поскольку, смею заметить, вышли мы все из народа. Кто-нибудь из нас в последние двадцать-тридцать лет хотя бы видел, как играют в футбол? Полагаю, что нет. Нам нужно чаще бывать за стенами университета. Я не прошу вас сделать это ради меня или даже ради сотен людей, которые работают, чтобы гарантировать, что в пределах университета голод не поднимет свою уродливую голову. Да, есть много других уродливых голов, что правда, то правда, но кушать хочется всегда. Мы, собратья-волшебники, – последняя линия обороны против всех ужасов, которые могут обрушиться на Анк-Морпорк. И ни один из этих ужасов далеко не так ужасен, как мы сами. О да. Даже не знаю, что случится, если волшебники по-настоящему проголодаются. Поэтому давайте сыграем. Я прошу вашей помощи во имя сырного ассорти.

Чудакулли первым бы признал, что бывали в истории и куда более благородные призывы к оружию, но аркканцлер хорошо знал свою аудиторию. Ответом ему было ворчание – впрочем, волшебники склонны ворчать, даже если им скажут, что небо синее.

– Как насчет ленча? – подозрительно спросил профессор самых современных рун.

– Мы поедим пораньше, – сказал Чудакулли. – И мне сказали, что на матче продают просто… восхитительные пироги.

Истина, стоя перед своим огромным гардеробом, выбрала черные кожаные сапоги на шпильках, чтобы преподнести такую бесстыдную… правду.

Натт уже ждал – с гордым, хоть и встревоженным видом, – когда Гленда вошла в Ночную Кухню. Она заметила его, только когда повесила пальто на крючок и повернулась. Он стоял прямо перед ней, выставив две миски, как щиты.

Гленде буквально пришлось заслонить глаза, так ярко они сияли.

– Надеюсь, все в порядке? – нервно спросил Натт.

– Что ты с ними сделал?