Защитник - Михаил Ахманов

Эта мысль заставила Ивара улыбнуться – конечно, про себя, так как лицевые мышцы аборигенов для улыбок не подходили.

– Я в твоем распоряжении, дед, – произнес он, но его родич и Советник только махнул когтистой лапой.

– Сиди тут и не рыпайся, малыш. И эти парни пусть тоже мне не мешают. – Он бросил взгляд на охотников. – Прям-таки медвежата, швабры мохнатые! Хоть «Утро в сосновом лесу» рисуй!

Почесав живот под кожаным нагрудником, он сделал шаг к щели между стволами. Шорро перестал жрать и с надеждой уставился на добычу. Его нижняя челюсть отвисла, обнажая клыки размером с палец.

– Людоед, – сказал Командор, – натуральный людоед! Ишь, губы развесил! Ну, сейчас я тебя устаканю!

Большой молчаливый подобрался. Ивар видел, как шерсть на его плечах встала дыбом, как подрагивают широкие ступни, сминая мягкий лесной грунт. На поляне вокруг шорро было разбросано оружие, ножи, обломки топоров и копий, а метрах в пяти-шести, под выступающим корневищем, поблескивал бластер Алисы. Но дед не обращал на него внимания.

Внезапно он ринулся к щели по другую сторону хх'бо и выскользнул наружу. Теперь между ним и зверем торчала несокрушимая башня пня, и шорро застыл на миг, словно бы призадумавшись, куда прыгнуть, где ловить добычу, слева или справа.

Замешательство было недолгим: большой молчаливый прыгнул, а Командор вернулся под защиту дерева, мгновенно пересек пень, оттолкнув с дороги третьего Уттура, и опять пролез между стволами.

Он очутился на поляне, и через долю секунды в его руках сверкнули клинки – нож Алисы и нож Ивара.

Зверь был уже рядом – мохнатая глыба, нависшая над маленькой, припавшей к земле фигуркой лльяно. Молчаливый двигался с поразительной скоростью; чудилось, что его могучее тело состоит не из мышц и костей, а из какой-то гибкой упругой субстанции, стремительно перетекающей с места на место. Он наклонился над Командором, растопырил над ним когтистую пятерню, но тот проскользнул между ног чудовища, ударив его в пах ножом. Здесь не было костей, и лезвие вошло на всю длину, лишь рукоять торчала снаружи.

Гигант покачнулся, скорчился, задрал вверх огромную голову и взвыл. Звук был тонким и пронзительным, словно плач ребенка, и чуткое ухо лльяно различало в нем ярость, угрозу и боль. Очевидно, боль была страшной – шорро прижал лапы к низу живота и рухнул на колени. Его вопль нарушил мертвую лесную тишину, но длился недолго – Командор прыгнул на спину чудовища, просунул нож под нижнюю челюсть и перерезал ему горло. Вой смолк, сменившись тихими всхлипами и клокотанием крови.

Большой молчаливый повалился в мох и пару раз дернул лапами. Затем его глаза остекленели.

Ивар обнаружил, что стоит на краю пня между двух стволов и прижимается к ним плечами. Шасса-второй и оба Уттура были рядом, а в соседнем дереве хх'бо виднелись фигуры первого Шассы и братьев Ханнто. Они молчали, наблюдая за тем, как Командор чистит клинок о траву и вытирает окровавленные руки.

Потом третий Уттур, предводитель, сделал жест почтения и молвил:

– Твои когти остры, Увва. Острее, чем ножи, которые привозят тощие хххфу. Ты великий охотник!

– Не я… – начал было Тревельян и тут же сообразил, что лльяно воспринимают обе имитации, его и Командора, как братьев, то есть как единую личность.

– Мы отнесем мертвого шорро туда, где танцуют, – сказал Шасса-второй. – Бросим его на землю к ногам старейшин и матерей.

И ты, Увва, спляшешь танец победы.

– Но не в этот день, – возразил Ивар. – Сначала я заберу шорро в свое жилище. Хочу посмотреть, как он устроен.

– Твоя добыча, – согласился Шасса и спрыгнул с пня. Потом, не глядя на Тревельяна, пробормотал: – Нет и не было слышавших крик большого молчаливого… Теперь я слышал, и Уттур, и Ханнто… Я не забуду. Вспомню на Желтой луне и расскажу предкам.

Кажется, он был потрясен. Остальные охотники бродили среди деревьев, собирая оружие, и только Уттур-первый, склонившись над растерзанным телом брата, что-то шептал ему на ухо.

Подобрав излучатель, Тревельян сунул его за пояс. Близился рассвет; небо в разрывах крон стало светлеть, звезды померкли, и первые птичьи трели нарушили лесную тишину. Словно аккомпанируя им, откуда-то сверху послышался шелест – в воздухе над деревьями кружила авиетка.

– Твоя боевая подруга, – сказал Командор, почесывая шею. – Примчалась, голубка, а здесь все кончено… Такое разочарование!

Ивар вытянул руку, коснулся заросшего шерстью плеча.

– Спасибо, дед. Ты избавил нас от больших неприятностей.

– Не преувеличивай, мой мальчик. Большие неприятности всегда впереди.

Они помолчали, глядя на спускавшуюся авиетку.

– Задержишься? – спросил Тревельян. – Алиса будет рада на тебя взглянуть.

– В этой амуниции? В вонючей бурой шерсти? – Командор дернул клок волос, торчавших из-под нагрудника. – Нет уж! Лучше я останусь незримым и бестелесным. Милым дамам я привык являться в мундире и при всех орденах.

– Тебе виднее, – согласился Ивар. – Ты был женат четыре раза, а я всего лишь жалкий дилетант.

– Ничего, образуешься, – буркнул его Советник и улегся на спину. – Скажи кораблю, пусть меня забирает. Устал! Находиться в этакой мохнатой швабре никакого удовольствия!

«Дельфин» откликнулся на вызов, и тело лльяно у ног Ивара расслабилось. Командор ушел в свою небесную обитель, оставив на земле пустую оболочку.

«Карфаген», флагман Мобильного Флота, не относился к боевым кораблям. Он нес огромную антенну межзвездной связи, приборы дальней разведки, локаторы и вычислительные устройства – все, в чем нуждались адмирал Лодо, его штаб и экипаж, чтобы руководить будущей операцией. «Карфаген» двигался на острие походного конуса, а перед ним, на дистанции сотен мегаметров, летели беспилотные зонды. Часть из них уже соприкоснулась с потоком, извергнутым из галактического ядра в далекой древности, когда на Земле обитали не люди, а, в лучшем случае, племена пещерных троглодитов. Этот выброс раскаленного газа двигался неторопливо, на два порядка медленнее, чем лишенные массы покоя фотоны, однако успел пройти тысячи парсеков и, вероятно, уничтожить несколько десятков звезд. Если кто и знал об этом, то не лоона эо и ни одна из рас гуманоидов; быть может, лишь сильмарри да Владыки Пустоты наблюдали за такими катастрофами.

Адмиральский салон на «Карфагене» располагался около оранжереи, и за прозрачной переборкой в дальнем его конце виднелись ветви пиний с длинными иглами, широкие листья пальм и синеватые кроны марсианских эвкалиптов. На стенах отсека, вытянутого в длину, висели полотна тысячелетней древности, не голографические изображения, а копии картин, написанные маслом – Сислей, Дега, Ренуар, Моризо… Адмирал Лодо, сам незаурядный живописец, обожал импрессионистов. Особенно ему нравились пейзажи Моне, то скрытые за дымчатым полупрозрачным флером, то блистающие буйством ярких красок. Он неизменно садился в кресло рядом с одной из таких картин, утверждая, что вид цветущих кустов сирени или пруда с поникшими ивами дарит покой и просветляет разум.