Странники между мирами - Владимир Ленский

Эгрей потянулся, чувствуя не без досады, как разрушается хрупкое, блаженное состояние беззаботного утра. Несколько украденных минут чужого детства миновали.

Пора было вставать и приниматься за дела.

Когда он заканчивал одеваться, к нему явился хозяин дома. По-прежнему предупредительный и как-то особенно заинтересованный в Эгрее. «Должно быть, хочет, чтобы я предоставил герцогу Ларренсу положительный отзыв о нем, — подумал Эгрей, искоса поглядывая на Роола. — Что ж, вероятно, у него на то имеются собственные причины. Мне они, по правде говоря, абсолютно неинтересны».

— Вижу, вы готовы, — вместо приветствия произнес Роол.

— Вы ведь ранняя пташка? — отозвался Эгрей.

— Как все скромные сельские жители, — молвил Роол.

— Нам, бедным горожанам, выбирать не приходится. Наш удел — подстраиваться, — сказал Эгрей.

— Не прибедняйтесь! — засмеялся Роол.

— Скажите, — неожиданно для самого себя спросил Эгрей, — чья это комната? Это ведь детская?

— Угадали. — Роол улыбнулся чуть печально и в то же время со странным удовлетворением. — Когда-то это была детская. А потом, если позволительно подобное выражение, — «подростковая».

— Ваша?

— Нет, — покачал головой Роол. — Моей сестры. Видите рисунки на стенах?

Эгрей подошел к нескольким картинкам в тонких деревянных рамках — явно самодельных — и всмотрелся повнимательнее. Их создала рука совсем юного существа, обладавшего живым воображением, но совершенно лишенного навыков рисования. Талантик — так себе, определил Эгрей. Вот у Фейнне — талант настоящий. При том, что она тоже толком не училась живописи. Не говоря уж о том, что она не видит.

Сестра Роола изображала преимущественно один и тот же сюжет: некая красавица с огромными глазами и булавочным ртом поражает шпагой то монстра, то сурового воина. И всегда она за кого-то вступается: за эльфа, за другую девушку, за ребенка, за собачку или птичку. Спасенный наблюдает за спасительницей также огромными, широко распахнутыми глазами.

Нарисованная девушка носила мужской костюм, резко подчеркивавший ее пышную грудь и очень тонкую талию. Способ изображения схематичного лица, видимо, оттачивался годами.

— Она любила рисовать, — сказал Роол, внимательно следивший за своим гостем.

— Любила? Почему вы говорите о ней в прошедшем времени? — Эгрей повернулся к Роолу, глянул на него с любопытством и некоторым сочувствием.

Роол сказал просто:

— Потому что она умерла. Вы готовы? Идемте. Я провожу вас на мельницу. Там уже готовят подводы. Нужно проследить за всем. Кроме того, мне понадобится ваша последняя подпись...

— Умерла, — проговорил Эгрей, пытаясь отыскать в своей пустой душе хотя бы слабое сочувствие к горю, которое, как казалось, до сих пор не утихло. — Печально.

— Смерть — наша общая участь, — сказал Роол.

— Да, но когда умирают молодые...

Эгрей пожал плечами. На самом деле в глубине души он ощущал некую правильность этой смерти. Комната, хранившая в себе призрак ребенка, обрела завершенность. Ребенок умер. Навсегда остался ребенком. Девочкой-подростком, которая в грезах видела себя странствующей воительницей, спасающей слабых от напастей.

— Идемте, — выговорил наконец Эгрей. — Боюсь, наш дом действует на меня расслабляюще. Еще немного, и я попытаюсь дезертировать, дабы окончить свои дни в глуши. Глубоким старцем.

Роол глянул на него искоса и вышел. Эгрей бодро зашагал следом.

Они миновали сад, и уже за оградой Эгрей спросил:

— Там, на одном рисунке, было изображено странное существо.

— Русалка, — не оборачиваясь, произнес Роол.

— Русалка? Она верила в русалок, ваша покойная сестра?

— В наших краях трудно не верить в русалок, поскольку одна обитает здесь неподалеку.

Эгрей остановился, и тотчас насекомые набросились на него с удвоенной силой. Беспощадно хлопая себя ладонями по шее и плечам, Эгрей все-таки спросил:

— Вы хотите сказать, что возле вашего дома живет чудовище и девочка его видела?

— Не только девочка. Почти все в округе. Это очень старая русалка. Огромная. Они рождаются маленькими, как рыбки, и за годы вырастают больше обычного человека. Вы не знали?

Эгрей улыбнулся.

— Послушайте, Роол, вы ведь меня разыгрываете?

— Нет, — сказал Роол. — Вы сами можете убедиться.

— Что, собственными глазами увижу? Ее самое или только следы?

— Ее самое, — с самым серьезным видом подтвердил Роол. — Вам интересно?

— Пожалуй... да, — кивнул Эгрей. — Учтите, я вам не верю.

— Это уж ваше дело. Можете не верить. Нам придется немного свернуть с дороги. К мельнице выйдем приблизительно на час позднее — вы не торопитесь?

— Не настолько, чтобы пренебречь такой возможностью, — сказал Эгрей. Он и сам не знал, чего ему хочется больше: увидеть русалку или поймать Роола на вранье и тем самым поставить этого дворянина в неудобное положение.

Роол между тем уже шагнул в сторону и начал ломиться сквозь заросли. Эгрей отметил про себя, что по этой чащобе давно уже никто не ходил. Однако чуть позднее началась довольно хорошо утоптанная тропинка. Лес снова сделался светлым и прозрачным; кустарник и папоротники в человеческий рост совершенно исчезли. Местность поднималась.

Эгрей шел и глядел то по сторонам, то на спину идущего впереди Роола. Все-таки странный человек. Про таких говорят — себе на уме. И никакой цели у него, по-видимому, нет. Одна только привычка всегда настоять на своем — особенно у себя дома. Чтобы хоть в маленьком своем имении, а ощущать себя истинным властелином.

Роол же, пользуясь тем, что сейчас Эгрей не видел его лица, яростно кусал себе губы. Когда после смерти Софены Роол приехал за телом сестры, он не встречался с ее убийцей. Эгрей покинул Академию ровно за сутки до появления Роола, так что они не знали друг друга в лицо.

Зато Роол знал имя.

Знал он и другое: этот невзрачный человек со стертой внешностью и отстраненной, немного усталой манерой держаться — опасен. Так сказал убитому горем старшему брату Софены Элизахар. А мнению Элизахара Роол поверил безоговорочно.

«Постарайтесь убить эту ядовитую гадину, — сказал тогда Элизахар, старательно избегая всяких эмоций, ровным, почти равнодушным тоном, каким обычно дают последние наставления участникам какого-нибудь похода. — Не пренебрегайте никакими методами, в том числе и грязными. Всегда помните: этот человек убил вашу младшую сестренку. Убил хладнокровно, расчетливо — и ради каком-то собственной выгоды. Они даже не были в ссоре».

Что-то вроде этого.

Здесь, в имении, все было до сих пор наполнено воспоминаниями о Софене. О ее детстве, о ее нежной привязанности к брату. Роол нарочно уложил убийцу спать в ее комнате. Ему хотелось набраться ярости. Сам того не зная, Эгрей совершил осквернение памяти Софены. Он спал в ее постели, смотрел на ее рисунки — смотрел равнодушными, холодными глазами постороннего, а ведь там Софена изобразила все свои мечты! Такая беззащитная, такая искренняя, вся — порыв...