Легкий завтрак в тени Некрополя - Иржи Грошек

– Привет! – Бармен попытался хлопнуть меня по плечу, но Валерия прижала его руку к стойке. – Да отцепи ты от меня эту свирепую кошку! – возмутился бармен.

Это был Корнелий. Когда усы еще не росли по его телу так густо, мы сидели с Корнелием за одной партой. И после выпускного вечера виделись раза четыре. Как и положено одноклассникам, у которых был раньше повод ходить в одну школу, а после школы все законные основания встречаться как можно реже.

– Всю руку мне исцарапала, – продолжал возмущаться Корнелий.

– Она решила, что ты педик, – пояснил я.

– Теперь я решила, что вы – два педика, – уточнила Валерия.

– Мы одноклассники! – заявил Корнелий.

– Это еще ничего не значит, – заметила Валерия.

– У меня есть жена! – вякнул Корнелий.

– Бедная несчастная женщина с глубокой психологической травмой, – сразу же определила Валерия.

Корнелий, видимо, решил развеять всяческие сомнения по поводу своей ориентации, что, безусловно, Валерию только забавляло. Нет ничего глупее мужчины, который надеется хоть в чем-то убедить женщину. Если женщине ничего от него не надо, он может и не надеяться. Но достаточно показать ей что-нибудь интересное, ну хотя бы сто долларов, как женщина тут же заявляет, что полностью с ним согласна.

– Налей-ка лучше, – посоветовал я Корнелию. – Выпьем за встречу.

– Мне – текилы, – моментально согласилась Валерия и освободила Корнелию руку для раздачи напитков. – Значит, вы с Милошем учились в одной школе?..

– Пыфффф! – сказал Корнелий, на большее его не хватило.

В сорокаградусную жару текила пьется с особым блеском. Уравновешивает температуру тела с окружающей средой. Как будто в голове выключают солнце, и можно закусывать текилу хоть кактусом, все равно ничего не видно. Кстати, я слышал краем уха, что Корнелий живет теперь где-то в Греции, но никак не мог предположить, что повстречаю его на Крите.

– Как ты здесь оказался? – спросил я у Корнелия и обвел взглядом бар.

Под потолком висели старая печатная машинка и боксерские перчатки. Все стены бара были расписаны разноцветными фломастерами. Признания в любви, добрые английские выражения, фразы, слова, словечки, рисуночки и многоточия – трепанация мозга в момент литературного оргазма. У меня такое тоже случается.

– Зашел выпить пива, – рассказывал Корнелий, каким образом он оказался на Крите, – женился, протираю стаканы.

– Хорошая эпитафия, – опять согласилась Валерия и крякнула текилы.

– Я серьезно, – обиделся Корнелий.

– А она – нет, – вставил я. – Кстати, познакомься, это Валерия.

Корнелий галантно посмотрел на Валерию исподлобья и сказал:

– Целую ручки.

– Ручки – это совсем неинтересно, – тут же ответила ему Валерия. – Вот если бы что-нибудь другое…

Корнелий набрал в легкие побольше воздуха, как ныряльщик перед погружением. Я поспешил задать ему очередной вопрос:

– Женился ты, надо понимать, на хозяйке этого заведения?

– На дочери, – отвечал Корнелий, выдыхая и… – Кто это?!! – все-таки взвыл Корнелий, указывая на Валерию пальцем.

Вероятно, об этом спрашивает бык у матадора, когда видит красную тряпку. А я и забыл, что Корнелий совсем не понимает шуток. С детства. Всякие шуточки Корнелия только раздражали, и он пользовался необычайной популярностью среди товарищей как самый подходящий объект для розыгрыша. Боже мой, как мы над ним издевались. С яростью молодой крапивы. Корнелий всегда возвращался из школы испачканный мелом, облитый чернилами и с полным «джентльменским набором» в своем портфеле. Набор состоял из разноцветных презервативов, как запечатанных, так и распечатанных, пустой бутылки из-под виски, искомканной пачки сигарет и «откровенных признаний» на ученических тетрадях – «от весьма озабоченных поклонниц». Эти признания мы сочиняли вместе с девчонками, и, честно скажу, – вот мои первые литературные опыты. Мы сексуально раскрепощались, цитируя друг дружке самые откровенные места из посланий нашему Корнелию. Спасибо тебе, друг Корнелий, ведь эти похабные «Опыты» привели меня к самому непредсказуемому результату…

«Если бы я жил между тех племен, которые, как говорят, наслаждаются свободою по законам природы, уверяю тебя, читатель, я с величайшей охотою нарисовал бы себя во весь рост, и притом нагишом. Таким образом, содержание моей книги – я сам, а это отнюдь не причина, чтобы ты отдавал свой досуг предмету столь легковесному и ничтожному. Прощай же!..»[7]

…Почему-то мы с Агриппиной не могли создать общей жизни и тогда завели общую тетрадку. Время от времени ко мне стучался посыльный и вручал пакет, за который я аккуратно расписывался – «срочная бандероль доставлена, и претензий у получателя нет». Один раз посыльный явился в три часа ночи, другой раз – в половине пятого утра. Житейские мелочи были невластны над Агриппиной, когда ей хотелось со мною пооткровенничать. Я разрывал почтовый пакет, как будто кофточку на Агриппине, и обладал тетрадью, уже потрепанной, как наши отношения. Это был роман в письмах – одно послание следовало за другим, откровение за откровением, – и всегда можно было перечитать, что я писал месяц назад и что отвечала мне Агриппина. Все перепады, всплески, мысли и ругательства были перед глазами. Увлекательное зрелище. Агриппина не затаскивала мои письма к себе в норку, не перевязывала их ленточкой, не душила нафталином, нет. Все они были в общей тетради с комментариями Агриппины. «Ты думаешь, подлец, что женщина неспособна на истинные чувства, так вот тебе за это…» И дальше Агриппина позволяла себе то, чего никогда не говорила мне при встрече. Словно существовали две Агриппины: одна литературная – трогательная и нежная, а другая – вполне материальная и современная женщина. Когда-нибудь они встретятся…

Я считаю, что общественную кассу надо разделить, ибо в нашей кассе много денег.

Надпись, найденная на стене общественной уборной в Помпеях

18 марта 59 года Агриппина Младшая прибыла в Кампанию для участия во всенародном празднике. Обогнув Мисенский мыс, военная трирема Агриппины причалила в порту курортного города Байи…

Среди приморских поселений Кумского залива купальные заведения в Байях считались образцовыми. Горячие источники, целебные грязи… Байи – летняя резиденция императоров, престижный курорт, куда на отдых собирались сливки римского общества. Ах, Байи – тут было самое изысканное место на земле. Пурпурные одежды, белоснежные яхты. Надо сказать, что в окружении прогулочных корабликов военная трирема Агриппины выделялась как заряженный револьвер в букете ромашек…

Историки насчитывают три попытки отравления вдовствующей императрицы. Яды, как пишут Светоний и Тацит, поступали из лаборатории Локусты. Эта известная отравительница годами не выходила из тюрьмы. Там же и варила отраву. Покончить с ядовитым фармацевтом не спешили – могли понадобиться ее услуги. И выпускать из тюрьмы не собирались – держали под присмотром. Еще Клавдий обнаружил в тайниках Калигулы огромный сундук из лаборатории Локусты и велел бросить его в море. Говорят, зараза распространилась такая, что волны прибивали отравленную рыбу к дале-еким берегам. Для именитых особ зелье варилось по особому рецепту. Но разве всем угодишь? Когда Нерон пожелал отравить своего сводного брата Британика, Локуста приготовила изысканный яд, рассчитанный на постепенное угасание сводного брата. По десять капель в день, во время еды, и через месяц Британика как рукой снимет. От слова «месяц» Нерон пришел в ярость. По его приказу доставили Локусту во дворец. Волокли за волосы от самой тюрьмы до дома принцепса по многолюдным улицам Рима. Локуста жалобно подвывала, с нею здоровались прохожие и недоумевали. Действительно, случай уникальный: Локусту обвинили в некомпетентности. Во дворце Нерон набросился на злополучную даму, выкрикивая: «Дрянь! Ты изготовила лекарство, а я заказывал отраву!» Локуста неуклюже оправдывалась, мол, хотела отвести подозрения от императора, поэтому ядик медленнодействующий, но через пару недель… Нетерпеливый Нерон пинками загнал Локусту в соседнее помещение, где отравительница состряпала новое зелье, которое испытали на козле. Козел скончался только через час. Нерон чуть не лопнул от злости. Отраву перекипятили и снова испытали – на поросенке. Тот сдох как стоял. «Яд хороший», – одобрил концентрацию Нерон, прихватил пузырек с отравой и, напевая, ушел обедать с Британиком. Через пять минут Британика вынесли из столовой вперед ногами. Локусту отправили обратно в тюрьму на императорской повозке. По дороге римляне вежливо раскланивались с Локустой – на всякий случай…