Заучка для Бунтаря - Екатерина Котлярова

кипятка и немного разбавила кипячённой водой. Чуть восстановив дыхание, повернулась и поставила чашку на стол.

Артур застыл у окна, вертя в руках зажигалку и смотря во двор. Я застыла у стола, пальцами впиваясь в столешницу и смотря на его профиль. Мамочка. он такой… такой красивый. Высокий. Сильный. С серыми льдистыми глазами и родимыми пятнами над правым глазом. Мне до боли в пальцах захотелось коснуться их. Узнать, какие они на ощупь. Такие же грубые, как его кожа? Или мягче и нежнее?

Я рассматривала его, совершенно иным взглядом. Теперь я не могла бояться Артура. Теперь я смотрю в его лицо, а в груди жжёт безумно сильно. В горле ком стоит, который невозможно проглотить.

— Мне? — вдруг поворачивает голову и ловит мой взгляд.

Я вздрагиваю и тут же заливаюсь краской смущения. Боже! Он заметил мой взгляд. Боже. Как же стыдно!

— Ч-ч-что? — заикаюсь, нервно тереблю футболку, вытирая влажные ладошки.

— Чай мне?

— Д-д-да. Я… Если ты хочешь пирог… Я… Я бы могла… Могла бы испечь, — не имею понятия, зачем я это предлагаю.

Осекаюсь и вскидываю глаза, чтобы увидеть, как серые глаза стали штормовыми. Тёмными-тёмными. И будто бы ласковыми.

Или же мне так хочется видеть?

— Давай, — пожимает плечами.

Я киваю и торопливо начинаю делать тесто в нашем стареньком планетарном миксере. Делаю творожное песочное тесто. Я чувствую, как неотрывно следует за мной взгляд Артура. Из-за этого у меня всё валится из рук. Но я упорно не оборачиваюсь на парня. Теперь я боюсь своих чувств.

В холодильнике в керамической чашке нахожу сгущёнку. Выложив готовое тесто в форму, сверху размазываю сгущёнку, которой оказывается мало. Начинаю лазить по ящикам, в поисках коричневой баночки, но не нахожу. Расстроенно закусываю губу.

— Мне нужно в магазин, — всё же оборачиваюсь к парню, тут же теряя себя в его серых глазах. — Сгущёнки не хватает.

— Дома сиди, — поднимается из-за стола, залпом допивает чай, со стуком ставит чашку на стол и уходит.

Слышу, как хлопает входная дверь. Прижимаю руки к пылающим щекам, смотрю на стопку денег, которую Артур подобрал с пола и бросил на диванчик. Боже. Я невероятно глупо выглядела в его глазах, когда предлагала ему эти деньги. Ведь для него это лишь копейки.

Свожу брови и пальцами барабаню по нижней губе. А потом подхожу к столу, беру чашку, из которой пил Артур. Оказалось, что он допил не весь чай. И я, в странном порыве, прижимаюсь губами к чашке в том месте, где её касались губы парня. Прикрываю глаза и взволнованно дышу. Я чувствую его запах, он остался на посуде. И мне мерещится, что я прижимаюсь к его губам. Целую его.

Боже. Что же я творю?

Быстро отношу чашку в мойку и тщательно вымываю со средством. Отчего-то чувствуя боль из-за того, что запах Артура исчез. Смылся с водой.

Дверь в коридоре вновь хлопает. Оборачиваюсь к парню, который застыл в проёме и сверлил меня взглядом льдистых глаз. Артур со стуком ставит банку сгущёнки на стол, садится за стол, складывает руки на груди.

— Ещё налей мне чай.

Не просит. Приказывает. Ледяным тоном. Я киваю и молча наливаю чай. Ставлю перед ним на стол чашку и тихо говорю:

— Спасибо большое за сгущёнку.

И вскрикиваю от неожиданности, когда Артур смыкает пальцы на моём запястье.

— Спасибо на конец не наденешь, Заучка.

Я не сразу понимаю, что он имеет ввиду. Какой пошлый и омерзительный смысл вкладывает в фразу. А потом вспыхиваю, краснею и отшатываюсь от красивого лица, которое совершенно неожиданно оказалось так близко.

— Боже… Зачем ты так?

Выворачиваюсь из его рук и, глотая слёзы, возвращаюсь к пирогу. Открываю банку сгущёнки и выкладываю её на тесто. Красиво оформив пирог, отправляю его в разогретую духовку. Находиться на кухне мне невыносимо. Больно. Мне кажется, что в моей груди тысяча острых игл, которая дерёт душу и сердце. До крови и гнойных нарывов.

Поэтому я выскальзываю на балкон, забираюсь в дедушкино кресло с ногами, кладу голову на колени и наблюдаю за колышущимися верхушками деревьев.

Успокоиться никак не получается. Я всем своим естеством чувствую Артура, который сидит на моей кухне. Я, как глупый мотылёк, тянусь к нему. Хотя знаю, что не просто опалю крылья, а сгорю дотла. Погибну. И никогда не смогу вернуться к прежнему состоянию.

— Снова ноешь, глупая Заучка, — раздаётся ледяной голос над головой.

Я не отвечаю. Не нахожу, что сказать. Тяжёлые руки падают на плечи и сжимают их. Впечатывают меня в спинку, а на макушку опускается подбородок Артура. Мне мерещится, что он полностью окружил меня собой. И я не смею шевельнуться, впитывая в себя это ощущение.

Оба замираем. Я не дышу. И не слышу его дыхания. Смотрю в небо в одну точку, не смея моргать. Я ничего не вижу. А только слышу стук собственного глупого сердца.

Не знаю, сколько времени мы находимся в таком положении. Но с кухни раздаётся писк таймера. Я срываюсь с места и бегу доставать пирог из духовки. Вытащив его из формы, выкладываю на блюдо и нарезаю на части. Самый аккуратный кусок кладу на тарелку и ставлю на то место, где сидел Артур. Кидаю взгляд на балкон. Парень стоит ко мне спиной, локтями опершись на подоконник, низко опустив голову.

Я перевожу дыхание, выхожу на балкон и застываю за его спиной. Переминаюсь с ноги на ногу, а потом тихо говорю:

— Пойдём пирог кушать.

Артур медленно кивает. И до того, как он обернётся, я возвращаюсь на кухню. Начинаю суетиться — мыть противень и формочку, стирать крошки со стола. Когда оборачиваюсь, тарелка Артура пуста.

— Ты ещё будешь?

Парень неопределённо ведёт плечом. А я, приняв этот жест за согласие, кладу ещё один кусок пирога ему на тарелку.

— Я могу тебе с собой дать. Если ты хочешь.

— Сама ешь, — смотрит исподлобья.

— Я не люблю сладкое, — лгу я.

Он ничего не отвечает, а я нахожу пластиковый контейнер и складываю в него пирог. Ставлю перед Артуром. А он смотрит на меня холодным взглядом снизу вверх, после чего поднимается из-за стола и уходит. Молча, не сказав мне больше ни единого слова.

Я могу только губы до крови кусать и через тюль в своей комнате наблюдать за тем, как он уходит. На углу дома парень останавливается, вскидывает