Козырные валеты - Николай Леонов

– Повторяю, дела хреновые, ни торговать, ни воровать я не умею, а перед детьми в ответе. Я человек не жлобливый, мое достояние известно – дом ничего себе, крепкий еще, да пятьсот десятин пахотной. Так на земле, окромя меня, никто и работать не умеет, и крови вы наполовину казацкой, а дух у вас городской. Да и дом опять же. Он хорош-то хорош, а продать его нынче некому. Сортир во дворе, горячей воды нет, грош ему цена по сегодняшним деньгам.

Ну а коли на всех разделить, а иначе не умею, то не деньги, сиротские слезы. Из армии следует уходить, ее раскрали до последнего. С военкоматом я решу, на это моей власти еще хватит. Чего дальше, мужики, поскребите затылки. Гуртом держаться – надо землю любить, разбежаться – с сумой пойдете.

Месяц на раздумья, доложите, на кругу обсудим. А сегодня каждому выпить дозволю, но чтобы красиво было, с гармонью и песнями.

Когда из кабинета выходил Константин, хозяина придержал, отвел в сторону, сказал неуверенно:

– Разговор небольшой имеется.

– Ну? – Фридин поднял лохматую бровь. – Говори.

– Понимаешь, отец, я в своей лаборатории химию интересную изобрел. Можно официальным ходом пустить, только деньги и ордена у начальства осядут, ну, мне грамоту дадут.

Старый казак рассмеялся.

– Так и при царе-батюшке было, как в бумаги попадет, так закружит, завертит, с таким делом не сладить.

– Так не сладить, а если по-умному, то можно.

– Воровать? – вспылил Фридин.

– У кого воровать? Я эту химию сам создал, она моя, – с достоинством ответил Константин. – На ней можно большие деньги делать.

– Ну как большие? – недоверчиво спросил казак. – Ну, по сегодняшним деньгам с миллион?

– Стал бы я связываться! – презрительно ответил Костя. – Вы как хозяин станете миллион в день получать.

Фридин, старинного казачьего племени, мужик выдержанный, огладил седой ус, покачал головой и сказал:

– Нет такого товара… Если ты золото скупать начнешь.

– Отец, вас ничего не касается. Действительно, такого товара нет, с золотом я не связываюсь. Ваше дело – поставить небольшую мельницу на своей земле.

– Да кто же мне зерно повезет, когда элеватор неподалеку? – удивился казак.

– Он неподалеку, а вы ближе, – усмехнулся Константин.

– Там объем какой! Они копейку с фунта скинут, и утоп я, – убежденно заявил казак.

– У них помол грубый, я вам куплю мельницу заморскую, шелка ткать будет. А понадобится, и я в силах пару грошей с фунта сбросить.

– Да откуда же у тебя деньги на немецкое оборудование?

– Тесть в Германии стоял, оттуда и привез.

Костя был неказист, но ловок, пригнулся вовремя, и мозолистый кулак тестя свистанул мимо.

– Украл? – крикнул он. – Я украл?

Константин зашел с другой стороны, заговорил серьезно:

– Батя, в твоем звании люди все имеют. И ты мог бы иметь, а что у тебя ничего нет, так про то никто не знает и не верит.

– Думаешь, не верят?

– Точно. Ждут, что скоро развернешься. Пусть развернется твой зять. Ты спишь спокойно, – Константин улыбнулся.

Прошло полгода, и на участке Фридиных заработала чудо-мельница, мух – пух, цена – копейка. Сначала соседи посмеивались, заходили поглядеть. Говорили, мол, конечно, немец плохо не сделает, да откуда пшеницу брать? Константин вел себя спокойно, самостоятельно, лишних заказов не брал, взятые выполнял в срок.

Однажды приехала группа кавказцев, предложила мельницу продать. Вышел к ним старшой, сухо сообщил, что в хозяйстве ничего не продается. Оружие у всех имеется, бабы не хуже мужиков стреляют.

Константин стал подкупать сельхозтехнику, все наилучшее. Не только сельская, городская администрация Фридиных зауважала.

В хозяйстве появились две «Нивы», два охранника, здоровенные молчаливые парни. Отоспавшись, поутру они, не торопясь, работали. Когда окрестные мужики прикидывали, что фридинское хозяйство должно было еле ноги волочить, ан нет, все добрели, забор кованый поставили, хотя хлеб растили никак не лучше соседей, да и сорняка много, конопля завелась, русскому мужику и в голову не придет, что конопля та есть чистое золото.

…Ольга лежала в отдельной роскошной палате. Первая ломка прошла, и девушка чувствовала себя прилично, только очень скучала. Конечно, очень мешал языковой барьер, поболтать не с кем, телевизор не смотри, удалось достать несколько книг на русском, среди них толстенный том Достоевского. Она знала о нем, что он великий русский писатель, читать его трудно, потому решительно отложила в сторону. Ольгу наблюдал доктор, обслуживали две девушки, примерно ровесницы. Порой Ольга ловила в их взглядах жалость.

Она не верила матери, что четыре укола, которые доставили ей неописуемое блаженство, прямая дорога в ад. Считала, что все слова для малых детей, она сама видела людей, которые колются годами, и ничего, живут припеваючи, хоть от тоски не умирают. А менты, что ввязались в это дело, так то просто – за деньги отца. А его ничего, кроме собственной карьеры, не интересует, есть дочь, нет дочери, главное, чтобы все тихо и без неприятностей. Однако она понимала, что чувствует себя с каждым днем все лучше, и если раньше кайф, который она ловила после уколов, будил в ней приятные воспоминания, то теперь она начинала думать о нем с отвращением.

Примерно через месяц Ольга с удовольствием делала гимнастику, девушке разрешали, правда в сопровождении высокого юноши, бегать по парку.

А вскоре к ней зашел доктор и на приличном русском языке предложил пойти погулять. Доктор был словно с картинки: седой и в очках, очень аккуратный и вежливый. Когда Ольга поинтересовалась, почему он так долго скрывал, что знает русский, он поцеловал ей руку и ответил, что общение между персоналом и больными запрещено, а главврач должен подавать пример.

– Но мне одной так тяжело.

– Если бы мы разговаривали, вам было бы еще тяжелее. Сейчас вы почти здоровы, наше общение служит вам наградой, вы вели себя очень хорошо. Два срыва, которых вы не помните, можно не считать.

Они прошли парком, свернули в одноэтажное здание, по обе стороны коридора расположены двери.

– Ольга, если вам станет противно или страшно, мы тут же повернем обратно. В палатах за этими дверьми живут люди, которые на сегодняшний день считаются неизлечимыми.

– Я могла стать такой же? – спросила девушка.

– Раньше, позже, но обязательно.

Ольга посмотрела в глубь коридора, повернулась и пошла к выходу.

– Я не хочу этого видеть.

– Правильно, детка, на такое лучше не смотреть. Забыл вам сказать, с сегодняшнего дня дверь вашей комнаты не запирается.

Она не поверила, чуть стемнело, надела приталенное платье, туфли на высоком каблуке, на голову кокетливо повязала косынку, вышла в парк, затем двинулась аллеей, которая вела к центру провинциального селения.