Заговор Грааля - Линн Шоулз

— Может, вы и правы.

Коттен прижала ладони к губам и заговорила, словно не решаясь произносить эти слова:

— Возможно, я прятала в духовке величайшую религиозную сенсацию века.

— Вы католичка? — спросил Джон.

— Нет. — Удивление на ее лице сменилось озадаченностью.

— Христианка?

Она побарабанила пальцами по колену.

— Кажется, я не знаю, как на это ответить.

— Стесняетесь сказать мне, потому что я священник?

— Нет, я действительно не знаю, как отвечать. Я раньше ходила в церковь, верила в религию, в Бога, все такое.

Джон смотрел на нее, словно стараясь прочитать мысли.

— Я родилась в Кентукки, была единственным ребенком — моя сестра-близнец умерла при рождении. Отец был фермером, мы жили небогато. Когда мне исполнилось шесть лет, случилась страшная засуха, и мы все потеряли. Мы просрочили закладную банку, и отец покончил с собой. Мама всегда говорила, что было что-то еще, отец переживал не только из-за этого. Он довольно долго пребывал в унынии, еще до засухи, но никто не знал, почему. Оставил записку, в которой обвинял Бога в том, что тот разрушил нашу жизнь. В то время я с ним соглашалась. До засухи наша семья регулярно ходила в церковь. Когда-отец умер, мы с матерью перебрались в маленький дом, и она стала работать на текстиль-ной фабрике — несколько лет мы едва сводили концы с концами.

— Тогда получается, что вы верующая. Чтобы винить Бога, надо верить в его существование.

— Да, я раньше так и думала. Повзрослев, я поняла, что наклейки на бамперах говорят правду: «дерьмо бывает». Всего лишь засуха, черт побери, — она щелкнула пальцами. — Ничего сверхъестественного, никакая божественная кара не поразила семью Стоунов. Просто отцу надо было обвинить кого-то или что-то. И он винил бога. Я давно это выбросила из головы — и никогда больше не ходила в церковь.

— Сочувствую вашему отцу и семье.

— Почему вы спросили меня о вероисповедании?

— Просто стало интересно, что это значит для вас. — Он кивнул на Чашу.

— Вообще-то довольно много — но, наверное, не то, что вы думаете. Если она настоящая, это означает величайшую сенсацию в моей карьере. Это может стать моим пропуском наверх, сделать меня старшим репортером нашего канала.

Он молча смотрел на нее.

— Мы все по-разному смотрим на жизнь, Джон. Например, отец винил Бога, а я — то, что Бога нет. Эта реликвия могла бы стать вашим спасением. И моим тоже. Но по-другому. — Коттен откинула голову, закрыла глаза, потом снова посмотрела на него. — Извините, но мы с вами просто верим в разные вещи.

Он поднял руку:

— Это не страшно. Знаете, мой самый близкий друг — раввин. Мы вместе выросли. Он из таких друзей, с которыми редко видишься, но знаешь, что можешь на них рассчитывать. Что касается разных взглядов, мы с ним чрезвычайно странная парочка. Можете представить, что мы обсуждали все эти годы.

— Послушайте, — произнесла Коттен. — Если не считать карьерного роста, чем быстрее я сделаю об этом репортаж, тем раньше перестану бояться за свою жизнь. Когда я расскажу миру о Граале, все внимание переключится на него. А я останусь просто автором репортажа.

Она подвинулась к краю дивана, чувствуя на себе взгляд мужчины.

— Так как нам доказать его подлинность?

— Ну, по металлическому изделию довольно легко определить время изготовления и принадлежность к какому-то периоду. Дерево и петли шкатулки тоже можно датировать и атрибутировать, ткань тоже. А возраст воска можно узнать с помощью радиоуглеродного анализа.

— А дальше?

— Я бы хотел отвезти его в Рим. В Ватикане одна из лучших в мире технологий определения возраста.

— Зачем в Ватикан? Нет, я понимаю, что это ваша вотчина, но почему бы не провести анализ дома? Разве в Университете Брауна или в Нью-Йорке, в Колумбийском университете, нет факультета археологии?

— Есть, конечно. Но в Ватикане подлинность определяют уже много веков. У кого бы вы предпочли брать интервью для вашего репортажа — у какого-нибудь Джона Смита из местного университета или у кардинала Януччи, куратора величайшей в мире коллекции реликвий и религиозных артефактов?

— Ладно, убедили. — Коттен застенчиво улыбнулась. — Я кажусь вам алчной из-за стремления поймать сенсацию?

— Ну, все журналисты такие, — ответил Джон. — Этот сюжет был бы весьма выразителен, если его снять на фоне Собора Святого Петра.

— Или встать рядом с Микеланджело и взять интервью у кардинала, о котором вы говорили, — хорошо бы смотрелось в моем портфолио. — Она покачала головой. — Наверное, думаете, что у меня совсем стыда нет.

— Вовсе нет — я думаю, вы серьезно относитесь к своей работе и стараетесь стать лучшей. В этом нет ничего плохого. Я вам завидую.

Коттен удивилась:

— Правда?

— Людям редко удается осуществить свою мечту. Некоторым везет, как вам. У вас глаза светятся. Вам не терпится заняться этой историей. Вас это увлекает. Моему деду тоже так повезло. Он тоже был археологом и, когда я был маленьким, рассказывал мне о древних цивилизациях. Вот что значит огонь в глазах. Когда такой человек говорит, невольно заслушаешься и увлечешься. Его изумительные истории до сих пор со мной. Ведь именно из-за них я после рукоположения в сан продолжил учебу и получил степень по Средневековью и Византии, а потом еще по ранним христианам.

— Стыдно признаться, но я и не знала, что священники занимаются чем-то еще. Ну, знаете, не только богослужением.

Джон рассмеялся:

— Это я тоже делал. Какое-то время был помощником пастора в маленьком приходе.

— Вам не понравилось?

— Вы прямо как Барбара Уолтере[8], — сказал он. — Всю подноготную вытянете.

— Хотелось бы. По-моему, это интересная история. Так вам нравилось быть пастырем вашего маленького прихода?

— Вообще-то нравилось.

— Но?

— Но, мисс Уолтере, меня это не до конца удовлетворяло, не знаю, как сказать иначе. Я всегда хотел служить Богу. Тут никаких сомнений не было. Вопрос заключался в том, как это лучше всего делать. Может, все дело в дедушкиных рассказах о равнинах Африки, продуваемых всеми ветрами, или о древних могилах под мостовыми городов на Ближнем Востоке. Кто знает? Я взял отпуск и проверил некоторые из этих рассказов, хотел посмотреть, что сможет меня зажечь. — Джон скрестил руки. — Теперь вам известна история моей жизни.

Она посмотрела в его синие глаза. Красивые — неважно, горят или нет. Но Коттен казалось, что она ведет себя слишком настойчиво, слишком по-журналистски, особенно учитывая, что она же и обратилась к нему за помощью среди ночи.