Рубин - Даниэль Зеа Рэй

ты все еще мне не веришь? – возмущенно произнесла Рубин.

– Про существо – верю. – Он кивнул. – И что оно могло напасть на тебя в лесу – тоже верю. Скажи, где ты раздобыла дорогую одежду деры и сапоги?

– С мертвого тела сняла, – совершенно серьезным тоном ответила девица.

Ордерион усомнился в этом. При всем напускном бесстрашии этой горе-принцессы снять с трупа одежду и надеть на себя… Сомнительно. Тем более что с размером сложно угадать.

Он начал посмеиваться.

– И где же ты подходящее тело нашла?

– В лесу, – буркнула Рубин.

– Сапоги добротные, – похвалил Ордерион. – Такие подобрать в лесу по размеру – настоящая удача.

Рубин запрокинула голову и взмолилась:

– Боги, верните этому деру рассудок!

– Ладно, – согласился Ордерион. – Предположим, я поверил, что ты принцесса. Если это так, то ты должна знать, о чем говорится в этом письме. – Он достал из нагрудного кармана зашифрованное послание для короля Турема и протянул ей.

Рубин осмотрела сломанную печать и развернула лист. Нахмурилась.

– Почерк мой! – сказала удивленно.

– Твоя копия писала, – подсказал Ордерион.

Рубин старательно бегала взглядом по строчкам и что-то прикидывала в уме.

– Чтобы расшифровать, мне нужны перо и бумага. – Она сложила лист. – И правильный ключ.

Ордерион тут же вырвал письмо у нее из рук и вернул назад, в карман.

– Я думал, что ключ тебе известен, – усмехнулся он.

– Их много, – уточнила Рубин.

– И сколько же всего существует ключей для переписки принцессы со своим отцом?

– Так я тебе и сказала, – прошептала девица.

– Что и требовалось доказать! – Он развел руками.

– Я расшифрую послание. Но сделать это в уме, извини, не могу.

– Про мужа твоего покойного… – Ордерион осекся и озадаченно потер подбородок. – Это правда?

– Да. Но зачем интересуешься, если все равно не веришь?

– А мужчина… Любовник у тебя есть?

Он и сам не знал, отчего его это так сильно интересует. Но в голове свербел вопрос: свободна эта «принцесса» или есть кавалер, которому она может хранить верность?

– У меня есть отец, который собственноручно отрубит тебе голову, если узнает, что ты посмел хоть пальцем меня тронуть! – выпалила она.

Ордерион протянул руку и коснулся ее плеча пальцем. Фальшивая принцесса тут же шарахнулась от него в сторону.

– Я столько раз за сегодня к тебе прикоснулся, что впору отращивать новые головы, дабы твоему отцу было что рубить.

– Ты-ы-ы! – зашипела Рубин, кривя свое прекрасное лицо.

– Значит, ты свободна, – поспешил сделать вывод Ордерион. – Что ж, это тоже весьма интересно.

Рубин подскочила с места и попятилась к двери. Испугалась. Это было видно по ужасу, притаившемуся во взгляде, по плотно сжатым губам и даже по кулакам, которые она выставила перед собой, готовясь обороняться.

– Меня можешь не бояться, – поспешил заверить Ордерион. – Я презираю насилие над девами и наказываю тех, кто пытается взять чужое силой.

Рубин остановилась. Кулаки опустила, но не разжала.

– Жаль, что принц Атан уже умер, – произнесла она. – Хотя ты бы все равно не смог покарать его за грехи.

Ордерион поморщился. Брат никогда не насиловал дев. Они шли к нему добровольно и предлагали разделить постель. Деры, простолюдинки, девки в борделях… Если брат не платил за услуги, это делал старший Галлахер или сам Ордерион.

– Не пускай клевету на принца Атана, – зловещим тоном предупредил Ордерион. – За злословие на королевскую семью положено жестокое наказание. Ты же не хочешь лишиться языка?

– За правду языков не лишают.

– Хватит! – отрезал Ордерион и встал. – Принца Атана ты явно недолюбливаешь. То про белую пыль небылицы рассказываешь, то намекаешь на его бесчестие. Я, как дер королевства Инайи, подобных речей от тебя не потерплю. Продолжишь в том же духе – лишу способности говорить.

– Язык отрежешь? – Рубин снова надменно вскинула подбородок.

– Не люблю кровавых зрелищ. – Ордерион щелкнул пальцами и направил в сторону самозванки блестящую удавку.

Рубин отпрянула, но удавка полетела за ней и моментально оплела шею. Дева, не помня себя, попыталась сорвать ее, царапая ногтями кожу. Ордерион не смог спокойно смотреть на это, потому быстро взмахнул рукой и снял юни немоты.

Не просто так отец считал его слишком мягким. «Дурное воспитание твоей матери», – любил повторять король Луар, когда Ордерион проявлял великодушие и просил для кого-нибудь помилования. Правда, с возрастом вера Ордериона в то, что он способен нести добро, почти исчезла. Слишком много душ он погубил. «Повелители силы маны – не боги, – повторял Верховный перед очередной казнью. – Мы лишь вершим их волю». «А их ли то воля?» – спрашивал себя Ордерион и не находил ответа.

Он подошел к застывшей в испуге мошеннице и склонился к ее шее, внимательно рассматривая отметины от ногтей. Дева молчала, глядя на него с презрением и… болью. Доверие ее он только что предал. С другой стороны, о каком доверии могла идти речь, ежели она врала как дышала?

– Надеюсь, ты усвоила урок, – произнес Ордерион, поднимая глаза и встречаясь со взглядом бездонных синих озер.

Рубин, как она себя называла, медленно шагнула назад. Отвернулась. И побрела к двери.

– Что ты делаешь? – спросил Ордерион.

Девица не ответила. Начала возиться с массивным засовом, пытаясь его открыть. Сдвинула. Ордерион махнул рукой и задвинул его назад. Снова сдвинула. Он опять задвинул. Упрямая туремка в третий раз попыталась открыть дверь.

Ордерион подошел к ней и опустил ладонь на плечо. Сжал пальцы. Рубин застыла.

– Ты слишком импульсивна и часто забываешься. Умение вовремя остановиться требует не меньших сил, чем настойчивое движение вперед. Особенно это важно в отношении тех, кто повелевает силой маны. Теряя контроль над собой, мы способны изувечить и убить.

Рубин не двигалась. Будто превратилась в куклу, которой бесполезно что-либо говорить. Все, что он сказал, следовало повторить себе же. Пусть и обладает она силой маны, но, по сравнению с ним, все равно слишком слаба. Оттого и боится, что пострадает. Но все равно умудряется перечить и провоцировать.

– Я не собирался причинять тебе вред. Только хотел показать, что ты играешь с огнем, – произнес он, будто оправдываясь перед ней. Хотя он действительно искал оправдание своему поступку. – Прости, что напугал тебя, – прошептал едва слышно.

Рубин вздрогнула. Возможно, потому, что он произнес это слишком ласково и прямо над ее ухом, обжигая дыханием нежную кожу и едва не касаясь губами мочки.

– Пожалуйста, больше не прикасайся ко мне, – так же тихо попросила она.

Ордерион отпрянул от нее, одернув руку. Слова неожиданно глубоко полоснули по груди. Знакомая боль разлилась по телу, парализуя и возвращая туда, откуда он убегал всю жизнь… Ордерион забылся. Перестал помнить про юни изменений. Про свою отталкивающую