Бестия высшего света - Татьяна Луганцева

«Черт! Черт! Черт! – ругалась про себя Яна, которая очень не любила, когда не получалось то, чего она хотела. – Как мне все-таки встретиться с этим несносным типом Эриком? Тоже мне, неуловимый мститель! А, собственно, что я за ним бегаю? Зачем он мне сдался? А вот чтобы лично сказать ему в лицо все, что я о нем думаю! Мое слово должно быть последним, а Эрик не дает мне такой возможности… Честно говоря, я бы хотела извиниться и поблагодарить, что он не стал настаивать на моем наказании».

Яна спускалась вниз с опущенной головой, словно разбитые войска, не взявшие крепость. По обеим сторонам дороги тянулся густой, прямо-таки непроходимый лес. Смотрелся он со своими ветками и колючками тоже неприветливо, как и замок. Идти ей было некуда. Целью ее был визит к Эрику, и Яна решила подойти к замку, что называется, с другой стороны.

Она уже почти не чувствовала ног, когда вернулась к дому, где разговаривала с приветливой старушкой Кассандрой. Маленький, уютный домик был полностью темным, и у Яны разыгралась совесть. Не будить же старого человека? Придется теперь дожидаться утра.

Яна снова посмотрела на руку, вернее – на то место, где у нее были недавно часы, и, не выдержав, выругалась вслух:

– Тьфу ты! Ну, Ядвига… Ну, сокамерница… Я теперь мало что без документов, без денег, да еще и без часов, то есть без времени и пространства. В Швейцарии – и без часов. Кому сказать – не поверят!

Яна поднялась на крыльцо дома старушки и разместилась на какой-то подстилке, возможно, что и собачьей, за двумя огромными глиняными горшками с густой, раскидистой растительностью.

«А что делать? Куда идти? – вздыхала про себя Яна. – Переночую в этом укромном уголке, а завтра попрошу помощи у старушки, язык не отвалится. Я здесь знакома только с Ядвигой, но она в тюрьме. Кстати, мне так и неизвестно за что. Еще, с натяжкой скажем, знаю Эрика. То есть была с ним в тесном физическом контакте, но – «абонент временно недоступен». Знаю Леонардо, но полицейскому до меня дела нет. Остается только Кася. Скажу ей завтра, что я из второй волны русской эммиграции».

Так размышляла Яна, пытаясь устроиться на твердом полу, прикрытом хилой подстилкой. Коленки пришлось поджать к подбородку, а кости таза и локтей больно упирались в твердый пол. Промучившись так с полчаса, Яна и не заметила, как ее все же сморил сон. Проснулась она от того, что кто-то бессовестно протирал ей лицо мокрой и холодной тряпкой.

– Что за черт? – ругнулась Яна и открыла глаза, сразу же встретившись взглядом с парой умно-недоуменных коричневых глаз и увидев рядом большой черный нос, все время что-то нюхавший, словно живущий отдельной от своего хозяина жизнью. Перед Яной стояла огромная собака, по масти и фасону напоминавшая ротвейлера. Пес был мокрым, грязным и в колючках. Яна зевнула и сказала ему нравоучительным тоном:

– Что, гулена, вернулся домой? Сколько там времени? Ах да, не могу теперь сказать. Мне впору учиться определять время по солнцу, а стороны света по муравейникам… Но, судя по красной линии горизонта на востоке, скоро рассвет. Ну ты и даешь, парень! Всю ночь где-то таскался и вернулся домой только под утро! Молодец! Но вот видишь, какая оказия: твоим хозяевам это не нравится, и они теперь наняли меня на твое место. А что? Я по ночам шляться не стану, буду сторожить дом, что им и надо. Так-то, Дружок! Хотя что я с тобой говорю? Ты же все равно по-русски не понимаешь. – Яна вытянула руку и погладила собаку по недоуменной морде. Пес завилял хвостом и снова лизнул ее в лицо.

– Да и охранник из тебя никакой. Что заискиваешь передо мной? Хочешь дружить, чтобы я поделила с тобой твое же место? Ладно, валяй, укладывайся! Я пошутила, я здесь всего на одну ночь. Да и неудобно здесь у тебя, все кости отлежала, меха-то у меня нет, как у тебя. А зато я стала понимать, почему собаки воют на луну! Кстати, у тебя блох нет? Мне еще повезло, что ты такой дружелюбный.

Яна очень любила животных, а собак особенно, у нее с ними устанавливалось особое взаимопонимание. И вот сейчас чужая псина уже лежала у нее на коленях, доверительно уткнувшись в Янин бок носом.

– Ах ты, прохвост! – гладила его Яна.

Она потрепала его по шее и принялась крутить кожаный ошейник.

– Сейчас я узнаю, как тебя зовут. Здесь должна быть табличка с гравировкой… – сказала она псу.

Табличку Яна не нашла, зато нащупала три ампулы с каким-то мутно-желтым раствором.

– Что это? Ты – собака Павлова и собираешь слюни? Нет, ампулы запаяны и примотаны проволокой к ошейнику. Что ж такое? Ты – разведчик? И тут у тебя яд на случай провала? Подожди, подожди, дай я их откручу, посмотрим: что это такое? Странный ты, однако, пес, Дружок.

Только Яна успела открутить последнюю ампулу, как совсем рядом громко хлопнула дверь, девушка даже вжала голову в плечи. А пес радостно рванул на звук, чуть не свалив горшок – укрытие Яны. Буквально над ее головой послышался женский голос, и она поняла, что в данный момент ей лучше не вылезать, чтобы госпожу Цветкову не приняли за бродягу, проведшего ночь на крыльце частного дома на месте собаки. Зато Яна услышала много интересного. Пса, оказалось, зовут Босфор, и хозяйка его очень ругала за то, что он потерял по дороге очень важное. Яна вытянула вперед дрожащую руку и раздвинула зелень. Она могла дотронуться рукой до женщины, стоящей на крыльце, и, естественно, хорошо ее рассмотрела. Та была высокая, худая, со стройными ногами и несколько староватым лицом для такой хорошо сохранившейся фигуры. Говорила она с псом на немецком языке, который Яна знала очень плохо, поэтому и понимала далеко не все.

Женщина была одета в белую медицинскую одежду. Она трясла бедного пса, словно тот был плюшевым, и непрерывно его ощупывала. Потом она схватила его за ошейник, не обращая внимания, что собака уже хрипит и задыхается, словно висельник. Немолодое и некрасивое лицо женщины исказила гримаса злобы. Она ругалась и стучала каблуками (Яне даже казалось, что еще немного, и она отдавит ей руку):

– Ах ты, негодная псина! Оборотень в собачьей шкуре! Где ты шлялся?! Где ты потерял то, что должен был доставить?! Негодник! Сегодня последний день! Последний день, когда они были так нужны мне! Что же ты наделал?! Змееныш!

Яне было неприятно присутствовать при этой сцене, тем более что она сейчас сжимала в руке три ампулы, то есть именно ту вещь, которую искала женщина в белом халате.

«Хорошо, что ты, Дружок-Босфор, не умеешь разговаривать», – подумала Яна.

Женщина резко отшвырнула собаку и вбежала в дом. Босфор, поняв, что попал вдруг в немилость, тихо поскуливая, вернулся на свое место, то есть к Яне. Ей даже показалось, что он с укоризной смотрит на нее. Мол, вот что ты наделала.

– Ладно, прости, – прошептала Яна, – с меня свиная рулька, когда разбогатею.

Пес, словно поняв ее слова, вяло повилял хвостом и понюхал ампулы в руках Яны, понимая, что в недавнем прошлом они как бы принадлежали ему.

– Что в них такое? – спросила у него Яна, словно собака могла дать ответ. – Что здесь происходит? Зачем они были так нужны женщине? И почему сегодня – последний день, когда ими можно было воспользоваться? Как бы я хотела знать, что сейчас делает эта мегера? Наверняка кому-то звонит.