Поляк - Джон Максвелл Кутзее

сшитом костюме. Они пожимают друг другу руки; его английский в зачаточном состоянии.

– Спасибо, что пришли, – говорит она. – Вы должны знать, я не собираюсь покупать квартиру, просто хочу кое-что забрать. Я займу не больше минуты вашего времени.

Он не двигается с места. Не понимает?

– Вы откроете мне дверь. – Она вращает ладонью: ключ поворачивается в замке. – Я заберу коробку. Потом мы уйдем. И вы свободны. Хорошо?

– Хорошо, – говорит он.

С ключом проблема. Ключ на связке с маркировкой 2-30 – агент показывает ей ярлычок с номером квартиры – не входит в замочную скважину. Он беспомощно пожимает плечами. Что, мол, я могу сделать?

Она забирает у него связку, пробует другой ключ. Дверь открывается.

– Вот видите, – говорит она.

Она входит, агент следует за ней.

Беатрис ожидала увидеть мебель красного дерева, полумрак, пыль, скрипучие книжные шкафы, пауков по углам. На деле, если не считать картонных коробок в углу и четырех пластиковых стульев, составленных один в один, гостиная пуста и – поскольку шторы отдернуты – залита солнечным светом.

Она заглядывает в крохотную кухню, в ванную с пожелтевшей от времени пластиковой занавеской.

– Вы уверены, это та самая квартира? – спрашивает она.

Агент снова показывает ей ключ, 2-30 – ключ, который не подходит к замку.

Беатрис приходит в голову, что все это может быть шуткой, злобным розыгрышем: не только другая квартира, но и другой дом, другой район, возможно, другое агентство. Провернуть такое под силу только Еве. Из вредности отправить Беатрис в бессмысленное путешествие. Кто она такая, эта Беатрис? Одна из многочисленных подружек моего отца.

Однако Беатрис ошибается. Никакого розыгрыша. Вторая комната изрядно захламлена. Односпальная кровать, два комода, вешалка с мужской одеждой, гладильный столик с пластмассовым подсолнухом в вазе, зеркало в резной позолоченной раме, объемный письменный стол с выдвижной крышкой, на котором стоит массивная пишущая машинка.

Есть еще третья комната с отдельной кухней и ванной. В комнате только рояль. На одной стене в рамке висит реклама концерта в Уигмор-холле, датированного 1991 годом, с портретом одного из молодых «я» поляка, рассеянно смотрящего вдаль. На крышке рояля: черно-белый снимок неулыбчивого юного Витольда, получающего награду из рук мужчины во фраке; гипсовый бюст Баха; более поздняя фотография, на которой он стоит, сцепив руки, в окружении толпы разодетых женщин, среди которых Беатрис с удивлением узнает себя. Сестринство Концертного Круга в 2015 году, нет только Маргариты! Она ни разу не видела этой фотографии. Где он ее раздобыл?

– Смотрите! – показывает она.

Агент по недвижимости всматривается через ее плечо.

– Это вы, – говорит он.

– Да, – подтверждает она, – это я.

А кто ж еще? Год за годом ее образ, неведомо для нее, изливал свет на этот хмурый квартал в чужом городе.

Но где же коробка, драгоценная коробка, которую приготовила для нее неуловимая пани Яблонская и ради которой она пересекла половину Европы?

На картонных коробках в гостиной – их штук двадцать – ярлыки, которые она не может разобрать.

– Вы мне не поможете? – обращается она к молодому человеку. – Не проверите, что в этих коробках?

Агент снимает пиджак и приступает к делу.

– Это… это… и это – книги. Всюду книги. За исключением этих. – Он извлекает из стопки две коробки.

Кухонным ножом Беатрис вскрывает коробки. Мужская одежда с запахом камфоры; кухонная утварь; лекарства; всякая всячина; для нее – ничего.

– Вы не это ищете? – спрашивает агент.

Он держит маленькую коробочку с этикеткой. Она читает надпись: «Витольд Вальчукевич 19.07.2019». Открывает коробочку – внутри фарфоровая урна с пеплом.

– Где вы это нашли? – спрашивает она.

Агент показывает на кухонную полку.

– Поставьте на место.

Она пишет сообщение Еве: «Ева, я в квартире вашего отца. Со мной агент по недвижимости. Мы не можем найти коробку пани Яблонской. Срочно перезвоните».

Агент лениво перебирает пальцами по клавишам, играя гамму. Он пытается сесть на вращающийся табурет у рояля, но табурет сопротивляется. Из-под сиденья агент извлекает картонную коробку. На обложке наклейка с ее именем и телефоном зала Момпоу.

Беатрис открывает коробку. Разрозненные листы, отдельная папка. Ее фотография в купальнике и широкополой соломенной шляпе, сделанная много лет назад и, вероятно, украденная поляком из дома в Сольере.

– Это оно, – говорит Беатрис. – То, что мы так долго искали. Спасибо, спасибо вам. Я очень признательна. А теперь идите. Я останусь ненадолго. Когда буду уходить, запру за собой дверь. Вы не против?

Молодой человек нерешительно мнется. Он ей не доверяет? Беатрис протягивает ему руку, и после секундного колебания он ее пожимает.

– Еще раз спасибо. До свидания. Do widzenia. – Она смотрит, как он уходит.

8

Беатрис просматривает бумаги: распечатки мейлов, которыми они обменялись, ничего больше. Она открывает папку. Вероятно, это стихи, на польском, каждый на отдельном листе, пронумерованные от I и до LXXXIV.

Итак, вот что оставил ей Витольд, пианист, о былой славе которого скоро никто не вспомнит: не музыку, а какую-то рукопись. А вот место, где он жил, когда над ней трудился: унылая квартирка в безликом районе города, откуда он родом. Загадка. Впрочем, возможно, так он воображал себе монашескую келью, место, куда удалился от мира.

Она листает рукопись, ища свое имя среди сплетения согласных, и несколько раз оно ей попадается – не Беатрис, но Беатриче. Перед ней книга о Беатриче, сочиненная безвестным последователем Данте.

9

Она могла бы засунуть рукопись обратно под сиденье табурета, который увезут на распродажу. Или подложить в коробку со всякой всячиной в гостиной, и тогда рукопись закончит жизнь среди оберток от еды, апельсиновых корок и пенопласта где-нибудь на свалке в польском пригороде. Сделав это, она закрыла бы за собой дверь (до щелчка!), вызвала такси, добралась до аэропорта как раз к вечернему рейсу до Барселоны через Франкфурт и никогда больше не вспомнила бы ни о поляке, ни о его поэме, посвященной Беатриче.

А могла бы забрать стихи с собой в Барселону, заказать перевод и напечатать вручную на дорогущей тряпичной бумаге ограниченным тиражом в десять экземпляров, El libro de Beatrix de W.W.[17] Один экземпляр она отошлет в Берлин его дочери, чтобы та не думала, будто она, Беатрис/Беатриче, какая-то шлюха, а остальные уберет в шкаф, и сыновья обнаружат их там после ее смерти и поймут, на какие высоты, какие глубины страсти вдохновляла их мать даже в зрелом возрасте.

Как поступить? Забрать поэму с собой или оставить здесь, отринуть и забыть? Этот мужчина мертв. Его дочери все равно. Беатрис не перед кем отчитываться, кроме самой себя.

10

Надо бы почитать