Цель - Перл-Харбор - Александр Золотько

– Из июля, а что?

– Из июля… – На потном, испачканном землей лице Торопова появилась улыбка.

Хвоинка, прилипшая к щеке, упала.

– В ноябре этого года… – Торопов закашлялся, но смог закончить фразу. – Восьмого ноября в Мюнхене… Будет празднование юбилея «пивного путча»…

– Чего? – с угрозой спросил Краузе.

– Восстания… Восстания. Празднование будет проходить в пивной «Бюргер»… «Бюргербройкеллер»… – Торопов с трудом выговорил название пивной, возблагодарив мысленно бога, что вообще его вспомнил. – Там на Гитлера… на фюрера будет произведено покушение… около десятка старых партийцев погибнет, шестьдесят человек будет ранено… если фюрер там задержится, то погибнет… он…

– Врешь, – сказал Краузе.

– Я не вру… не вру… Я хочу помочь… вам… Великой Германии… я хочу… я могу помочь… Фюрер ведь обычно долго выступает…

– И он что – погиб в тридцать девятом? – спросил Нойманн. – Тогда, восьмого ноября в том подвале?

У Торопова был соблазн… О, какой был соблазн у Торопова сказать, что да, что погиб фюрер (Торопова не удивило, что даже мысленно он называет Гитлера фюрером, и нет в этом наименовании для него ни обычной иронии, ни насмешки). Сказать, что бомба, те десять килограммов взрывчатки рванули, когда фюрер стоял на трибуне, что замысел Георга Эльзера сработал… А потом, когда немцы смогут проверить, свалить все на изменение во времени и истории. Мол, Торопов предупредил, и то самое чудо, о котором писали в статьях и книгах, произошло именно благодаря ему, и фюрер не случайно был краток в тот вечер и покинул собрание за тринадцать минут до взрыва…

И Торопов почти решился соврать, но… В самый последний момент. В самый последний момент он вдруг сообразил, что тогда его потенциальная ценность как источника информации для немцев будет сведена к нулю. Он просто не может знать новой истории, той, что будет происходить после спасения Адольфа Гитлера. Не может…

– Его спасло чудо, – облизав губы, выдавил из себя Торопов. – Он ушел за тринадцать минут до взрыва.

– Чудо! – засмеялся Краузе. – А ты на чудо не тянешь. Ты – просто испуганный человечек.

– А никто так и не понял, почему фюрер так быстро тогда закончил речь. Может, это благодаря тому, что я вас сейчас предупредил, а вы предупредили его? – Голос дрожал, но логическое построение Торопов возводил четко. – Если бы я вас не предупредил, то…

Краузе оглянулся на Нойманна, улыбка застыла на его лице. Медленно гасла.

– Врет? – с надеждой в голосе спросил Краузе у штурмбаннфюрера. – Ведь врет же?

Нойманн прищурился, рассматривая Торопова. Медленно сунул руку в карман плаща, достал «парабеллум».

– Я вам правду говорю! – крикнул Торопов в ужасе. – Правду! И еще нужно, чтобы фюрер изменил маршрут от своей машины к пивной, на старом его будет поджидать Морис Баво с пистолетом…

– Ну да, – кивнул Краузе, – Баво, да еще Морис, – типично немецкое имя…

Нойманн снял пистолет с предохранителя.

– Он из Лозанны… Он… Это правда! Передайте фюреру, чтобы он изменил маршрут следования… – Торопов ударился затылком о ствол сосны. Еще раз. Ему хотелось жить. О, как ему хотелось жить! Пусть даже ценой изменения истории, ценой уничтожения всего, что окружало его с самого рождения.

Жить. Жить-жить-жить-жить-жить…

Щелкнули наручники, освобождая Торопову руки.

– Повернись ко мне спиной, – сказал Нойманн.

– Ну… ну пожалуйста… – Торопов даже хотел снова стать на колени, но не смог заставить себя даже пошевелиться – дуло пистолета смотрело ему в лоб. – Не убивайте, я могу быть полезен… Я клянусь, что буду полезен…

– Ко мне спиной, – повторил Нойманн. – Считаю до трех. Раз.

Торопов повернулся.

Он стоял на вершине небольшого холма. Если его сейчас убьют, то тело… мертвое тело покатится по склону, довольно крутому в этом месте, и остановится у того вот пенька. Немец выстрелит в затылок. Они всегда стреляют в затылок. Так надежно. И безболезненно. Говорят – безболезненно. Хотя… откуда они это знают – писаки? Быстро – да, а вот безболезненно…

А что, если прав был Бирс в своем рассказе про Совиный ручей, и казненный за секунды агонии успевает прожить еще кучу времени? И если боль, мучения растянутся для Торопова на часы, а то и на годы…

Торопов втянул голову в плечи.

Можно было прыгнуть вниз и побежать. Эта мысль даже мелькнула в мозгу у Торопова, но мелькнула и исчезла. Он просто не мог себя заставить бежать. Он мог только стоять на ослабевших ногах и ждать, когда прогремит выстрел… Выстрел, которого он, может, и не услышит. Пуля пробьет ему затылок, разворотит мозг, взобьет его и выплеснет наружу…

– Я не хочу умирать, – пробормотал Торопов. – Я не хочу…

– Три шага вперед, – скомандовал Нойманн.

Торопов зачем-то кивнул, но не смог сдвинуться с места.

– Три шага вперед, оглох, что ли? – Краузе легко толкнул Торопова в плечо, и тот сделал шаг.

И второй.

И третий.

Солнце померкло. Исчезло. Наступила темнота.

Он не услышал выстрела. Он – не услышал выстрела! И это – смерть? Эта темнота – смерть?

Торопов рухнул на колени, прижал руки к лицу.

Вверху над головой шумел ветер, скрипело дерево, терлось веткой о ветку. Вскрикнула какая-то птица.

Торопов медленно убрал руки от лица, открыл глаза.

Темнота не была кромешной. Вверху между ветками деревьев были видны звезды – Торопов не сразу сообразил, что эти мерцающие огоньки именно звезды. Нужно было поверить в то, что вместо дня его теперь окружает ночь. Что, сделав три шага, он вдруг оказался в другом времени…

В другом времени?

Торопов вскочил на ноги, оглянулся и вскрикнул – в лицо ему ударил луч света – яркий, твердый.

– Вам повезло, господин историк, – прозвучало из темноты. – У вас появился шанс.

Свет резал глаза, но Торопов не отводил взгляда и не пытался прикрыться рукой – по его лицу текли слезы, и он хотел, чтобы немцы их видели. Они должны понять, что он… Они должны поверить в его искренность. Должны.

– Ладно, – сказал Нойманн. – Сейчас прогуляемся к машине, а утром мы с вами поговорим. Надеюсь, за ночь у вас не пропадет желание сотрудничать со Службой Безопасности?

Линию фронта проскочили без проблем. Собственно, то, что это они линию фронта только что пересекли, Лешка сообразил не сразу, только когда заметил несколько осветительных ракет, взлетевших снизу, понял, что вот это вот и есть фронт.

Он, вытянув шею, попытался рассмотреть линии окопов, но ничего, кроме нескольких пунктиров трассирующих пуль, не увидел. Ночью все нормальные люди спят, напомнил себе Лешка и вздохнул.