Жнецы - Джон Коннолли

Что до самой квартиры, то она состояла из модерновой, редко когда используемой кухни, выходящей в гостиную, совмещенную со столовой. Все это на нижнем этаже, где располагалась и мастерская Ангела. На верхнем находились роскошная ванная, которую Луис держал исключительно для себя, своему партнеру оставив душевую по соседству; кабинет Луиса; скромных размеров гостевая комната со встроенной душевой (ни та, ни другая никогда не использовались), а также основная спальня со встроенными во всю стену шкафами (здесь по общему согласию и общими усилиями царил безукоризненный порядок, нарушаемый разве какой-нибудь случайной книжкой или журналом, а так – вид, как в каталоге дизайна интерьеров).

Да, и еще: за зеркалом в гостевой душевой скрывался оружейный сейф. Когда Ангел с Луисом проводили время в квартире, сейф был открыт. На ночь в спальне оба держали под рукой стволы. Когда квартира пустовала, оружейный сейф запирался, а зеркало скрупулезно возвращалось на первоначальное место с помощью запорного механизма, приводимого в действие маленьким, с мизинчик, перекидным выключателем за зеркалом. Уборку и текущее содержание квартиры Луис с Ангелом осуществляли сами – никаких людей с улицы, а также друзей и знакомых (да их, собственно, и было-то раз-два и обчелся).

Жили напарники, можно сказать, в условиях конспирации. Для связи использовали лимитные проплаченные мобильники, регулярно их меняя. Причем сами платежей не делали: одноразовые сотики в магазинах, разбросанных по четырем штатам, покупали бездомные, а затем трубки собирал и передавал посредник. Но и при этом сотовые использовались только в крайней необходимости. Звонки в основном делались из уличных таксофонов.

Интернета в квартире не было. Неподалеку, в съемном офисе одной из многочисленных подставных фирм Луиса, стоял стационарный компьютер, который напарники иной раз использовали для, так сказать, деликатных поисков. А зачастую для таких нужд годилось и случайное интернет-кафе. Общения по электронной почте Ангел с Луисом избегали, а когда требовалось, использовали Hushmail[5], через который отсылали зашифрованные сообщения или же встраивали шифры во внешне вполне безобидные писульки.

Расплачивались по возможности налом. В бонусных программах не участвовали. В метро пользовались проездными карточками. Их по истечении выбрасывали и брали новые, вместо того чтобы довносить на старые и таким образом экономить. Коммунальные счета оплачивали через юридическую контору. Освоили наиболее оптимальные пешие и автомобильные маршруты, где было минимум камер наблюдения, а для подсветки собственных машинных номеров использовали инфракрасные лампочки, ослепляющие видеокамеры, работающие примерно в таком же инфракрасном диапазоне.

Наряду с этим у них дома имелась и другая – более своеобразная, но не менее надежная – защита. Цокольный и первый этажи строения занимало съемное жилище одной пожилой дамы, миссис Эвелин Бондарчук. Миссис Бондарчук держала у себя пару звонкоголосых шпицев, а попутно приторговывала английским ситцем и костяным фарфором. Когда-то на свете обретался еще и мистер Бондарчук, но его много лет назад отнял у тогда еще юной супруги эпизод трагического непонимания, возникшего между господином Бондарчуком и проносящимся мимо поездом. Мистер Бондарчук был тогда пьян и спутал железнодорожные рейсы с общественной уборной, со всеми вытекающими последствиями.

С той поры миссис Бондарчук замуж так и не вышла. Отчасти потому, что никто не мог ей заменить горячо любимого, хотя и беспутного, супруга. А если и мог бы, то паче чаяния грозил оказаться таким же, а то и еще более непутевым, чем его предшественник. А зачем, согласитесь, такое отягчение в жизни. И вот с той давней поры уголок гостиной в гнездышке Эвелин превратился в ностальгический, хотя и слегка запыленный алтарь памяти почившего мужа, а нерастраченную любовь миссис Бондарчук теперь щедро изливала на поколения своих шпицев – животных, которых беспутными вряд ли назовешь.

Жилье миссис Бондарчук было с ограниченной квартплатой. Ежемесячно она перечисляла смехотворную сумму некоей «Лерой Франк пропертиз» – конторе с невнятным адресом где-то на Нижнем Манхэттене. Фирма «Лерой Франк» купила трехэтажку в начале восьмидесятых, и некоторое время миссис Бондарчук опасалась, как бы эта перепродажа не сказалась на плате за жилье. Но потом к ней пришло письмо с заверением, что все остается как есть, так что женщина могла теперь вздохнуть спокойно и жить-поживать в окружении шпицев в квартире, где обитала уже без малого тридцать лет. Более того, ей даже разрешили распространить свою сферу влияния на цокольный этаж, пустующий с той поры, как несколько лет назад ушел в мир иной его прежний владелец.

Миссис Бондарчук знала, что в городе такое было бы немыслимо, и позаботилась о том, чтобы в отношении нее подобная немыслимость сохранялась. О свалившейся на нее удаче женщина помалкивала. Сказала только своей доброй подруге миссис Ноти, и то лишь после того, как та торжественно поклялась, что будет как могила. Женщиной миссис Бондарчук была умной. Она понимала, что с ее трехэтажкой происходит что-то необычное, но, поскольку это не мешало ей жить, а скорее наоборот, она вела себя благоразумно и позволяла всему идти своим чередом.

Единственное существенное изменение произошло, когда супружеская чета наверху – оба бухгалтеры – с выходом на пенсию переехала жить в Вермонт, а на их месте обосновались двое. Сдержанный, импозантно одетый темнокожий мужчина и личность более мелкого размера и, судя по растрепанности, масштаба, да еще такого вида, что, того и гляди, влезет к тебе в окошко за драгоценностями (как оно бы, собственно, и обернулось, не приведи Ангела судьба встретить здесь своего партнера). Но новые жильцы оказались очень даже приличные, вежливые. Хотя, похоже, с гомосексуальными наклонностями – мысль, от которой миссис Бондарчук некоторое время не могла прийти в себя (по меркам этого фривольного города она жила целомудренной затворницей).

При любых неполадках, если таковые возникали в квартире, миссис Бондарчук звонила восхитительно учтивой молодой женщине по имени Эми, бравшей трубку от имени «Лерой Франк пропертиз». Вообще-то Эми брала трубку от имени многих фирм, из которых ни одна не испытывала ни нужды, ни желания физически обретаться в городской черте. «Лерой Франк пропертиз» владела в Нью-Йорке целым рядом объектов недвижимости. Из них жилым было лишь одно помещение – та самая трехэтажка в Верхнем Вестсайде. Что касается Эми, то у нее имелось четкое указание на все просьбы и обращения миссис Бондарчук реагировать незамедлительно, решая проблемы максимум к вечеру того же дня. Для этого за хорошую плату на объект отбывал соответствующего уровня сантехник, электрик или плотник, в зависимости от того, в ком из них возникала надобность. В столе у Эми лежала папка со списком лиц, утвержденных на обслуживание нужд «Лерой Франк» применительно к данному строению.

Своих верхних соседей миссис Бондарчук знала по именам и называла их соответственно «мистер Луис» и «мистер Ангел», но, конечно же, никогда не увязывала темнокожего Луиса с «Лерой Франк пропертиз», даром что название «Лерой Франк» не так уж далеко отстоит от «Le Roi Francais» – «французский король». Королей, как известно, правило множество, но самым ходовым именем среди них было, безусловно, Луи, то есть Луис. Нет, таких аналогий миссис Бондарчук не проводила, потому как не считала нужным совать нос куда не просят. Денег ей вполне хватало на то, чтобы жить вполне себе комфортно. Соседи соблюдали тишину, и жизнь уютно протекала под тявканье ее счастливых шпицев и успокоительное звучание оркестра Мантовани, у которого, как выяснилось, под каждый перепад настроения имеется своя пластинка.