Капля яда. Бескрайнее зло. Смерть на склоне (сборник) - Джадсон Пентикост Филипс

– Ну что, за ленч, мои дорогие? Сейчас возьмусь за овощи.

Пол Таунсенд работал во дворе у низенькой каменной стенки. Он был в отпуске. Учебный год кончился, и Джини крутилась рядом. Миссис Пайн отдыхала на веранде. Каждый был на виду.

Мистер Гибсон замкнулся в себе и строил в голове планы.

Таинственное страдание Розмари было невыносимо. Прежде всего необходимо выяснить, что ее расстроило. Затем принять меры, чтобы причина не могла и дальше ее нервировать. Осознав, что требуется предпринять, Гибсон почувствовал себя намного увереннее.

Однако пообещал себе, что не будет пытаться выведать все у Этель. Хотя не сомневался, что ей все известно, потому что считал ее мудрой и более внимательной к окружающему, чем он сам. Нет, он выяснит, что происходит с Розмари, самым простейшим способом. Спросит ее саму. Но спросит наедине.

Решено. Вечером он сделает над собой усилие и преодолеет рутину. Когда Этель, как водится, объявит, что пора ложиться спать – наступает ночь, никаких гостей, в мире неподвижность и безмолвие, – он не позволит сестре уложить себя в постель, что она постоянно проделывала, хотя Гибсон больше в ее помощи не нуждался. Скажет, чтобы она ложилась сама, а Розмари попросит задержаться. «Этель, я хочу поговорить с Розмари наедине. Ты не возражаешь?»

Не станет же она возражать! С какой стати? Все пройдет гладко. Но, успокаивая себя, Гибсон все же ясно видел картину: Этель с умным видом снисходительно и немного удивленно улыбается, кивает. «Конечно, нет, с чего ты взял?» И от этой картины ему сделалось не по себе.

У нее будет тот же вид, что у девушки в больнице. Разве есть что-то необычное или даже смешное в том, что он любит жену? Перестань! Не надо быть настолько чувствительным. Действуй! Но когда они останутся одни, как обратиться к Розмари и добиться откровенности?

После ленча Гибсон проковылял в гостиную и стал думать, какие слова сказать Розмари. Он поведет себя с ней ласково, но настойчиво. Это был час сиесты, но на сей раз он не отправился в свою спальню-кабинет, чтобы закрыть ставни и улечься под одеяло. Стоял, глядя в восточное окно – смотрел, но не видел, как обнаженный по пояс Пол Таунсенд, раз за разом наклоняясь, что-то делал в дальнем конце лужайки за домом. Он посвящал все дни своего отпуска работам по саду.

Гибсон слышал, но не придал значения, что на кухне разговаривали женщины. Знал, что миссис Вайолет гладила, а Этель и Розмари, как обычно, мыли посуду.

Он продолжал размышлять, как поведет себя с Розмари, когда неожиданно услышал ее громкий голос: она кому-то взволнованно возражала. Слов он не разобрал.

Хлопнула дверь кухни. Гибсон увидел, как распрямился и поднял голову Пол Таунсенд. Краем глаза заметил, что из кухни, спотыкаясь и несколько растерянно, вышла Розмари.

Гибсон увидел, как Пол бросил надетый на длинную ручку рыхлитель и поспешил к ней. Его голова заботливо склонилась к Розмари. Она рыдала. Пол протянул к ней руки, и Розмари рухнула в его объятия, словно по-другому не могла.

Гибсон дернулся и отвернулся. Он больше ничего не видел. Гостиная его ослепленным светом глазам показалась темной, словно ночью. Он, видимо, издал какой-то звук, потому что услышал голос Этель:

– В чем дело? – и понял, что она в комнате. Пришла посмотреть из-за его спины в окно. А затем крепко взяла его под локоть.

Повела к его креслу, потому что он был настолько потрясен, что не мог идти сам. Но через мгновение взгляд Гибсона прояснился, и он почувствовал себя совершенно спокойным и удивительно свободным. Усевшись в кожаное кресло, Гибсон аккуратно положил свою трость рядом с собой.

– Что ты такого сказала, что заставила ее так рыдать? – тихо спросил он.

Этель крепко сжала губы, потом ласково ответила:

– Ничего страшного, дорогой. Всего-то навсего Розмари предпочла неверно истолковать мое очень простое замечание. Решила, что я ее упрекаю. Уж очень она эмоциональна. – Сестра коснулась его колена. – Мне жаль, что мы видели то, что видели. Только не придавай этому слишком большого значения. Пока.

– Что значит пока? – резко спросил он.

Этель тяжело вздохнула:

– Мне жаль это говорить, Кен. Но ты был таким дурачком.

– Вот как? Но все, что я намеревался сделать… – он с трудом приводил в порядок мысли и подбирал слова, – устроить все так, чтобы ей было хорошо (слова «в первую очередь» он все-таки опустил).

– Не сомневаюсь, у тебя все получилось. – Сестра тепло посмотрела на него. – Но ты когда-нибудь пытался заглянуть вперед? Догадывался, что Розмари не останется прежней девушкой?

– Догадывался.

– Она молода. Во всяком случае, по сравнению…

– Знаю, знаю.

– Когда болела, то чувствовала себя старой. Но лет ей немного. И больше она себя старой не чувствует.

Гибсона возмутила простота сказанного, и он еще раз повторил:

– Знаю.

– Но самая большая глупость, мой бедолага Кен, привезти ее сюда и поселить рядом с таким мужчиной. Мужчиной, у которого даже хобби такое же, как у нее! Ты сам практически устроил то, что случилось.

Гибсон никак не мог переварить эту новую мысль. Ничего похожего в его сознании раньше не всплывало. Розмари и Пол!

– Они… они… – пробормотал он.

– Они сдружились. Розмари хорошая девушка и предана тебе. Но она моложе.

«Знаю!» – мысленно крикнул он.

– А он по возрасту ей вполне подходит и к тому же мужчина привлекательный. Остальное предсказать нетрудно. – В голосе сестры звучала грусть.

Гибсон не шевелился, обдумывая свою недальновидность. В чем она заключалась? В том, что он снял этот дом. Сам он последствий предсказать не мог. Ничего подобного ему на ум не приходило.

– Как все красивые мужчины, он немного испорчен, – продолжила Этель. – Безрассуден. Не обладает самодисциплиной, не может не расточать обаяние. Невольно излучает магнетизм. Бедняга Розмари. Ее ты тоже не должен винить. Она не подозревала, как ее потянет к нему. Но тело диктует свои правила, и с ними человек не в состоянии бороться. Надо немедленно отсюда съезжать, братец.

Но Гибсон все обдумывал свое преступление.

По большому счету он обманул сестру: наболтал, что ни сном ни духом, а у самого ведь было дурное предчувствие. Сейчас вспомнил. А тогда легко, эгоистично, в глупом восторге забыл. Конечно, он не может винить Розмари. И вслух сказал:

– Я ее не виню.

– Какие могут быть упреки, раз ты все понял? Она просто не сумела с собой совладать.

– Она-то да… – Гибсон представил, насколько больно Розмари. – А Пол?

– Если быть откровенной… – сказано было таким тоном, словно до сих пор она от него что-то скрывала, – я не представляю, насколько Пол ею увлечен. Она, конечно, некрасива, хотя очень мила и хорошо воспитана. К тому же находится рядом. Соседство – великий стимул.