Перекрестный огонь - Миюки Миябэ

— Разве обычный человек может бороться с дьяволом? Если дьявол нападет на тебя, надо просто бежать, бежать со всех ног!

— Да, конечно, — улыбнулась ей Дзюнко. — Ладно, спасибо тебе за все. — Она поднялась со скамейки.

— Домой возвращаешься?

— Естественно. Что мне еще остается? Я ведь тоже всего лишь обычный человек.

«Н-да, наглая ложь. Я вовсе не обычный человек. Я заряженный пистолет. Всегда в поисках цели. Подходящей цели».

— Я ухожу, но не могла бы ты сказать мне, в каких местах обычно бывает Асаба? Понятно, прошел уже целый год, как ты от них ушла, но он наверняка не изменил своих привычек.

— И ты туда пойдешь?

Дзюнко улыбнулась:

— Нет, не пойду. Я ведь уже сказала. Что я могу сделать?

Нобуэ явно усомнилась в ее словах. Похоже, она начала побаиваться Дзюнко.

— Они всегда тусовались в «Плазе». Так что не знаю, куда они перебрались теперь, когда «Плаза» закрылась. Кроме этого бара, они просто гоняли по окрестностям на машинах, заезжая в мелкие магазинчики и ночные кафе…

— А ты, случайно, не знаешь, с кем Асаба может тусоваться сейчас? Ну, вроде тех братьев Такада, про которых ты рассказывала?

Нобуэ покачала головой:

— Нет, я ведь говорила, что не знаю. В лицо я их знала, но кто они и откуда — понятия не имею. Так уж было заведено у нас. Только мы с Асабой хорошо знали друг друга, потому что выросли вместе.

— А как вы встречались?

— По вечерам или в выходные, стоило зайти в «Плазу», обязательно кого-нибудь встретишь.

Они знали друг друга в лицо, вместе проводили время, встречались. Но ни имен, ни каких-либо подробностей друг о друге они не знали. Они, в сущности, были незнакомцами, не пуская друг друга в свою жизнь. Вряд ли это можно назвать дружбой.

— Но разве ты не звонила кому-нибудь из них иногда?

— Звонила, да. Но после всего этого кошмара папа выбросил мой мобильник и адресную книжку тоже.

Дзюнко с сожалением цокнула языком. У Нобуэ расширились глаза. Она уловила перемену в настроении Дзюнко.

— Не сердись… Я правду говорю, — тихо пролепетала Нобуэ.

— И ты не знаешь, где сейчас живет мать Асабы?

— Представления не имею. Зато я знаю, где похоронен его отец.

— Похоронен? Значит, его отец умер?

— Да, умер, когда Асабе было тринадцать лет. Повесился.

— Самоубийство?

— Ага. Фабрику закрыли, и он потерял работу.

Дзюнко вздрогнула, вспомнив разговор на заброшенной фабрике. Так вот о чем они говорили!

«Асаба, откуда ты прознал про это место?» — «Старик мой когда-то здесь работал». — «Да ведь это было давным-давно, нет? Он чё, с тех пор так и не работал?» — «Тебе-то что за печаль?»

Значит, речь шла об отце Асабы? Надо было сообщить об этом полиции. Ведь она, Дзюнко, всего лишь дилетант, ей ни за что не проследить путь от бывшего работника бывшей фабрики до Асабы. Это дело полиции. Время идет, а она до сих пор не знает, где могут держать Нацуко. Она может располагать только той ничтожной информацией, какую сумела собрать.

— Как звали отца Асабы?

— Ну, наверное, тоже Асаба.

— Где его могила?

— В Аясе, возле храма Сайходзи.

— Откуда ты про это знаешь?

Нобуэ поежилась от такого напора Дзюнко:

— Ну, я там была пару раз…

— Зачем?

— Не знаю. Асаба входил туда один, а я ждала. Это старинный храм, днем туда можно свободно заходить.

— Спасибо. — Дзюнко развернулась и пошла прочь. «Телефон. Надо срочно найти телефон!»

Нобуэ вскочила на ноги и окликнула ее:

— Эй, Дзюнко!

Дзюнко, не останавливаясь, только помахала в знак прощания.

— Кто ты такая на самом деле? Что ты собираешься сделать?

Лучше Нобуэ не знать об этом. Дзюнко не ответила и ускорила шаг.

Лучше им никогда больше не встречаться. Лучше девушке обрести свое нехитрое счастье в спокойной жизни с родителями.

Дзюнко очень хотелось, чтобы Нобуэ поняла, что ужасные шрамы на ее спине оставили не только чужие руки, но и она сама, связавшись с подонками и так круто изменив свою жизнь. Но больше всего Дзюнко хотелось, чтобы Нобуэ осознала, что Асаба все еще дорог ее сердцу.

«Надеюсь, что ты осознаешь это, — молилась про себя Дзюнко. — Потому что я знаю, какая судьба ждет тех, кто лишает жизни ни в чем не повинных людей от скуки, злобы и жадности. Их судьба известна, по крайней мере, если я, Дзюнко Аоки, возьму их на прицел».

Территория фабрики в Таяме была обнесена лентой с надписью: «Хода нет». Перед ней толпилась кучка зевак, изнывающих от любопытства.

Тикако Исидзу стояла внутри этого ограждения и разглядывала стены старой фабрики. Стальные детали конструкции местами потрескались, краска облупилась, желоб водостока переломился, и концы его свисали с края крыши. Обветшалое строение напоминало сгорбленного, замерзшего старика, у которого даже не было пальто, чтобы защититься от студеного ветра.

Никто не видел никакого огня. Тикако снова и снова обдумывала ситуацию.

Осмотр места продолжался, и оперативники в синей униформе работали весьма сноровисто. Клочок земли, где стояла Тикако, сразу возле ограды, уже был тщательно прочесан на предмет улик, и проверка только что завершилась. Все остальные участки были перекрыты, даже оперативно-следственной бригаде пришлось топтаться на узкой огороженной тропке.

Все четыре тела находились по-прежнему внутри помещения. Работу полиции затрудняли темнота и отсутствие электричества, отчего фотографирование заняло много времени. Судебные фотографы попробовали применить высокочувствительную пленку, но ничего из этого не вышло, и теперь они устанавливали генератор и специальные осветительные приборы, чтобы провести съемку заново.

Нашлось свидетельство о том, что либо нападавший, либо жертвы заранее знали о том, что здесь нет света. Рядом с одним из трупов был обнаружен фонарик — они явно готовились к тому, чем намеревались здесь заняться.

Единственный вход в здание носил следы взлома: на левой стороне двери отсутствовали петли. Попасть внутрь можно было только этим путем. На замке на главных воротах видимых повреждений не было.

Сейчас оба входа, и главные ворота, и боковая дверь, были распахнуты, и возле них стояли на страже полицейские. В дверях, впрочем, висел голубой пластиковый занавес, скрывая от любопытных взглядов то, что происходило внутри, но всякий раз, когда северный ветер колыхал его, зеваки привставали на цыпочки и, вытянув шею, пытались заглянуть внутрь.