Кот, который читал справа налево - Лилиан Джексон Браун

Внезапно Као Ко Кун, глядевший на огонь у камина, издал леденящий душу вой. Это высказывание сиамского кота Квиллер не смог истолковать, но больше всего оно было похоже на предзнаменование.

В четверг в «Дневном прибое» появился краткий биографический очерк Квиллера о художнике. Его героем был дядюшка Вальдо. Квиллер тактично избегал оценки художественного таланта пожилого человека, построив свой очерк на анализе философии мясника в тот период жизни, когда он прекратил продавать жареную требуху хозяйкам из среды своего мелкобуржуазного окружения.

Появление очерка возобновило интерес к картинам дядюшки Вальдо, и плохонькая галерея, где были выставлены его работы, продала все пыльные холсты с изображением кудрявых овечек и убедила старика возобновить свое творчество.

Читатели прислали редактору отзывы с одобрением очерка Квиллера. Внук дядюшки Вальдо, водитель грузовика, пришел в редакцию с подарком для Квиллера — десятью фунтами домашней колбасы, которую бывший мясник собственноручно приготовил. Сам Квиллер в пятницу вечером привлек внимание посетителей пресс-клуба, когда развернул сверток.

В баре он встретил Арчи Райкера и Одда Банзена и заказал свой неизменный томатный сок,

— Вы, должно быть, превосходный знаток этого дела?

Квиллер поднёс стакан к носу и задумчиво вдохнул букет.

— Простой напиток, — сказал он, — но в нём есть наивное обаяние.

Дым от сигары мистера Банзена неудачно заглушил букет.

— Надо думать, эти томаты поступили из… — он сделал маленький глоток и покатал сок языком, — из Северного Иллинойса. Очевидно, томатная плантация располагалась у оросительного канала, получая утром солнце с востока, а после обеда — с запада. — Он сделал второй глоток. — Моё чутье подсказывает мне, что томаты были сорваны утром — во вторник или среду — фермером, чьи пальцы заклеены лейкопластырем. На языке у меня остается привкус ртути и хрома.

— У вас хорошее настроение, — сказал Арчи.

— Да, — ответил Квиллер. — Я ухожу из пластикового дворца. Собираюсь снять квартиру у Маунтклеменса.

Арчи от удивления чуть не выронил свой стакан, а Одд Банзен поперхнулся дымом от сигары.

— Меблированная квартира на первом этаже. Очень комфортабельная. И плата всего пятьдесят долларов в месяц.

— Пятьдесят! Что-то здесь не так, — задумчиво сказал Одд

— Всё так. Просто он не хочет, чтобы дом пустовал, когда его нет в городе.

— Какой-то подвох здесь есть, — настаивал Одд. — Старый Маунти слишком скуп, чтобы отдать что-нибудь просто так. Надеюсь, он не рассчитывает использовать вас в качестве сиделки для кота, пока его нет в городе?

— Мысль, достойная циничного фоторепортёра. Вам не приходило в голову, что он человек иных правил?

Ему ответил Арчи:

— Одд прав. Когда наш посыльный идет на телеграф, Маунтклеменс даёт ему множество попутных заданий и никогда не платит чаевых. Правда ли, что он собрал полный дом ценных произведений искусства?

Квиллер неторопливо отпил глоток томатного сока.

— Он собрал много хлама, но кто знает, представляет ли это какую-нибудь ценность? А кот очень симпатичный. У него длинное китайское имя, сокращенный вариант звучит как Коко. Маунтклеменс говорит, что котам нравятся повторяющиеся слоги.

— Бред сумасшедшего, — сказал Одд.

— Это сиамский кот. И голос у него как сирена у кареты «скорой помощи». Знаешь что-нибудь о сиамских котах? Это уникальная порода. Они даже умеют читать.

— Читать?

— Он читает газетные заголовки, но только свежие публикации.

— Что этот суперкот думает о моих фотографиях? — спросил Одд.

— Согласно Маунтклеменсу, сомнительно, что кот может распознавать рисованные изображения, но он думает, что кот испытывает удовольствие от созерцания картин. Коко предпочитает современное искусство старым мастерам. Моя теория — он чувствует свежие краски посредством обоняния. То же самое со свежей типографской краской на газете.

— Что представляет собой дом? — спросил Арчи.

— Старый. Вокруг всё приходит в упадок, но Маунтклеменс нежно любит это место. Могут быть взорваны все дома вокруг, но, как говорит Маунтклеменс, от своего дома он никогда не отречется. Ты бы видел, что там внутри! Люстры, резная деревянная обшивка, высокие лепные потолки.

— Пыльный кошатник, — произнёс Одд. — Маунтклеменс живёт на верхнем этаже, а нижний этаж он разделил на две квартиры. Я занимаю! переднюю. Соседняя свободна. Это тихое, приятное место, за исключением моментов, когда кот издаёт пронзительные звуки.

— А как тебе понравился обед, которым угостил тебя Маунтклеменс в среду?

— Если бы вы отведали его стряпню, вы бы простили его за то, что он выражает свои мысли подобно персонажу из пьесы Ноэля Кауэрда.

— Я не понимаю, как он ухитряется готовить такие блюда со своей рукой?

— Что вы имеете в виду?

— Что с ней?

— У него искусственная рука, — сказал Арчи. — Без шуток! Она выглядит как настоящая, разве только неестественно прямая. Вот почему он надиктовывает свои заметки. Он не может печатать.

Некоторое время Квиллер обдумывал всё это.

— Я чувствую себя виноватым перед Маунтклеменсом, — сказал журналист после паузы. — Он живет как отшельник. Он считает, что критику не следует близко сходиться с художниками, тем более что искусство — его главное увлечение. Возьми хотя бы это стремление сохранить старый дом.

— Что он сказал о состоянии искусства в нашем городе? — спросил Арчи.

— Забавно, но мы почти не говорили об искусстве. Главным образом мы говорили о котах.

— Видите? Что я вам говорил? — закричал Одд. — Маунти готовит тебя к тому, чтобы ты ухаживал за котом. И не платить при этом чаевых!

В конце недели закончилась не по сезону тёплая для февраля погода. Температура упала, и Квиллер с первой получки купил теплое твидовое пальто, серое в белую крапинку. Большую часть уикенда он провёл дома, наслаждаясь своей новой квартирой. В ней была комната с нишей, в которой стояла кровать, была небольшая кухонька и то, что Маунтклеменс назвал бы ambiance[1]. Квиллер назвал это кучей старья. Тем не менее ему там нравилось. Это был его новый дом, кресла были очень удобные, а в газовом камине лежали поленья, имитирующие настоящие. Сверху над камином висела одна из наименее удачных — по версии владельца — картин Моне.

Единственное, что не очень устраивало Квиллера, так это тускловатое освещение. Казалось, что маломощные лампочки были установлены Маунтклеменсом с целью экономии. В субботу Квиллер сходил в магазин и купил несколько лампочек.