Тень Гегемона - Орсон Скотт Кард

Раз Бобу приходилось скрываться, то могли найтись места и похуже Араракуары. Город, названный по одной разновидности попугаев, сохранился как музейный экспонат - с булыжными мостовыми и старыми зданиями. Здесь не было каких-то особо красивых домов или живописных сооружений - даже собор выглядел довольно будничным и не очень древним, построенным в двадцатом столетии. И все же здесь чувствовался дух какой-то более спокойной жизни, общий некогда для всей Бразилии. Промышленный рост, превративший близкий город Риберао-Прето в раздутый мегаполис, Араракуару как-то миновал. Люди здесь были достаточно современными - общий слышался на улицах наравне с португальским, - но здесь Боб чувствовал себя дома, как не бывало нигде в Греции, где жизнь общества деформировалась двумя противоречивыми стимулами - стать полностью европейцами и так же полностью остаться греками.

- Чувствовать себя дома - это не нужно, - говорила сестра Карлотта. - Мы нигде не можем задерживаться надолго.

- Ахилл - дьявол, - возразил Боб. - А не Бог. Повсюду ему не дотянуться. Он не найдет нас, не имея следов.

- А ему повсюду и не надо. Только туда, где мы.

- Ненависть его слепит, - сказал Боб.

- А страх придает сверхъестественное чутье.

Боб усмехнулся - эта игра велась между ними давно.

- А может, это не Ахилл стоит за похищением детей.

- Может, не тяготение держит нас на земле, - в тон ему ответила сестра Карлотта, - а другая сила с теми же свойствами.

И тоже усмехнулась.

Сестра Карлотта была отличным спутником. У нее было чувство юмора. Она понимала шутки Боба и шутила сама. Но более всего она любила молча сидеть часами, делая свою работу, пока Боб занимался своей. В разговорах они выработали некоторый таинственный язык - там, где они оба знали все важное, и об этом достаточно было лишь упомянуть, чтобы тебя поняли. Это не то чтобы у них было родство душ или созвучие их. Просто их жизнь была очень похожа в ключевых пунктах: оба они скрывались, были отрезаны от друзей, и один и тот же враг хотел смерти их обоих. Им не о ком было сплетничать, потому что они никого не знали. Они не вели пустой болтовни, потому что у них не было других интересов, кроме главной работы - выяснить, где прячут остальных детей, определить, какому государству служит Ахилл (не приходилось сомневаться, что скоро это государство будет служить ему), и пытаться понять, как меняется мир, чтобы вмешаться в этот процесс и, даст Бог, повернуть историю в лучшем направлении.

По крайней мере такова была цель сестры Карлотты, и Боб вполне готов был принять в этом участие, поскольку работа на первые две цели совпадала с работой ради последней. Но он не был так уверен, что его интересует будущий ход истории.

Однажды он сказал об этом сестре Карлотте, но она только улыбнулась.

- Тебя не волнует мир вокруг тебя, - спросила она, - или будущее в целом, в том числе твое собственное?

- Не понимаю, почему я должен так четко определять, что именно меня не волнует.

- Потому что если тебе безразлично твое будущее, тебе будет и все равно, доживешь ли ты до него, и не надо будет пускаться на все эти ухищрения, чтобы остаться в живых.

- Я - млекопитающее, - сказал Боб. - И бессознательно стараюсь жить вечно, хочется мне того или нет.

- Ты - дитя Божие, и потому тебе небезразлично, что станется с детьми Его, хочешь ты это признать перед собой или нет.

Не отработанный ответ сестры Карлотты взволновал Боба, потому что такого ответа он и ожидал; он даже провоцировал этот ответ, потому что (как говорил он себе) ему было приятно слышать, что если Бог есть, то ему небезразличен Боб. Его обеспокоила темная тень, промелькнувшая по лицу сестры Карлотты. Мимолетная, еле заметная, которую он бы и не заметил, если бы не изучил это лицо так хорошо и не знал, что оно редко мрачнеет.

Что-то в моих словах ее огорчило. И при этом она попыталась скрыть огорчение от меня… А что я сказал? Что я млекопитающее? Она привыкла к моим подколкам насчет религии. Что я могу не хотеть жить вечно и она волнуется, что я в депрессии? Или что я попытаюсь жить вечно, вопреки своим желаниям? Может быть, она боится, что я умру молодым. Ну, для этого мы и оказались в Араракуаре - чтобы помешать моей безвременной смерти. Для нее это тоже важно.

Но Боб не сомневался, что если бы на него наставили пистолет, сестра Карлотта закрыла бы его своим телом. Этого он не понимал. Он бы не сделал этого для нее или для кого бы то ни было другого. Он бы крикнул ей, отдернул бы в сторону, помешал стрелку - сделал бы все, чтобы дать им обоим разумный шанс выжить. Но не пошел бы на верную смерть, чтобы спасти ее.

Может быть, это просто женский поступок? Или поступок взрослого ради ребенка - отдать свою жизнь, чтобы спасти чужую? Решить, что твоя жизнь стоит меньше, чем жизнь другого. Боб не понимал, как у человека может быть такое чувство. Он никогда не пытался подавить собственный инстинкт самосохранения, но сомневался, что это могло бы получиться. Да, но старшие, быть может, охотнее расстаются с жизнью, уже растратив почти весь начальный капитал. Конечно, для родителей имеет смысл жертвовать жизнью ради детей, особенно если они уже слишком стары, чтобы завести новых. Но у сестры Карлотты детей никогда не было. И готова она была умереть не ради одного только Боба. Она бы приняла на себя пулю, предназначенную незнакомцу. То есть она ценила свою жизнь меньше любой другой. И это было Бобу абсолютно непонятно.

Выживание не наиболее приспособленных, а меня лично - это же цель, заложенная в самое ядро моего существа. Это первопричина, лежащая в основе всех моих действий. Бывали моменты, когда я испытывал сочувствие - да, и не только к джишу Эндера. Я заведомо посылал людей на верную смерть, и я глубоко скорбел о них, но я их посылал, и они шли. А я на их месте поступил бы так же? Подчинился бы приказу? Пошел бы погибать, чтобы спасти неизвестные будущие поколения, которые даже имени моего знать не будут?

Боб в этом сильно сомневался.

Он был рад служить человечеству, если это значило служить заодно и себе. Биться с муравьеподобными плечом к плечу с Эндером и другими ребятами - в этом был смысл, потому что, спасая человечество, он спасал Боба. И если, умудряясь оставаться в живых, он при этом был колючкой б шкуре Ахилла, заставляя его быть менее осторожным, менее мудрым и потому более уязвимым - что ж, это был приятный побочный эффект; преследуя цель собственного выживания, Боб заодно давал человечеству лишний шанс избавиться от этого чудовища. А поскольку лучшим способом выживания было найти Ахилла и убить его раньше, чем он убьет Боба, он мог оказаться величайшим благодетелем человечества в истории. Хотя, думая об этом сейчас, Боб не мог вспомнить ни одного убийцу, которого человечество произвело бы в герои. Разве что Брут, но и то в его репутации были свои плюсы и минусы. А вообще-то убийц история презирала. Может быть, потому, что жертвы успешных убийств не рассматривались как угроза человечеству. К тому времени, как общественное мнение приходило к выводу, что тот или иной монстр заслуживает смерти, этот монстр уже набирал такую власть и становился настолько подозрителен, что даже возможности его ликвидации не оставалось.