Вечный ястреб - Дэвид Геммел

— Пусть думают, какой от этого вред, — мягко промолвил Леннокс.

— Такой, что меня это раздражает, — нахмурился Лейн. Не знай Гаэлен, что они братья, он нипочем бы об этом не догадался. Лейн, хотя и высокий, был стройным юношей с тонким лицом.

— Не знаю, с чего бы, Лейн, — улыбнулся Леннокс. — Голова у нас ты.

— Чепуха. А ты что молчишь, кроха? — обратился Лейн к Гвалчмаю.

— Думаю про Агвейна. Не хотелось бы никого злить.

— На тебя он долго злиться не будет, а я тобой просто горжусь. Что скажешь, Леннокс?

— Не у всякого бы хватило духу остаться. Ты, Гвалч, об этом не пожалеешь, точно тебе говорю.

— Как по-вашему, они будут еще задирать Гаэлена? — спросил Гвалч.

— Нет, — ответил Лейн. — Агвейн, когда подумает хорошенько, поймет, что Гаэлен вел себя, как… как настоящий горец. И почувствует к нему уважение.

Гаэлен покраснел и не сказал ничего.

— Думаю, пора нам рассказать Гаэлену про Охоту, — решил Лейн.

Касваллон помялся у двери, закусив губу — он думал, что оставил эту привычку в далеком детстве, но нет. Ожидание перед дверью Леофаса оживило в нем крайне неприятные воспоминания.

Ребенком Касваллон стащил из дома первого поединщика Леофаса кинжал. Камбил донес об этом своему отцу Падрису, усыновившему Касваллона, а тот пришел в ярость и отправил мальчика с покаянием к Леофасу.

Тогда он топтался под дверью точно так же, как и теперь.

— Дурак, — сказал себе взрослый Касваллон, но делу это не помогло. Он набрал в грудь воздуха и постучался.

Леофас впустил его и, не здороваясь, указал на стул перед очагом. Касваллон скинул плащ, сел. Пол большой комнаты устилали козьи и волчьи шкуры, на стене висела медвежья, запыленная и облезлая.

— В последнее мое посещение ты меня отлупил ремнем, — напомнил Касваллон, вытянув ноги к огню.

— За дело, сколько мне помнится, — ответил Леофас — невысокий, но широкий в плечах, с толстой шеей и густой, с седыми нитями, бородой. Его голубые глаза смотрели остро и неприветливо.

— За дело, да.

— Говори, зачем пришел, — отрезал хозяин дома.

Касваллон встал, пряча гнев.

— Нет, навряд ли. Я уже не мальчик, укравший у тебя нож — с тех пор я вырос. Я пришел сюда по совету Маггрига, который мне показался разумным, но твою грубость терпеть не стану.

Когда Касваллон протянул руку к плащу, Леофас, подняв брови, спросил:

— Не хочешь ли выпить, парень?

Касваллон помедлил, убрал руку.

— С удовольствием.

Леофас принес две кружки эля и сел напротив.

— Ну, так что же тебя привело ко мне?

— Поговорим прежде начистоту. В молодости ты разбойничал по всей округе, умножая свои стада — с чего же ты на меня-то так взъелся?

— Люблю, когда люди говорят прямо. Вот тебе такой же прямой ответ. Когда я был молод, кланы открыто воевали между собой и никто не знал, что такое богатство. Скот угоняли, чтобы не умереть с голоду. Но времена изменились, и горцы стали зажиточными. Когда ты начинал, я восхищался тобой как смелым и хитрым парнем, однако ты и разбогатев остался разбойником. Тогда я понял, что твои вылазки — не средство, а цель. Мужчине порой приходится рисковать жизнью ради своей семьи, но ты рискуешь ею ради собственного удовольствия. Большинство горцев ценят свой клан — ведь мы как одна большая семья и все друг от друга зависим. О сиротах заботятся, и никто не голодает, пока другой обжирается. Но тебе, Касваллон, дела нет до сородичей. Ты избегаешь всякой ответственности, и самое твое существование разъедает то, на чем держится клан. Дети тебе подражают, рассказывают о твоих подвигах, хотят быть такими, как ты. Ты у нас горец из прошлого, оживший миф.

За твои любовные похождения тебя прозвали Касваллоном-Кукушкой. Женщины от тебя без ума — это я понимаю и не ставлю тебе в укор, но зачем же делать сына чужой жене и тем губить жизнь ее мужа? Он ее обожает, а она предает его любовь ради пары бурных ночей с тобой. Потом ты уходишь, погубив заодно и ее.

Что до воровских твоих дел, то они сбивают с пути горцев из других кланов. Прошлой осенью я поймал трех Паллидов с моим племенным быком и вынужден был отрезать им пальцы — таков закон. А почему им вздумалось идти воровать? Потому что Касваллон увел быка у Паллидов. Я все сказал — очередь за тобой.

Касваллон слушал Леофаса с тяжелым сердцем, но не мог опровергнуть ни единого обвинения.

— Для начала хочу сказать вот что: все это правда, но злого умысла у меня никогда не было. Ты говоришь — кукушка, но ведь мужчина иногда поддается себялюбивым желаниям и оправдывает себя тем, что дарит кому-то немного счастья. Я извлек уроки из прошлых ошибок и своей жене ни разу не изменял. И о набегах я не жалею, потому что получил от них много радости. Моим подражателям остается пенять на себя, ведь я не меньше их рисковал. Да и не краду я больше скот, это тоже в прошлом. К тебе я пришел из-за аэниров. Я не ищу ни твоей дружбы, ни твоего одобрения, но аэниры — убийцы, и скоро они начнут войну с кланами.

— Лорд-ловчий у нас Камбил. Ты уже говорил с ним?

— Сам знаешь, что нет. Не говорил и не стану. Если я скажу Камбилу, что овцы едят траву, он начнет кормить их говядиной.

— Твоя правда, — кивнул Леофас. — И насчет аэниров я с тобой тоже согласен, но Камбил думает по-другому. Он хочет с ними торговать и пригласил аэнирского капитана посмотреть Охоту.

— Камбил не видел взятия Атериса.

— Зато ты видел — и очень после этого изменился.

— Не отрицаю.

— Как дела у парнишки, которого ты к себе взял?

— Хорошо. Твои ребята, кажется, его выручили, хотя он об этом говорить не желает.

— Они тоже, но я слышал об этом. Они молодцы. Лейн не дал Агвейну тронуть твоего, а Леннокс поддержал брата. Мне есть чем гордиться, нелегко ведь детей без матери вырастить.

— Они тебе делают честь.

— А Гаэлен тебе. Один против всех вышел, не побоялся.

— Этим он обязан себе одному. А ты? Готов выступить на совете против Камбила?

— Если дело касается аэниров, то да.

— Тогда я не стану больше занимать твое время.

— Ты даже эль не допил. Посиди еще. Гости ко мне не часто заходят.

Они сидели еще около часа, пили эль и беседовали. Касваллон подумал, что Леофасу, должно быть, одиноко живется: жена у него умерла шесть лет назад, а другой он так и не взял. После кончины Падриса он не захотел быть лордом-ловчим, сказав, что здесь нужен человек помоложе — но в совете по-прежнему заседал, и к нему прислушивались.

— Как по-твоему, сколько времени у нас до вторжения? — спросил он. Его глаза оставались ясными, несмотря на выпитый эль.